Другая страна. Часть 1

На северном въезде в Иерусалим стояла военная полиция. Только проверяли они не возвращающихся. В основном, заглядывали в документы выезжающих из города, ограничения на передвижение по Самарии и Иудеи пока не сняли. Весь район был объявлен закрытой военной зоной и желающих присмотреть себе новое жилье или полюбоваться на могилу Авраама, моментально заворачивали. Впрочем, нам то хорошо было известно, сколько народа просочилось в объезд. Мы таких каждый день останавливали, но если они себя не особо нагло вели, предупреждали об осторожности и отпускали. Пока у нас еще другие задачи имеются. Так что полицейский нам лениво махнул, чтобы проезжали.

Иерусалим было не узнать. Когда разделяющие Восточный и Западный Иерусалим заставы сняли, были случаи мародерства и грабежа. Очень быстро это прекратили, показательно расстреляв несколько человек. Так что сейчас, это был, пожалуй, самый безопасный город в стране, учитывая еще и количество армейских и полицейских нарядов на улицах. Восточную и Западную часть начали объединять первым делом. Практически сразу подключили телефонные и электрические сети к Израилю. В Старом городе сносились целые кварталы, старательно огораживая при этом культовые и исторические здания. Дороги расширяли, безжалостно снося все мешающее. Возле Стены Плача уже расчистили огромную площадь, на Храмовой горе развевался огромный, видный из любого места в городе, израильский флаг. В бывший еврейский квартал, понаехали его старые жители. То, что они обнаружили там, вызвало у них шок. Там был один сплошной пустырь. Дома и синагоги иорданцы снесли и на месте устроили свалку. Теперь они добивались от правительства постройки жилья на старом месте.

По улицам ходили толпы людей, которым явно нечего было здесь делать, только смотреть на местные красоты. Если присмотреться, то можно заметить уже и организованные экскурсии, которые водят местные арабы, причем крест у них всегда демонстративно поверх одежды. Да и многие лавочки уже работают. Вот честное слово, никакой особой красоты в этих зданиях не заметил. Древность — это да. Видно, советское воспитание, так просто не выбьешь. Божественного озарения на меня не спустилось. Зато я прекрасно знаю, как совершенно нерелигиозные мои товарищи, с вполне натуральными слезами приезжали специально потрогать Стену Плача.

Сбросив солдат из чужих частей на центральной автобусной остановке, наконец, можем ехать домой. Домой! Звучит-то как. У меня теперь есть собственный дом, не казарма и не барак, и даже не квартира, имеющая приложение в виде тестя и тещи. По прямой тут километров пять. Вот только прямой дороги не наблюдается. Едем, бесконечно петляя, между множеством участков, где местами уже идет строительство, а местами просто стоит забор. Правительство, явно нацелилось построить несколько новых районов с востока, чтобы взять Старый город в кольцо еврейских кварталов. А в бывших арабских кварталах уже живут новые жильцы. Не хотелось бы, чтобы здесь выросло новое издание унылых стандартных домов Западного Иерусалима. Мне больше по душе тель-авивские застройки. Сразу видно, что европейские архитекторы проектировали.

На повороте стоял столб с табличкой «Памяти Дова», ниже на иврите, английском и арабском написано — «Свободных мест нет, проезжайте. Чужим здесь не рады.» Это хорошо поясняли врытые прямо в дорогу здоровенные бревна, так что проехать можно было только петляя между ними, очень медленно. Заметив машину, навстречу вышел совершенно незнакомый парень лет шестнадцати, с автоматом, еще двое приготовились прикрывать его. Подойдя ближе, он радостно заулыбался:

— Здравствуете, товарищ майор. А мы вас, заждались.

— А ты кто такой? — с интересом спросил я.

— Я — сын Шифмана, отрапортовал он, вставая по стойке смирно. — А это, — он махнул в сторону остальных, — тоже наши ребята. Когда мы переехали, нас сразу в охрану наладили. Тут поначалу много народа ходило, так мы сразу дорогу перекрыли. Теперь спокойнее стало.

— Ну, служи, — сказал я неопределенно, — Кто хоть начальство то ваше?

