Другая жизнь
Шрифт:
Досмотрев её, Курасов не сразу поднялся с кресла. Несомненно, Главный что-то передал Вере. Он, Курасов, в этом убежден и для этого нет нужды повторно прогонять видео.
Петр соображал, что бы мог передать Вере директор. Это должно быть что-то маленькое — ключ от машины или ключ от депозита в доверенном банке. Это могла быть флэшка с информацией. Всё могло быть! Насколько было известно Курасову, Вера не входила в круг приближенных Главного. Отдать ей нечто ценное он мог только под давлением обстоятельств.
Когда, на триумфальной площади Петр искал только Иру и спрашивал
Петр протянул руку, набрал номер Веры. Он её давно не видел. Рабочее место девушки в последнее время было пустым и вряд ли сегодня положение изменилось. Она, наверное, на больничном. Так он думал, слушая длинные гудки в трубке.
— Говорите! — вдруг раздался чей-то голос, но не Веры.
— Я хотел бы услышать Веру… — Курасов, звоня в свой отдел, почему решил не представляться, а позвонить, словно он посторонний, никому не знакомый человек с улицы.
— Её нет. Мне не сказали, но, кажется, она болеет.
— А вы кто? — поинтересовался Петр.
— Её соседка, Маша. Я Веру не видела уже несколько дней, — Маша, не узнавшая голос Курасова, начала подробно рассказывать, как она работает за всех, а все только и знают, что болеют или отпрашиваются с работы из-за детей. — Будто только у них дети! У меня пока нет, но это не значит, что я должна работать за других…
Маша еще что-то говорила, и Курасов хотел положить трубку, грубо прервав разговор, но собеседница вдруг воскликнула:
— Ба! Явление Христа народу!
— Что такое? — удивленно спросил Петр, — что там?
— Ваша Вера пришла…
Не дослушав, Курасов бросил трубку. «Неужели Вера появилась? Наконец-то! Сейчас узнаю, что передал ей Бульдог».
Он подошел к зеркалу, посмотрел, как выглядит. Вера ему нравилась, и он давно пытался завязать с ней отношения: и тогда в спортбаре, и раньше. До сегодняшнего времени не получилось, но сейчас другая ситуация — Курасов без пяти минут сотрудник спецслужб.
Из зеркала на него смотрелся молодой черноволосый парень, с лицом восточного типа, широкими скулами, умными раскосыми глазами. Да, не красавец! Но ничего, руки уже не потеют, а узнает Вера, что он не только помогает спецслужбам, но что его туда могут взять — полюбит и такого. Курасов пригладил торчащие за ушами черные волосы, поправил галстук. Теперь всё в порядке.
Он вскочил и быстро, делая широкие шаги, направился в офис отдела.
Глава 10
Почти вбежав в помещение, где сидело с десяток человек, в том числе Маша, с которой он только что разговаривал по телефону, Курасов тут же увидел Веру.
Она, как ему показалось, в чём-то изменилась. Неуловимо, почти незаметно.
Вера странно похорошела, и молодой человек не мог понять, что послужило причиной этого: то ли появившийся на её теле бронзовый загар, оттенивший белокурые волосы, усиливший блеск голубых глаз, то ли причина была в ином, например, в её поведении. Курасов узнавал и не узнавал Веру — элегантную, уверенную в себе, по-западному улыбчивую.
Маша тоже заметила перемены,
но внешние. Она обиженно заморгала:— Я тут работаю одна, а ты по соляриям ходишь! — но всё же не выдержала недовольный тон: — Адресок подскажешь? Там клёво? Обслуживание хорошее?
— Тебе будет дороговато, Маша, — спокойно ответила Вера, останавливаясь у зеркала и поправляя прическу. — Там только для избранных.
— А ты что, избранная?
— Возможно!
Вера повернулась к Маше и губы её растянулись в деловой скучной улыбке.
— Поняла! — Маша всплеснула пухлыми руками, — у тебя появился молодой человек, богатый. Он все оплачивает. Точно?
— Маш, тебе делать нечего? — грубовато спросила Вера, не переставая холодно улыбаться, — прими слабительное. Отвлечешься от дурных мыслей.
Он отвернулась и увидала входившего Петра.
— Пьер? — невольно вырвалось у неё.
В ответ Курасов удивленно поднял брови.
На французский манер его еще никто не звал. Алексей как-то пытался обозвать «Петруччио» — типа по-итальянски. Но это прозвучало пренебрежительно, несерьезно и совсем не понравилось Курасову, напоминало имя слуги из старого водевиля, такого как «Труффальдино из Бергама».
— Ой, сорри! — поправилась Вера на английский манер. — Тебя давно не было видно!
— Меня? — еще больше удивился Курасов, не зная как реагировать на слова Веры, в достаточной степени нахальные и обидные. — Вообще-то я всё время на работе. В отличие от тебя. Вон и Маша жалуется…
Вера недобро покосилась на соседку.
— Она всегда жалуется!
Сидевшая неподалеку Вероника Ивановна, вышедшая недавно на работу после болезни, отвлеклась от своих занятий и произнесла строгим учительским тоном:
— Девочки, не ссорьтесь!
Оглянувшись на неё, Маша пробормотала:
— Ага, мамочка!
Вера не обращала на коллег никакого внимания, и это тоже было новым. Раньше она непременно бы вступила в разговор, поддержала бы Веронику Ивановну, которую очень уважала, постаралась бы утихомирить Машу. Теперь же она была сама по себе. Теперь она разговаривала с Петром, просматривая на компьютере пришедшую за её отсутствие почту, и делая вид, что ничто другое её не касается.
Она вела себя прагматично, по-деловому, что соответствовало корпоративному стилю общения, но получалось несколько суховато, по западным поведенческим лекалам. Это когда тебе, улыбаясь, говорят неприятные вещи, добавляя при этом: «Ничего личного, дружище!»
И всё же упрекнуть её было не в чем.
Резко изменившееся поведение Веры вызвало в Курасове настороженность. С чего это она себя так ведет? Не появились ли у неё покровители более серьезные, чем у него, Курасова? Из той же ФСБ, к примеру? Кроме того, она еще раз, после спортбара, дала понять Петру, что тот её не интересует, и это было неприятно.
Однако сейчас, отбросив в сторону личные чувства, важным казалось другое — разговорить Веру, узнать нужную информацию.
— Слушай, — Петр постарался найти верный тон разговора, — Я знаю, что Главный тебе что-то передал в кабинете, перед тем, как его вывели в наручниках.