Другая сторона
Шрифт:
– Здорово!
– Дай пять!
– Алгебру сделал?
– Ну.
– Изволь списать…
– Бери…
Лысаков лениво протянул Илье измятую тетрадь, которую он обычно сворачивал в трубочку, когда волновался. Илья тут же застрочил, брезгливо швыряя на бумагу чёрные крючки и выводя кривые дробные черты, которые каждый прилежный ученик рисовал по линейке. Он больше не сказал ни слова. Лысаков, с лёгкой обидой осознав всю свою использованность, одиноко уставился в шумящий улей родного класса и не заметил, как начал бурчать себе под нос: « Во, гляди!.. Пашка Воронин! Снова на последнюю парту взгромоздился: я, мол, мудрец над толпой. Мудрец… Дохлый огурец! Нас всех ведь за козлов считает… Неформальная молодёжь – непонятые
– Чего это ты ржёшь? – удивлённо улыбнулся Илья.
– Я-то?.. – смутился Лысаков, всё ещё глядя на Булкина, – А как же не смеяться?! Сам погляди! Вон, к примеру, Катька Рябинина. Не человек – клоун. Клоун, играющий умницу…
– Умница, играющая клоуна.
– Неважно! Смотри, снова с домашними заданиями трясётся: у меня всё неправильно, я боюсь, я ничего не знаю. Вчера, небось, три часа над этой алгеброй потела…
– И ещё столько же переписывала эту алгебру с черновика. – перебил Илья. – Знаю я таких. Родители – педагоги-доценты. Чадо уже с пелёнок в очках ходит. Вместо кукол, транспортиры и линейки; таблица умножения – лучшая подруга.
– Ну-ну… И разве не смешно, Ильюха?
Ильюха лишь слабо улыбнулся и погрузился в свои записи. Лысаков уже было вновь натянул тетеву, но выстрелу помешал Сергей Николаевич, маленький, лысый человек с портфелем в руке, при появлении которого весь класс вытянулся по стойке «смирно» и наполнил кабинет густой тишиной.
– Садитесь, садитесь! – затараторил Сергей Николаевич. – Ну как? Все разобрались? Всё понятно?
– Да, да! – отвечал класс голосом Кати Рябининой.
– Всё, спрашиваю, понятно-о?
Класс повторил то же самое.
– Хорошо! – намекнул педагог. – Тогда к доске!..
Эта фраза особенно нравилась Сергею Николаевичу, он даже нарочно растягивал её. Но желанию учителя пока не суждено было сбыться. Лёгкий стук в дверь развеял гнёт тишины. На пороге показались изящные, капроновые ножки в короткой, дерзкой юбочке, и томный фальцет учтиво спросил: «Извините, можно?»
– Только осторожно! – сердито и плоско пошутил лысый человек с портфелем в руке. – Ты, Маша, уже второй день вот так стоишь на пороге и просишься войти. Что? Все автобусы сломались?
– Ну, можно, Сергей Константинович? – кокетливо растянула Мария.
– Садись! И побыстрее! – не выдержал Сергей Константинович, но тут же смирил свой пыл и приосанился, вспомнив о заветной фразе.
– К дос-с-к-е-е! – грохнул второй залп.
«Что ж, первый выдал холостым. Ну, уж сейчас начнётся!» – заметил про себя Илья, смиряя привычное волнение и исподлобья поглядывая на белокурую красавицу Марию, сверкавшую с первой парты. Потные полушария очков Сергея Николаевича вожделенно уставились на бравую эскадрилью девятого «В», по алфавиту размещённую в журнале. Морской бой начался. Взгляд быстро скользнул вниз и огласил первый выстрел: «Смирнов! Решать уравнение!» Маленький, вихрастый Смирнов сначала не поверил в свою гибель, потом панически заёрзал на стуле, резко встал, ударившись коленом о парту, и, словно пришибленный, подполз к Сергею Николаевичу за заданием.
– Вот чёрт! Близко грохнул! – шепнул Илья.
– Ничего… – вдруг прямо за ухом ломано пробасил Лысаков.
– Ты-то здесь откуда?
