Другая страна. Часть 1

— И долго вы собираетесь терпеть английское присутствие и свое подчиненное положение?

— Неправильная постановка вопроса, — ответил он. — Долго ли мы, собираемся терпеть, — надавил он голосом на «мы». — Или англичане покинут этот район и оставят нас разбираться с иорданцами между собой, или мы их рано или поздно перестанем спрашивать. Мир меняется прямо сейчас, у нас на глазах. В 1935 г у нас не было другого варианта. Хочешь получить государство — будь любезен слушаться. Теперь мы окрепли на столько, что можем пересмотреть наши взаимоотношения с Великобританией. Все зависит от ее действий. Империя явно собирается уходить из колоний. А мы, никогда не были в положении колонии. Мы относимся к доминионам. Как там это: «Автономные сообщества Британской империи, равные по статусу, никоим образом не подчинённые одно другому ни в одном из аспектов своей внутренней или внешней политики, но при этом объединённые общей приверженностью короне и составляющие свободную ассоциацию членов Британского содружества наций», — процитировал он. — Хотят продолжать опираться на нас, во взаимоотношениях с другими странами, должны дать нам взамен что-нибудь.

Мы повернули во двор. Солдат, заглянул в машину и узнав полковника, махнул рукой товарищу — убрать шлагбаум.

— Ну вот и штаб бригады, я на совещание. Ты — на второй этаж. Комната 213. Оформишь там все что положено. Потом тебя заберет Изя Штивельман, твой командир батальона.

Худой, с заметной лысиной, хозяин кабинета протянул мне несколько листков.

— Тебе необходимо заполнить анкету, и сфотографироваться для удостоверения четыре на шесть. Фотостудия прямо через дорогу. Потом медкомиссия.

— Понял.

— И если тебя привел полковник, не думай что можно будет ходить в таком виде. Здесь ЦАХАЛ, а не Красная Армия.

— О Боже, — подумал я, — и здесь от этих тыловых идиотов не возможно избавиться.

— Так точно, — произнес вслух. — Как только получу форму и оружие, — и выжидательно уставился на лысину.

— Заполняй, — раздраженно сказал он, двигая по столу ко мне анкеты.

Возле шлагбаума стоял здоровенный рыжий мужик, лет пятидесяти и явно рассказывал анекдоты солдатам. Те помирали со смеху. Вдруг он резко повернулся, и тыча в меня пальцем спросил

— Вот этот что ли? Ты, Томский?

— Я.

— Я твой комбат, Йосеф Штивельман, можно просто Изя, и хочу знать, где ты шляешься?

— Фотографии делал, согласно указаниям начальства, потом буду искать медкомиссию.

— Запомни, заорал он, махая у меня под носом кулаком, размером с мою голову, — Начальство у тебя только я. Всех остальных ты будешь посылать нах. Понятно?

— Понятно.

— Запомни, еще одно. Евреи самый умный народ в мире. Поэтому они создали такую умную бюрократию, что сами ничего в свои бумагах не понимают. Все вопросы надо решать по знакомству. Или через генерала, или через прапорщика. На здоровье жалуешься?

— Нет.

— В ЦАХАЛе разрешается иметь свое оружие, помимо казенного. Купленное или добытое в бою, — он снова заухмылялся, — или стыренное у врага, только надо зарегистрировать по всей форме. Есть что-нибудь?

— Есть. Немецкий вальтер.

— Давай свои фотографии и пистолет и жди меня здесь.

Через пятнадцать минут он вернулся и сунул мне удостоверение, разрешение на оружие и постановление медицинской комиссии.

— Что смотришь? Не нравится, что снова лейтенантом стал? Ну не батальон же тебе давать, с твоим знанием иврита. У нас как в Древнем Риме. Если бы в строю кто-нибудь, вдруг заговорил по-этруски, господа римские офицеры быстро бы показали ему, где римская кузькина мать. Вне строя, можешь говорить хоть на марсианском. Пошли оружие получать, потом я тебя отвезу к себе домой, переночуешь, и с утра в кибуц. Там продемонстрируешь, что ты можешь. А мы посмотрим.

И он гулко заржал.

Изина жена, Фаина, совсем не походила на еврейку. Мощная блондинка, с необъятными формами, больше похожая на польскую крестьянку. Сейчас, она сидела, подперев щеку рукой и смотрела как я ем. Изя, попав домой, сразу притих и легко было догадаться, кто тут глава семьи.

