Другая жизнь

Тренер. А спортивный дух? Без него, ты думаешь, на костылях далеко?.. А чувство ответственности? А личный энтузиазм, переходящий в общий?

Пыжова. Это не у всех.

Тренер. Не у всех?

Пыжова. Я говорю, не у всех. Не у всех переходит. К сожалению, говорю.

Тренер. А почему?

Пыжова. А потому, Гоген Петрович…

Тренер (обрывает ее). Потому что, знаешь, половина из вас ради общего дела своими личными штуками пожертвовать не желает. Потому что за долбанное «Рено» идеалами готовы!..

Кусакина (с презрительной усмешкой). За долбанное, х-ха…

Тренер. Тредолбаннное, передолбанное «Рено»!.. (Пыжовой.) Что ты дергаешься?

Пыжова. Я пожертвую, Гоген Петрович. Если вы скажете – личными штуками всякими, я, чем хотите…

Кусакина. Х-ха!..

Пыжова. Я пожертвую, точно.

Кусакина. Тебя целых три месяца на четыре кило похудеть просят.

Пыжова. Я уже на два похудела.

Кусакина. Незаметно!

Тренер. Отставить.

Кусакина. Вчера к ней в общагу заваливаюсь – она у меня на глазах жирнющую колбасятину с багетом, с маслом заглатывает!

Тренер. Прекратили, прошу.

Кусакина. Вот и вся твоя жертва.

Пыжова. Я между прочим в желудок к тебе не подглядываю!

Тренер. Команда, равняйсь!

Кусакина. А я между прочим не обжираюсь!

Тренер. Могу я начать работу? Имею право когда-нибудь?

Пыжова. Гоген Петрович, имеете, все имеют!

Тренер. Команда, равняйсь!

Дакашина с ребенком торопится к поролоновым матам. К ней подбегает Художник.

Художник. Разбудит, не надо!..

Дакашина. Он маленький…

Художник. Маленький, но громкий…

Дакашина. Пускай полежит…

Тренер. Надежда, быстрее!

Художник. Я с ним побуду… давайте-давайте…

Дакашина передает грудного Художнику, сама возвращается в строй. Младенец недовольно хнычет.

Детка, не плачь, тебя художник просит…

Тренер. Команда для всех была: равняйсь!

Спортсменки ровняются; ребеночек хнычет.

Художник. Хочешь чего-нибудь, хочешь? Чего хочется, маленький, ну-ка, скажи мне словами?

Кусакина. К маме он хочет – чего хочет!

Художник. А ну, пойдем к мамочке… (Лезет с младенцем по лестнице вверх.)

Пыжова. Ой, упадут, не дай Бог…

Художник. Вот она, наша мамочка… Вот она, наша красивая… (Вертит ребенка и так, и сяк перед прелестной нарисованной головкой.)

Младенец стихает.

Кусакина. Х-ха, мамочка!

Тренер. Пыжова! Кусакина! Кто так равняется?

Пыжова. Скажите, Гоген Петрович, как надо, я сделаю.

Тренер. Плечи расправь. Подбородок выше. Носки по линии. Ближе встань, ближе, по линии! (Дакашиной.) Надежда, и ты чуть вперед. Да не хмурься, Надежда. Команда смотрит, пожалуйста, слышишь? (Кусакиной.) Антонина, подвинься. Вот каждой вам надо сказать, а сами уже вы не можете! Сдвинься еще. Встань так, чтобы видеть грудь четвертого.

Кусакина. Мне тетка мир заслоняет. Мне третьего через нее не видно, а вы говорите – четвертого!

Тренер. Мария, подвинься назад на пару сантиметров.

Пыжова (сдвигается с готовностью). Так, Гоген Петрович?

Кусакина. Отрастила.

Пыжова. А тебя завидки берут?

Тренер заходит сбоку и проверяет равнение.

Художник (сидит с младенцем в руках на самом верху лестницы, баюкает его и негромко напевает). Тише-тише, кот на крыше, а котята еще выше…

Тренер. В чем дело, художник?

Художник (приставляет палец к губам, шепотом). Жизнь продолжается…

Тренер. Не понял.

Художник (шепотом). Малыш наш уснул…

Тренер (вздохнув). На первый-второй рассчитайсь!

Калинкина. Первый!

Алевтина. Вторая.

Пыжова. Первый, Гоген Петрович!

Тренер. Отставить. (Алевтине). Я, кажется, вас попросил на первый-второй, а не на первый-вторая. Тебя касается, не стучи глазами. Внимание, команда, на первый-второй рассчитайсь!

Калинкина. Первый!

Алевтина. Вторая.

Пыжова. Первый, я первый!