Другая жизнь

(Джексон был бы в восторге, узнав, что его система взглядов «Страдальцы-Слюнтяи» применима и к другим континентам. Система Тоа киту кидого была, в Танзании настолько широко применима, что в обществе появилась даже аббревиатура ТКК, означавшая «дай и мне немного».)

Впрочем, его отношения с местным населением были вполне дружескими, Шеп был пришельцем из другого мира, поэтому ему суждено было оставаться чужаком на Пембе, над которым все немного подтрунивают, как когда-то они с Джексоном посмеивались над встречными в Проспект-Парке. Его отношения с соседями менялись в зависимости от его успехов в изучении суахили, но ни одна из сторон не стремилась нарушить существующую теплоту и взаимопонимание. Удивительно, но Пемба был единственным местом из тех, что он посетил в Африке, где никто не суетился и не спешил – дети и мзиис бросали свои вещи прямо на землю и приветствовали его: «Джам-бо! Хабари яко!» – просто потому, что были рады его видеть, а не потому, что хотели получить его часы.

Тяжелая физическая работа вскоре незаметно испарилась, так медленно растекалось картофельное пюре на жирных сливках, оставшееся нетронутым на тарелке Глинис. Однако как бы много ни было работы, Шеп всегда высыпался, сон стал для него основным наслаждением, которое, некогда украденное мезотелиомой, он умел ценить и научился смаковать. К удовольствию спать добавились разговоры, размышления, созерцание и простые радости бытия – счастье ничего не делать и при этом не ощущать скуки – долго принимать душ и не стоять в многочасовых пробках на Уэст-Сайд-хайвей.

Освоив тонкости «византийского социализма», с которым столкнулся в процессе приобретения земли – бюрократы из Дара покупают землю, а ты покупаешь ее уже у правительства, с множеством ТКК, которые несколько упрощают дело, – Шеп, наконец, приобрел значительный участок на побережье, стоивший ему всего десять тысяч долларов, дающий возможность обеспечить жильем себя и еще пятерых, находящихся у него на попечении, что, с точки зрения жителей Танзании, было настоящим грабежом; к счастью, они не знали, сколько ему пришлось заплатить, чтобы приехать сюда. Даже после того, как он приобрел пикап и подвесной мотор для лодки, переводы денежных средств из Цюриха в Банк Занзибара в Чака-Чака ненамного уменьшили его счет. (К удивлению банкиров, все его сбережения были положены на самый простой сберегательный счет под довольно незначительные проценты. Шеп отвергал всяческие предложения о том, что есть «возможность» вложить деньги во «что-то» более выгодное, поскольку его, как никогда в жизни, не привлекала перспектива обогащения, в новой стране он и так казался богатым сверх меры. Он придерживался принципа, который называл основой основ: самое главное – сохранить то, что имеешь.) Соседи были благодарны, что он всегда подвозил их до города, паял трубы, ремонтировал старые плиты, а за то, что члены его семьи всегда с радостью помогали в сборе урожая гвоздики, не позволяли ему платить на рынке, поэтому он мог неделями обходиться без денег.

Правда, существовал один неразрешенный вопрос – облагается ли налогом сумма, полученная от «Фордж крафт». По утверждению Мистика, все сводилось к фразе: «Оставь все себе» – довольно странный подход для государственного служащего, а проще говоря, это означало: «Это не их собачье дело». Мысль о том, что кто-то уверен, будто, «оставив все себе», он сможет заполнить пустоту от потери такой замечательной женщины, казалась оскорбительной, особенно после того, как юристы ответчика оценивали его жену с точки зрения количества стирок, выполняемых ею в неделю. Неожиданно для себя самого его несколько воодушевила идея, что полученная сумма все же должна облагаться налогом. Если коллекторы согласны преодолеть это расстояние с тремя пересадками на четырех самолетах, затем проделать путь на машине, они могут приехать и забрать деньги.

С помощью Зака, проявившего небывалую заинтересованность и рвение, Шеп построил дом, весьма скромный, с их точки зрения, но экстравагантный для Пембы. Каркас был из прочных бетонных блоков, но снаружи стены покрыты глиной, поскольку им очень понравился внешний вид – обожженная на солнце, она напоминала Шепу терракоту. Пол был выстлан темными мангровыми досками – по нему так приятно было ходить босиком. Крышу он покрыл высококачественным толем, однако сверху закрыл его по национальной традиции макути – сухими листьями кокосовой пальмы. Самой первой он отделал комнату Флики, которая могла перебраться сюда из Фунду, поскольку дом был оборудован кондиционерами. Электричество на острове подавалось от случая к случаю, поэтому он заказал из Занзибара мощный генератор, и вскоре в распоряжении Флики был небольшой кондиционер, охлаждающий ее новое жилище. Сам он, после опыта выживания в офисе «Умельца Рэнди», стойко переносил жару, однако для девочки кондиционер был не роскошью, а жизненной необходимостью.

Шеп никогда не считал сына умелым и проворным. Как только мальчик перестал воспринимать свое согласие уехать на Пембу как поражение, он погрузился в изучение азов мастерства, по крайней мере, на том уровне, на котором мог. Впоследствии оказалось, что отец и сын очень похожи. Зак ловко управлялся с материалами, с которыми в его возрасте любил работать и Шеп: дерево, камень, цемент. Став искусным плотником и каменщиком, он освоил изготовление мебели из древесины мангровых деревьев. За последнее время Зак вытянулся и раздался в плечах, став очень похожим на отца, – Шепу было только жаль видеть, как постепенно стираются с его лица привычные линии, так схожие с чертами матери. К тому моменту, как дом был закончен, из характера сына почти исчезла склонность к праздности. Пройдя курс подводного плавания на курорте, Зак стал работать в Фунду инструктором. Шеп лишь немного сожалел, что сыну приходилось уезжать далеко в лагуну на скоростном катере. Однако больше радовало то, что его всегда бледный худой хикикомори не сидел больше в четырех стенах.

