Другая семья

Молодец какая. Заботливая. Надо ей хорошие чаевые оставить. И кофе тоже хороший – крепкий, приличного сорта. И яичница тоже с выдумкой – два желтых глаза, нос из маленького помидора и улыбающийся рот из вырезанной полоски огурца. Даже улыбнуться ей в ответ хочется. Каков повар затейник, надо же! Молодец…Но в первую очередь кофе, конечно же!

Он и не помнил, откуда взялась эта привычка – сначала выпивать чашку кофе, потом уж завтракать. Кажется, мама всегда делает так же… Надо у нее спросить. Хотя Клара Георгиевна всегда этой его привычке ужасается – боже, Филипп, как так можно, желудок испортишь! Надо сначала выпить стакан теплой воды, потом овсянки поесть, а потом уж крепкий кофе… Не станешь же ей объяснять, что он так привык, что ему больше так нравится!

Смешно, но и яичница в кафе ему казалась вкуснее, чем дома. Хотя чего там сравнивать? Просто яйца на сковороде, и все. Никакой разницы нет. Ну, может, разница только в огуречной улыбке, но вкуса-то она все равно не меняет. Тогда почему в кафе кажется вкуснее? Странно, правда? И ладно бы от неприязни к теще это ощущение шло, было бы объяснимо. Но ведь не так! Нет у него никакой неприязни. Даже наоборот… Мама любимой женщины априори – мама любимой женщины. И все. Только респект и уважуха, и низкий поклон с реверансами. Тем более она его приняла хорошо, можно сказать – распахнулась душевно. А душевность эта сразу чувствуется, ее разыграть невозможно.

Хотя Клара Георгиевна могла бы душой не шибко распахиваться, между прочим! Все-таки жена генерала, не абы как. Вернее, вдова генерала. В квартире генеральской живет, летом на дачу генеральскую переезжает. А его, стало быть, угораздило влюбиться в генеральскую дочку. В Алису. И даже не влюбиться, а по самое не могу в это дело вляпаться. Чуть себя не потерял, да…

Он тогда на третьем курсе юрфака учился, когда увидел ее, первокурсницу. Увидел и понял – она. Та самая. Единственная. Только она, и все. И принялся рьяно ухаживать, из штанов выпрыгивать, как ненормальный. Проходу ей не давал. А она только смотрела на него с холодным удивлением, близко не подпускала. Да что там его – вообще ни на кого не смотрела. Все говорили про нее – странная. Будто замороженная, совсем без эмоций. Снежная королева. Красивая и холодная – не подступись. Никто больше и не подступался – нет так нет. Один он бегал за ней, как одержимый. До того добегался, что она однажды все-таки рассердилась и выдала эмоцию – не ходи за мной, не надо! Все равно я тебя полюбить не смогу, извини!

Он тогда после такого признания чуть не умер. Напился, нахулиганил, мать его из милиции забирала. Пришли домой, она заплакала – да забудь ты эту Алису… Но что она тебе? Других девчонок, что ли, мало? Вон какие у вас красотки на курсе… А он даже слушать не стал, ушел к себе в комнату. Бухнулся на тахту, проговорил упрямо в подушку: все равно я тебя добьюсь, Алиса… Все равно добьюсь… Завоюю. Все равно будет по-моему!

Во дурак был, а? Завоеватель хренов. Да разве можно любовь женскую завоевать? Какая тут война до победного конца может быть? Она что, башня Рейхстага, чтобы героически над ней знамя поднимать? Да, можно доконать ее своей нахальной приставучестью, своей изысканной одержимостью, и да, можно вырвать согласие выйти замуж и колечко на палец торжественно в загсе надеть… Но только любовь тут при чем? Она ведь или есть, или нет, по-другому не бывает. Если только самому придумать, что она есть. Но это уже компромисс, черт бы его побрал! Всего лишь компромисс!

О, как он ее завоевывал, это отдельная песня… С какой страстью, с каким вдохновением! Так ему казалось, по крайней мере. Проходу ей не давал. Цветами засыпал. Подарками. Рассказами, как ей будет с ним хорошо. Как он сделает все, чтобы ее жизнь была счастливой. И сам верил, что все непременно так и будет. Она увидит, как он любит ее, она проникнется его любовью. В крайнем случае – его любви вполне хватит на двоих, так она огромна и всеобъемлюща! Он будет стараться любить и за себя, и за нее…

Нет, и правда дурак… Ведь и в самом деле так думал! И на мать свою сердился, когда она заводила с ним тихие острожные разговоры. И злился на мать, злился!