— Кушай, кушай, не стесняйся, — в очередной раз повторила она. — У нас двое сыновей, в армии, в Италии, может и их кто то накормит. Вот картошечки возьми. Сейчас полегче стало, а раньше ее вовсе не было.

— Правильно, — сказал Изя, деловито доставая из огромного сооружения под названием буфет, бутылку и рюмки, — раньше и небо было голубее и трава зеленее.

— Ты не слушай моего старого дурака, сказала она отмахиваясь от мужа. Раньше, действительно картошки не было. Только в войну сажать начали. Мы ж с-под Гомеля, как можно без картошки? Я этих местных овощей до сих пор не понимаю. Оливками сыт не будешь. Тут все другое, даже у хлеба другой вкус. Но, ничего, приспособились.

— Ну, сказал Изя, подмигивая. — Такой повод и не выпить? Первый человек из еврейского Легиона, да еще из советских, да прямо к нам. Будет чем похвастаться. За то, чтобы все наши вернулись живыми и здоровыми.

Выпили. Он разлили еще по стопке и глянув на меня, сказал:

— Ты не поверишь, здесь даже пьют меньше, когда жара начнется, даже и не тянет, разве что пивка, да и тебе завтра с утра вставать.

Фаина замялась и спросила:

— Скажи, ты ж видел, что там делается. Может в газетах преувеличивают?

— Нет, там, где немцы были, всех евреев убили.

— Знаешь, — сказала она после паузы, — когда Жаботинский приехал в Польшу и начал звать людей в Израиль, многие стали собирать вещи. Все таки великое событие. И Изя, тоже — «Едем, едем». А моя семья собралась и отец сказал, не нужно уезжать. Здесь дом, работа, люди, которые тебя знают и уважают. А там — пустое место, песок и камни. Немцы? Ну что немцы, поляки не лучше. Жили под этими, проживем и под теми. Хороший сапожник всем нужен. Родители, трое братьев и сестра, их семьи, дети. Все остались, а мы вот уехали. Красная Армия те места уже год как освободила, я вот пишу, пишу. В посольство, в Красный Крест. Везде отвечают — сведений о местонахождении нет.

— Ну, мы ж на Украине были, а в Белоруссии леса есть, можно было в партизаны уйти. Да война многих с места сорвала, может еще найдутся.

— Хороший ты мальчик, — сказала она. Погладила меня по голове и резко встав, вышла.

Мы молча выпили по второй.

— У меня в полку, был разведчик, Саша Подвальный, — глянув закрыта ли дверь, сказал я. Так он у командира отпросился на пару суток, мы рядом с его местечком были. Приехал, весь черный. Всех в овраге расстреляли. И детей его, и жену. А жена русская вообще была. Так он потом любого немца убивал без разговоров. Нет, если языка надо — это другое дело, а вот если без задания, сдается там или нет — моментально на тот свет. Все время лез на рожон и погиб. Может лучше и не знать, лучше верить, что хоть кто-то спасся.

Газета А-Арец

Продолжаются бои в Восточной Пруссии

22 марта 1945 г

Они стояли передо мной. 15 парней и 10 девчонок семнадцати лет. С цыплячьими немытыми шеями торчащими из воротников. С прекрасно мне знакомым голодным взглядом. Только один выбивался из общего строя хорошо развитой мускулатурой. На мгновенье я снова оказался в училище, только стоял с другой стороны. Представляю, что думали наши преподаватели, когда мы приехали в феврале 1942 г. Пожалуй, еще хуже выглядели.

Я собрал в кучку все свои знания языка и начал:

— Прошу просить мой скудный иврит. Я постараюсь говорить чтоб было понятно. С помощью рук и ног я буду показывать отсутствующие слова.

Засмеялись. Уже хорошо.

— Вы будете учить меня языку. А я буду учить вас выживать на войне. Гитлеру скоро конец, но для вас война не кончилась. Здесь, на границе, стреляли и похоже будут и дальше стрелять. Вы все здесь добровольцы и пришли не работать на кибуц, а защищать свою страну. Поэтому боевая работа главная. Да, именно работа. Романтические подвиги бывают два раза в год на всю армию и только если попадают в газету. В остальное время бесконечные тренировки и нудная работа. А сейчас, вольно. Садитесь. Я хочу знать, чем вы занимаетесь и что хотите. Только не разом. Командиры отделений кто?