Кэрол вернулась к заброшенному некогда ради страховки и работы в Ай-би-эм ландшафтному дизайну. Плюмерия, магнолия, эвкалипт, акация, жасмин и палисандр прекрасно росли в экваториальном климате. И разумеется, ей приходилось участвовать в создании безумных фонтанов Шепа; странные конструкции из кокосовой скорлупы, мангровых прутьев, морских раковин, ласт для плавания и вездесущих африканских резиновых шлепок. В условиях постоянной нехватки воды фонтаны казались неоправданной роскошью, поэтому Шеп вырыл для них персональный колодец. Она посадила перед домом фруктовые деревья: манго, бананы, папайю, которые Шеп использовал для новой безумной идеи – варить гонго, или «львиные слезы», – местный довольно крепкий алкогольный напиток. За домом она устроила небольшой огород, где посадила плантайны, маниоку, морковь, использовала кокосовые волокна для плетения корзин и циновок. Из поездок на рынок в Чака-Чака она возвращалась с фантастически красивыми холстами с изображениями бегемотов, газелей и носорогов, выполненными в примитивной манере, которые назывались тинга-тинга. С их появлением в доме, также украшенном разноцветными канга и отполированными до блеска работами Глинис, он стал ярким и уютным.

Кэрол бросила заниматься обучением Флики, которая наотрез отказывалась решать сложные уравнения, да и ценность этих знаний для жизни на острове на восточном побережье Африки резко падала. Флика объявила бойкот урокам и погрузилась в чтение книг, которые Шеп купил в магазине подержанных вещей во время последней поездки в Стоун-Таун за продуктами. (Собственные планы Шепа относительно чтения не оправдались: в конце дня он так уставал, что после первой прочитанной страницы глаза смыкались сами собой. Может, просто романы – не его стихия. Он предпочитал пережить увлекательную историю, нежели прочитать о ней в книге.) Хитер не удалось так просто отделаться от занятий, как сестре, однако свободного времени у нее было достаточно, чтобы добиться поразительных успехов в плавании. Они пытались любыми способами отвратить ее от антидепрессантов. Ее питание состояло в основном из рыбы и фруктов, поэтому она вытянулась, постройнела и обещала стать настоящей красавицей – поскольку Глинис не слышит, Шеп добавил бы – как мать.

Получив возможность сбежать из заведения, где клостридиоза диффициле давно была эндемическим заболеванием, отец смог наконец избавиться от инфекции, к радости обеих сторон, поскольку ему больше не требовалась помощь сына десять раз в день, когда возникала необходимость сходить в туалет. Прилежно выполняя все упражнения лечебной гимнастики, которые выучил в «Твилайт Гленс», Гэб не только восстановил прежнюю физическую форму, но и добился больших успехов благодаря ежедневным долгим прогулкам по пляжу. Прочитав все книги, привезенные Шепом, он принялся за написание детективного романа. Он утверждал, что даже не надеется, что книга когда-то будет опубликована, но если уж они сами строят себе дом, сами ловят рыбу и плетут корзины, то он не видит причины не написать книгу.

Рукописи не суждено было быть законченной. Тем не менее Шеп был рад, что его гордый самолюбивый отец умирал не в дерьме в палате, окруженный чужими людьми. Старик Накер, видимо переоценив свои силы, попытался сорвать с дерева понравившийся ему плод манго, и причиной его смерти стали более приличные травматические повреждения. Для Пембы, по мнению местного китайского врачевателя, падения с высоты были более распространенными случаями гибели, чем малярия и СПИД.

Они похоронили Гэбриэля Накера рядом с Глинис. Шеп чувствовал себя виноватым перед отцом за Африку, поэтому был рад, что смог подобрать достойное место для его могилы. После того как была брошена последняя горсть земли, Шеп произнес несколько теплых слов, благодарный, что избавлен от необходимости читать Священное Писание. На закате жизни Гэб Накер так и не обрел вновь веры в Бога, но к нему вернулась вера в собственного сына, что, по всей видимости, было для него важнее.

Он предусмотрительно очистил рядом еще небольшой участок земли. Как и Шеп, Флика влюбилась в Пембу с первого взгляда и никогда не испытывала ностальгии по Бруклину. Она стала весьма популярной личностью, научившись отпускать колкие шуточки на суахили. Среди местного населения часто встречались инвалиды, калеки и люди с генетическими заболеваниями, поэтому никого не шокировал вид странной девочки с крючковатым носом и вздернутым подбородком, склоняющейся при ходьбе до земли, словно она стремилась дотянуться до пальцев ног, укутанной при этом в канга, чтобы скрыться от солнечных лучей. Тем не менее остров Пемба был, пожалуй, худшим местом в мире для больных СВД, поэтому, когда с Фликой случался очередной «криз», Шеп нещадно бранил себя, что поступил так безответственно и привез ее сюда. Однако кто может дать гарантию, что то же самое не произошло бы с ней в Нью-Йорке? Почистив вечером зубы, закапав «искусственные слезы», смазав глаза вазелином и надев темную маску, Флика, как обычно, включила свой собственный кондиционер, легла в постель и больше уже не проснулась.