– …Ну зачем ты себя наизнанку выворачиваешь, сынок… Она не любит тебя, прими это. Отступись. Не нужно тебе силы тратить впустую. Отступись, возьми себя в руки! Перетерпи свое болезненное чувство, дай ему время перегореть!

– Мам… Давай я сам буду решать, ладно? Я сам знаю, что мне нужно, а что не нужно. Я люблю, Алиса мне очень нужна. Да я жить без нее не смогу, как ты этого не понимаешь?

– Сможешь. Отступишься, перестрадаешь и сможешь. И по отношению к Алисе это честнее будет. Пойми, ты же искушаешь ее своей одержимостью!

– Что значит – искушаю?

– А то… Какой женщине не нравится, когда ее так любят? Какая не польстится на такое к себе отношение? Не любит, но польстится… И даже замуж пойдет по глупости, а потом всю жизнь страдать будет! Я знаю, что говорю, я ведь женщина, сынок. Поверь мне.

– Мам, я тебя прошу… Может, я грубо сейчас скажу, но… Не лезь. Я сам знаю, что мне нужно, а что не нужно.

– Да я и не лезу… Я просто предостерегаю тебя, и все. Есть у меня, как у матери, право предостеречь? Глаза тебе открыть на происходящее? Правду сказать, в конце концов? Кто, кроме матери, скажет тебе правду? Не любит она тебя, не любит! И не думай, что во мне сейчас материнская ревность заговорила, вовсе нет! Не пара она тебе!

– Что значит – не пара?

– Да то и значит! Она ж генеральская дочка, она все привыкла получать на тарелочке с голубой каемочкой. Да, только получать… А отдавать она не умеет. Стало быть, и любить не умеет. Любовь – это в первую очередь самоотдача, разве не так?

– Да откуда ты знаешь, мам? Откуда у тебя такая уверенность?

– Да уж знаю… Картина довольно ясная, все очевидно – отец единственную дочь баловал и мать всю себя любимой доченьке посвятила. Тем более Клара Георгиевна вдовой последние годы живет, больше посвятить себя некому. Классика жанра, можно сказать… Благополучная обеспеченная семья, любимая доченька, свет в окошке, идол живой, на которого молятся, которому угождают. И ты тоже хочешь пристроиться в этот ряд, да? Или хочешь Клару Георгиевну отодвинуть? Но ей это совсем не понравится, уверяю тебя. Она первой стоит в этом ряду и свое место тебе не уступит. Вот и будете с ней воевать без конца… Пока врагами не станете.

– Ну зачем ты так… Мама Алисы очень хорошо ко мне относится. И она не притворяется, я знаю. Чувствую.

– Ну, еще бы! Она тебя просто обожает, наверное! Ты же потенциальный зять, ты так любишь ее доченьку! И всегда будет тебя обожать, если ты на ней женишься! И если дорогу не перейдешь, претендуя полностью на Алису! Она тебя готова полюбить именно за эту твою любовь к Алисе, но только если ты на втором плане для нее будешь. По первости соревноваться с тобой не станет, а потом…

– Ты сама себе сейчас противоречишь, мам… То она места мне не уступит, то по первости соревноваться не станет… Зачем столько выводов, скажи? Столько ужасных выводов? Я ведь всего лишь собираюсь жениться, а не на войну идти.

– Ну, это уже детали. Не придирайся к словам. Я просто не хочу, чтобы ты вступал в эту борьбу, вот и все. Ты же измотаешь сам себя, изведешь… Тебе ведь придется жить в генеральской квартире, принимать все условия Алисы. Вряд ли она захочет уйти от матери и пойти за тобой.

– Ну все, мам, хватит! Будем считать, что я тебя услышал. И даже где-то понял тебя… Но все равно я поступлю так, как хочу. И вообще… Почему ты считаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью?

– Да о чем ты, сын… – Мама обиженно глянула на него. – Когда это я тобой распоряжалась, скажи? Не делай из меня монстра, ради бога. Я разве хоть в чем-то тебя ограничивала, разве когда-то силой навязывала свое мнение?