Другая сторона времени. Осада вечности. Дальние берега времени.

Так что по меньшей мере сорок восемь часов — а может быть, и больше, — я главным образом отдыхал. До моего сознания смутно доходило, что она делает со мной и что-то еще: массаж, растирания. Я не знал, для чего это нужно, но после ее процедур мне становилось лучше. Иногда в юрту заходили другие, в основном Доки, но дважды, как мне казалось, заглядывал хорш. В себя я приходил ненадолго, да и то видел все как в тумане. Обнаружив, что пациент очнулся, Пиррахис легко касалась меня когтем, и я снова отключался.

Однажды, когда период бодрствования затянулся примерно на час, я постарался получше осмотреть свою «палату».

Постель, на которой я лежал, была достаточно удобной, разве что немного жестковатой. Но сделана она была явно не в расчете на человека — почти четыре метра в длину и более двух в ширину. Соответствующе выглядела и комната. На стенах висело несколько фотографий, но, возможно, это были фрески. На одной дети-Доки играли в какую-то игру, другая изображала идиллическую сцену: берег с накатывающими на него мягкими волнами. На стенных полках лежали одежда и разные вещи, принадлежавшие, очевидно, Пиррахис. А также катушки со стеклоподобной лептой (заменявшие хоршам, как я узнал позже, книги).

Стоявшая у окна цилиндрическая штуковина гнала в мою сторону воздух. Наверное, ради моего же блага. В нише стены я увидел нечто похожее на хромированную тарелку для супа, примерно около метра в диаметре, стоявшую на боку, и еще несколько поменьше, наполненных чем-то вроде торфяного мха. Из мха торчали незнакомые голубовато-зеленые бутоны. В целом комната имела явно обжитой вид. Вполне естественный. Комната Пиррахис, которую она отдала мне.

Придя проверить пациента, мой доктор удивилась, увидев, что я стою. Прежде чем что-либо сказать, она ощупала меня всего и затем, удостоверившись, что я более или менее в порядке, позволила самому сходить в туалет.

Я еще не сказал, что представлял собой этот туалет. Их было три, огромных, рассчитанных на Доков, напоминавших домики на сваях. Они стояли прямо над речушкой, и добраться до них можно было только по мостику. Должно быть, я отпустил какое-то замечание, удивившее Пиррахис, потому что она посмотрела с любопытством.

— Вы недовольны санитарно-гигиеническими условиями?

— Нет-нет. Хотя… немного удивлен. Они представляются мне не очень гигиеническими. На Земле многие огорчились бы, обнаружив туалет над рекой. Это ведь грозит распространением инфекции.

Это ее просто повергло в шок. Белые, похожие на мох брови взлетели на лоб.

— Вы хотите сказать, — с оттенком недоверия сказала она, — что ваши экскременты могут содержать живые культуры?

— А у вас разве не так?

На ее лице появилась гримаса отвращения.

— Какое отвратительное предположение! Нет, конечно. Нам придется принять меры… ради защиты тех, кто живет ниже по течению. А вы… вы больше не испражняйтесь в воду.

К тому времени, когда Пиррахис стала позволять мне питаться самостоятельно и уже не укладывала спать сразу же после еды, я снова вспомнил наставление инструктора. Вспомнил, что я на службе. Пришло время провести рекогносцировку, и я настоял на том, чтобы мне разрешали выходить из юрты.

Физически я чувствовал себя неплохо, даже, пожалуй, лучше, чем за все последнее время, хотя все еще был слаб. Когда мы подошли к небольшой лестнице — ступеньки были очень высокие, — Пиррахис, не колеблясь, подхватила меня на руки и отнесла к двери. Я не возражал.

Оказывается, уже наступила ночь.