— Так известно кто, — вылупился он на меня. — Анна Томски! Вот поедете, там такой красивый двухэтажный дом со здоровым знаменем на крыше, сразу видно.

— Ну ты майор, вообще, — сказал водитель, трогаясь. — Тут, твоя жена, всех построила и командует второй месяц, а ты и не подозреваешь.

— Ты, давай, баранку крути, — ответил я.

А ведь, действительно, это я первый раз приехал, а многие уже бывали и никто не заикнулся. Да и по телефону, когда говорим, она промолчала. Вот так, один раз приедешь домой и обнаружишь нового мэра Иерусалима, хотя один сюрприз я уже получил, но про это хоть мне известно…

Дверь была открыта, дома никого, и сгрузив все свое железо я сразу пошел осмотреться. Нормальный дом, большой внутренний двор, даже второй этаж, с выходом на крышу, видно кто-то не бедный проживал. Болер для воды, новый. Мебели не наблюдалось, хоть все было явно свежепокрашено. Если что и было раньше, уже выкинули. В детской, в кроватке, лежали двое. Дов и этот самый сюрприз. Девчонка, сидевшая рядом, испуганно вскочила.

— Тихо, тихо, — зашипела она. — Недавно уснули.

— Ну, дай хоть посмотреть, — попросил я, подходя поближе. — Тебя как зовут?

— Геула, — отвечает, — А я тебя знаю.

— Меня все знают, вот только жены вечно нет, — пожаловался я ей.

— Да она сейчас прибежит. Когда машина приходит, сразу сообщают, кто вернулся.

— Охрана старается?

— Да, снизу звонят. Тут вначале на весь поселок человек двадцать было. А по ночам несколько раз кто-то приходил. То ли арабы, уходившие с Иерусалима, то ли грабители. Даже стреляли. Так Анна всех организовывала. Потом стали наши приезжать, у кого семьи есть. Теперь нормально, хоть не боишься во двор ночью выйти. Но у нее, все равно, полно работы. Вечно с кем-то договариваться надо, то свет проводить, то телефон, то канавы под канализацию, какие то земельные дела — где граница поселка и куда мы относимся. Вот я с детьми и сижу, пока ее нет. Да, — вспомнила она, — я сестра Гарика Кантора, сержанта из первой роты.

— Так никого и не нашла? — спросил я.

— Нет, она приехала одна с ребенком, кто такая никто не знает, откуда тоже. Сошла с трапа и сразу в Иерусалим. Вроде к знакомым. Ничего, кроме имени — Анна Маршак. Судьба, наверное, такая — приехала и под обстрел. Я и в министерстве внутренних дел была, и в мэрии. Никто не пропал, никого не ищут. Объявления по всем газетам давала.

— Ты ее врачам показывала?

— Так, сразу, как из под обломков вытащила. Все нормально. Никаких повреждений, живая-здоровая, только голодная была. Ну, я ей грудь дала, а потом уже не смогла отдать в полицию.

— И что делать будем?

Она резко повернулась ко мне, глядя знакомым взглядом «Я все решила».

— Будет у нас двойня. Мальчик и девочка. Свидетельство о рождении мне уже выписали, на то же число, что и Дову.

— Вот так и бывает, в жизни, — грустно сказал я, — Уедешь не надолго, а у тебя уже двойня.

— Вот и уезжай, пореже, — отрезала Аня.

— И как ее зовут? — спросил я.

— Егудит записала.

— Дита, значит.

— Не боишься, что могут появиться родственники? Потом еще тяжелее отрывать будет от себя.

— Мать не появится. А от остальных как-нибудь избавимся.

— Ты моя волчица, — говорю, гладя ее по голове, — всех покусаешь, кто на твоего детеныша не так посмотрит.

— Значит не сердишься? — спрашивает и вроде случайно прижимается.

— Да за что? Ты ж доброе дело сделала, а прокормить вместо одного младенца — двух, как-то сможем. Вот если бы ты принесла домой не грудную девочку, а мальчика, лет восемнадцати, то я бы очень рассердился.

— Все у вас, мужчин, мысли только в одну сторону работают, — фыркает презрительно и тянет меня в сторону спальни.