Другая жизнь

Для чего начальник отдела договаривался о повышении? Он, Алексей, сейчас не просил никаких повышений, потому что видел перед собой другую цель — произвести обмен, добиться, чтобы всё благополучно кончилось. Он, конечно, не против того, чтобы стать начальником отдела. Опять же, денег будет больше! Но сначала нужно решить одно, потом — другое, нельзя всё валить в кучу.

На экране монитора заставка, словно несмышленый малыш, которому в руки попал набор фломастеров, произвольно чертила разноцветные линии. Они бились о края экрана, меняли цвета, пропадали и вновь появлялись. Линии эти внезапно менялись, как история, в которую он попал, удивляя своей непредсказуемостью.

Свежей почты не было, а день на гаджете календаря был точно таким же, как и на экране Макарова. Сегодня было четырнадцатое августа. Ему уже не казалось это странным. Он снова задумчиво уставился на разноцветные черточки включившейся заставки, изломами кривых заполнявшей черное пространство экрана.

Его жизнь была чем-то похожа на это черное пространство, которое бессистемно перечерчивали яркие молнии судьбы. Вот от одного угла до другого протянулась линия красного цвета. Это его настоящая жизнь, то, что происходит сейчас. Достигнув края монитора, линия разлетелась вдребезги и сменилась ярко-желтой чертой, которая, в свою очередь, потекла к другому краю. Это та, другая жизнь.

Непонятно, какая из них, в конечном счете, одержит верх — красная или желтая. Обе одинаково сильны, настойчивы в своем стремлении дойти до края, и также одинаково разбиваются, исчезают, поглощаемые чернотой монитора.

На заставке есть и другие отрезки: синие, зеленые, серые. Алексею они кажутся побочными ответвлениями, сопровождающими две основные. Как хироманты видят в пересечениях «линии жизни», развилках и разрывах, предсказания возможных вариантов событий, так и эти, неглавные компьютерные черточки могут привнести определенные нюансы в его жизнь. Но всё же, они не являются определяющими, как аномальные отклонения не лишают организм нормального развития.

Он отвлекся от экрана, посмотрел на окружающих. Сотрудники отдела занимались своими проблемами, и никто на него не смотрел, за исключением двух девушек-коллег, сидевших у окна. Те бросали на молодого человека заинтересованные, любопытные взгляды, но Алексей на них не реагировал.

Он вдруг вновь вернулся мыслями к Насте, и ему захотелось встретиться с ней вновь, доспорить тот важный для него спор, который возник в кафе. Ведь он тогда открыто с ней не спорил, только подшучивал, как шутят скептики, боящиеся быть в чем-то убежденными энтузиастами. Настя изображала из себя загадочную Фавию — дочь лесного бога Фавна, а он — усталого молодого человека, погруженного в свои мысли и переставшего удивляться нечаянным открытиям.

Он подумал, что она, возможно, еще дежурит в холле первого этажа, быть может, её смена не закончилась. До того, как ему позвонит Николай Иванович и сообщит, о чем, в конечном итоге, договорились с «Улиссом», еще оставалось время. Так, по крайней мере, ему казалось.

Никого не предупредив, он пошел к лифтам. По дороге мелькнула шальная мысль, что лифт опять может утащить его на двадцать первый этаж и выпустить в каменный лабиринт, как это уже происходило. Но, если виновницей его непредсказуемых перемещений является Настя, то именно её он там и встретит.

Алексей безбоязненно зашел в кабину лифта, нажал кнопку первого этажа. Лифт, как животное, на мгновение подумал, заурчал внутренностями и двинулся наверх. «Ага, всё-таки туда! — подумал не без удовлетворения Алексей, довольный своей прозорливостью. — Пусть везет на двадцать первый. Не страшно!»

На двадцать первом этаже лифт остановился, двери раскрылись. Он быстро пошел знакомой тропинкой меж изгибчатых стен каменного лабиринта, по сыпучему песку, как и раньше, сняв черные туфли. Здесь ничего не изменилось — через какое-то время открылось синеющее море, безлюдная бухта пляжа. Но шезлонга с банками пива не было, как не было и самой Насти. И всё же он не волновался — в прошлый раз её тоже не было. Это потом она появилась из ниоткуда, как облако, спустившееся с гор. Пришла, подтолкнула его к морю.

Алексей поставил туфли на песок, оглянулся. Настя не приходила. Тихое сегодня море, почти не двигало волны, растворяясь в штиле и, чтобы помочить ноги, Алеше пришлось чуть-чуть ступить вперед.

Он сразу почувствовал прохладу воды, проходящей сквозь пальцы и тающей в мелком сыпучем песке, который твердел мокрой коркой, уплотнялся, сохраняя слепки его ступней до прилива следующей волны. Солнце припекало. Молодой человек расстегнул воротник рубашки, приспустил галстук и снова оглянулся. Ему показалось, что сзади подходит Настя и сейчас что-то скажет. Но никого не было, его никто никуда не звал. Идти вперед в море или повернуть назад к лабиринту зависела целиком от него, от его осознанного выбора.

Алексей посмотрел вдаль, на узкую полоску горизонта, словно надеялся найти ответ как правильно поступить или разглядеть там, в таинственной и неуловимой дали, символический судьбоносный знак… Нужно было на что-то решаться, что-то выбирать.

Глава 6

Он сидит за огромным столом, на котором лежат развернутыми несколько больших белых листов с проектами парусных яхт. В широко открытое окно долетает шум с набережной Аргентины, с моря дует легкий освежающий ветерок.

Бордигера! Он опять в маленьком итальянском городке у подножья невысоких гор, полном теплого солнца и морского соленого воздуха, утопающим в зелени субтропиков и поющим мелодичными голосами южных жителей.

Где-то там, у пирса, пришвартована его яхта, на которой он недавно плавал вдоль Лигурийского побережья, надев желтый спасательный жилет. Кажется, его тогда рисовала художница, хотя точно ли его он, пожалуй, не скажет, он не видел картины. На другой день, когда он проплывал мимо, художница уже не пришла — картина, наверное, была дорисована. В его душе осталось легкое чувство сожаления.

Впрочем, сожаление длилось не долго, как и всё на юге, где эмоции ярче и глубже, но, увы, недолговечнее. Эмоции беспрерывно сменяются наплывом новых впечатлений, они, словно морские волны, набегающие на прибрежный песок, каждый раз приносят с собой что-то новое.

Ему нравится думать о своей яхте, представлять, как она стоит у пирса, покачиваясь на волнах. Как странно, но он не помнит её названия. Яхта должна как-то зваться, она не может ходить по морю безымянной. Он начинает вспоминать. «Адель», «Ника», «Гранада». Всё не то! Что-то в её названии должно быть знакомым, близким, вызывать ассоциативные образы. И он вспоминает девушку, которая сама себя называла Фавией. Точно! Название его яхты «Фавия».

При регистрации яхты, сухой, в дымчатых полупрозрачных очках клерк — знаток античности, с любопытством поинтересовался его выбором, ведь Фавия — дочь лесного бога, к морю не имеет никакого отношения, Он не помнил, что ответил тогда, чем аргументировал. Кажется, отшутился.

Сейчас на столе лежат чертежи других яхт. Они, как и «Фавия», были спроектированы лично им на компьютере, а потом распечатаны на специальном принтере, поддерживающем печать крупных листов. В распечатанном виде ему работается удобнее, привычнее. Заказчики на эти яхты уже были, и оставалось в последний раз проверить расчеты, соответствие спецификации, а потом отправить чертежи в другой городок, где фирма-партнер, займется их изготовлением.