Если у меня и оставались какие-то сомнения относительно того, где мы находимся, то они исчезли при взгляде на небо. Моя дорогая Пэт, астроном-эксперт, высказала предположение, что эта планета-тюрьма находится где-то в середине сферического скопления, состоящего из тысяч звезд, движущихся по сплошной орбите. В небе над нами, совсем-совсем близко, висели сотни ярких светил, голубых, красных, желтых и белых. По крайней мере с десяток из них были такими же яркими, как Луна, а пара сияли так, что приходилось щуриться. В углу неба поблескивала белая пленка паутинки, более яркая, чем Млечный Путь. Пэт говорила, что это совсем другое. Млечный Путь состоит из миллионов отдельных звезд, настолько далеких, что их свет сливается в пятно. Здесь же, как она считала, имелась масса газа и плазмы, оттягиваемых звездами друг у друга.

Пэт говорила кое-что еще. В сферических скоплениях появление новых и сверхновых — относительно обычное явление, и при взрыве звезды может возникать поток опасной радиации, создающий угрозу всему живому.

Когда я поделился этими соображениями с Пиррахис, она сказала:

— Конечно, это так, Даннерман. Такое случается довольно часто. Поэтому, захватив базу, хорши первым делом восстановили защитный экран вокруг планеты. Его не было всего несколько дней, но и за это время умерли очень многие. — Она дотронулась рукой до моего горла и нахмурилась. — Вы слишком активны для первого выхода. Возвращаемся. Поешьте, а потом вам следует отдохнуть. Впереди еще много времени. Успеете.

* * *

Время мне не требовалось. Я уже знал, где нахожусь. Перед тем как вернуться на Землю — я имею в виду тех, кому это удалось, — мы провели здесь немало дней. Планета была тюрьмой и чем-то вроде зоопарка, где Возлюбленные Руководители держали образцы представителей встретившихся им разумных существ, в том числе тех, которых они уничтожили. Мы жили в юртах, но построили их другие. Кто-то жил в них до нас и умер, оставив после себя только эти жилища.

Теперь поселок принадлежал освобожденным Докам, тем двум или трем десяткам, которым удалось избежать смерти в бою. Эти Доки выглядели иначе. Те, которых мы встречали прежде, были молчаливыми, повиновались приказам, а при отсутствии таковых застывали в ожидании следующего распоряжения. Эти Доки не замирали неподвижно, а работали по расчистке поселка, оживленно переговариваясь. Они были полностью одеты: брюки и нечто вроде свободных ярких блуз с рукавами для всех шести рук. На головах большие широкополые шляпы для защиты от солнца.

Вглядываясь внутрь одной из сохранившихся юрт — она была похожа на ту, в которой мы хранили пищу, но сейчас пустовала, — я почувствовал легкое прикосновение к шее и повернулся. Конечно, это оказалась Пиррахис, которая проверяла мой пульс.

— Устали? — обеспокоенно осведомилась она.

Я уверил ее, что все в порядке, хотя Пиррахис, конечно, знала мое состояние гораздо лучше. Я указал на юрту:

— Почему вы оставили эту?

Она, похоже, слегка смутилась, по крайней мере я так понял выражение большого, покрытого растительностью плоского лица.

— Нам показалось, что сносить все неправильно. Те, кто построил их, мертвы, и ничто уже не напоминает о них. Знаю, это неразумно… — Она похлопала меня по плечу. Жест был не медицинский и даже не дружеский. Так могла сделать мать, чтобы привлечь ваше внимание. — У меня есть вопрос, Даннерман. Вы здесь все обошли, все осмотрели. Но вы уже почти все видели раньше, так что вы ищете?

Правдивый ответ прозвучал бы так: ищу выход отсюда, чтобы вернуться домой. Наверное, Пиррахис об этом догадывалась. Но я не собирался подтверждать ее догадки, а кроме того, было еще кое-что, что я надеялся выяснить.

Поэтому мой ответ прозвучал так:

— Могилу. Здесь умер мой друг. Ее звали Пэтси, а убили ее какие-то амфибии. Мы похоронили Пэтси где-то тут.

Могила была чуть дальше от юрт, чем мне представлялось. Но я сразу узнал место. Земля просела — наверное, прошло какое-то время, прежде чем хорши воссоздали мою копию, — но я узнал. Кто-то — готов поклясться, что Пиррахис, — поставил на нее одну из виденных мною ваз с цветами.

Но рядом с той могилой была другая, осевшая поменьше и тоже с цветами.