– Перебрался,
ничего не видно сзади.– Ну, гляди…– Илья немного успокоился, сразу почувствовав опору в знаниях, сидящую на первом варианте, и лукаво эту опору окликнул:
– Слушай, Лысый!..
– Опять обзываться?! – обиделся Лысый.
– Ладно. Коля! Тебе никогда не казалось, что этого Смирнова в младенчестве уронили с высокой-превысокой кровати?
– Это невозможно! – скрывая смех строго заметил Лысаков. – Его бы сразу подхватило броуновское движение.
Илья хотел что-то возразить, но прозвучал следующий выстрел.
– Ситов! Неравенство.
– Где неравенство? У нас все равны! Демократия! – вяло откликнулся рыжий, долговязый Ситов и взорвал насупленную аудиторию.
– Молчать! – процедил педагог. – Неравенство, мой друг, которое ты сейчас будешь решать…
– А где?.. – всё так же пространно издевался Костя Ситов. Все учителя уже давно привыкли к нему… кроме классного руководителя.
– В Караганде! – не выдержал Сергей Николаевич и покраснел, как индюк, или даже, скорее, как помидор.
– Можно выйти? – спокойно продолжал Ситов.
– Куда?!!
– В Караганду. Вы же сказали…
– Ладно. Хватит! – осадил себя учитель. – К доске! Без вопросов!
Ситов вяло оторвался от стула, который под его джинсовым задом уже давно превратился в кресло-качалку, и, будто приплясывая, подплыл к учителю.
– Хитрец! Любого наколет! – язвительно усмехнулся Лысаков.
– Наглость – сестра таланта. – добавил Илья и снова умолк, видимо ожидая третьего выстрела, который незамедлительно последовал.
– А теперь решим уравнение вместе с классом. К доске пойдёт… Маша Ревина. – объявил Сергей Николаевич. «Хорошо…» – прошептал Илья и открыл тетрадь. Лысаков же понуро уставился в окно и закурил карандаш. Тем временем «златовласая Изольда» Мария прочеканила каблучками на помост и нежно взяла мел. Каждый выход этой мадам к доске для Ильи становился мучительным праздником. Снова играли в глазах солнечные локоны, обернувшие смуглое, кокетливое личико; под зелёной блузой гордо высилась упругая, нежная грудь. Спокойно же смотреть ниже маленькой юбки, обхватившей талию, Илья уже не мог: пушок над верхней губой брал своё. Бедный созерцатель снова слепо списывал с доски, нежно рассматривая «диковинную» Машу, и в сознании его вдруг всплыла фраза, неведомо откуда взявшаяся и тяжёлым басом осевшая где-то на дне: « Все они словно пластмассовые фрукты в вазе из горного хрусталя. Любуйся издалека, да не кусай – зубы сломаешь!» «Кто это мог говорить? – думал Илья, слушая голосок, звеневший у доски зазубренные правила. – По-моему, отец… Во сне? Или наяву?.. Опять путаю… Вот, чертовщина!» Илья недовольно поморщился и тут же был застрелен учителем:
– Пальцин! Маша не знает суммы кубов. Надеемся на тебя!
– Суммы кубов? – спросонья приподнялся Илья и вдруг представил два воздушных змея кубической формы, удаляющихся ввысь.
– А разве это возможно? – растерянно спросил он.
– Что?.. – удивился Сергей Николаевич, но тут же презрительно заметил:
– По-моему, вполне возможна твоя очередная тройка за год. Садись!
Илья рухнул за парту, пробурчал что-то неопределённое и великодушно подумал: «Только её не обижай!» Она же тем временем аккуратно выводила на доске свои любимые дробные черты.
– Какая прямая линия! – восхищенно шепнул Лысаков. – Тебе не кажется, что эта Ревина проецирует свои собственные мозги?
– Думаешь? – устало спросил Илья, хотя и сам прекрасно знал это. Он всячески пытался закрыть глаза на машину полую сущность и любить одну лишь пластмассовую фигурку – не получалось. Избавиться тоже не мог.
– Почему она такая? – почти беспомощно спросил Илья. Он хотел ответить сам, но опять вмешался Лысаков:
– Я тебе скажу почему. – поучительно шепнул он. – Главное, зри в корень!.. Как писал Прутков, кажется. Вся фишка в шнурках!