Другие правила

Жак де Шатори казался полной противоположностью сестры. Он был старше Катрин на три года, весьма хорош собою, и предпочитал как можно реже бывать дома, пропадая то в Туре, то у кого-то из друзей. Слава о нем по округе шла как о местном донжуане, который не пропускал ни одной юбки. Он даже пытался строить глазки Сюзанне, но она быстро охладила его пыл, бросив парочку насмешливых фраз в его адрес. Известно, что красавчики совсем не любят, когда над ними смеются. Жак обиделся и больше к Сюзанне не подходил, предпочитая более ласковых девушек, коих повсюду было великое множество.

Так спокойно и размеренно текла жизнь в замке Шатори. Барон прибывал в своих покоях, Катрин занимала библиотеку, а Жак болтался где-то в округе, покоряя сердца. Все были бы довольны, но Катрин жаждала деятельности. Ей хотелось, чтобы ее обыкновенная и слишком спокойная жизнь вдруг резко изменилась, и, как в романах или в рассказах Сюзанны, в ней вдруг появился кто-то, кто поставил бы все вверх дном. Катрин поднималась на сторожевую башню, склонялась вниз и смотрела на реку, мерно несущую свои воды под стенами башни, и на дорогу, бегущую через луг в леса, все надеясь, что однажды на этой дороге появится кто-то, кто умчит ее в другие страны и откроет перед ней новый мир.

Говорят, желания коварны. Они имеют привычку сбываться. Но всегда не так, как хотелось бы тому, кто желает.

...

Жизнь замка Шатори резко и навсегда изменилась одним прекрасным солнечным днем, когда на дороге к замку, среди лугов, появилась карета. Да-да, обычная дорожная карета. Катрин в этот день как раз стояла на башне и смотрела на дорогу. И карета как будто материализовалась из самой сокровенной ее мечты. Черная, с гербом на дверце. Судя по запыленным бокам карета эта проделала неблизкий путь, а шесть вороных лошадей, запряженные цугом, говорили о богатстве ее владельца.

Сердце Катрин замерло, а потом забилось так быстро, будто хотело выскочить из груди. Она наклонилась над парапетом, чтобы лучше все рассмотреть, а потом бросилась вниз по винтовой лестнице, грозя сломать себе шею, т. к. ступени лестницы были сбиты за многие века. Катрин успела выбежать во двор именно в тот момент, когда карета подъехала к дверям дома. С запяток соскочил лакей, опустил подножку и открыл дверцу, на которой красовался герб, который Катрин так и не успела разглядеть.

Первым вышел черноволосый молодой человек в черном камзоле и подал руку совсем юной девушке со светлыми волосами. Девушка тоже была в черном платье, и даже шляпка ее была черной. Она легко спрыгнула на мостовую, подняла голову и осмотрелась. Катрин увидела, что девушка очень молода, наверняка ее ровесница, и привлекательна. Брови ее были гораздо темнее волос, и съезжались к переносице, придавая лицу немного строгое выражение.

Двери отворились и дворецкий склонился в поклоне перед прибывшими. Молодой человек достал визитку и протянул ее дворецкому, после чего все трое поднялись по ступеням и зашли в дом.

Катрин осталась во дворе. Она немного растерялась, не решившись сразу представиться незнакомцам, но ее мучило любопытство, ей очень хотелось рассмотреть черноволосого мужчину, чьего лица она не видела, и юную девушку, чей профиль успела разглядеть. Преодолевая смущение, она взбежала на крыльцо, постояла у двери, потом передумала и спустилась вниз, отворила небольшую дверь для служанок и оказалась внутри дома, в нише, из которой было отлично видно все, что происходило в холле.

Холл замка Шатори был отделан мрамором. Когда-то бароны Шатори процветали, это теперь семейные дела пришли в упадок. Но замок еще помнил дни былой славы, и на первый взгляд производил хорошее впечатление богатого жилища. Катрин выглянула из-за перил. Мужчина держал девушку за руку, и оба они рассматривали скульптуры и картины, в изобилии украшавшие стены холла и широкую мраморную лестницу. Девушка так активно вертела головой, что, казалось, черная шляпка сейчас соскочит с ее светлых волос. Они что-то говорили, и Катрин много бы отдала, чтобы разобрать, что именно.

Через несколько минут по лестнице спустился барон де Шатори. Он приветливо протянул руки к новоприбывшим и даже приобнял девушку, потом крепко обнял молодого мужчину. Катрин никак не могла понять, кто же эти люди, кому ее отец оказывает такой теплый прием. Возможно, какие-то ее дальние родственники, о существовании которых она ничего не знает. Чтобы выяснить это, она через некоторое время решилась покинуть свое укрытие, и бросилась вслед за поднимающийся по лестнице компанией. Отец первым заметил ее, остановился и протянул ей руку.

— Познакомьтесь с моей дочерью Катрин, дорогие племянники, — сказал он, а Катрин сделала глубокий реверанс. — это Филипп и Валери де Флуа, Катрин, — продолжил он, — сын и дочь моей блудной сестры. К сожалению, я узнаю, что бедной Вивиан уже нет в живых. Но я сделаю все, что в моих силах для ее детей.

Филипп поклонился Катрин и пожал ее руку. Он оказался весьма привлекателен, лицо его, покрытое загаром, носило отпечаток уверенности и спокойного достоинства. А Валери смотрела на Катрин и беззастенчиво ее разглядывала. Глаза ее, которые сначала показались Катрин черными, но на самом деле бывшие темно-карими, с вкраплением зеленого, улыбались. Длинные черные ресницы отбрасывали тень на ее щеки, а резко прочерченные брови придавали некоторую учительскую строгость выражению ее лица.

— Рада познакомиться с вами, кузина, — проговорила Валери с ярким акцентом, хотя Катрин не могла бы сказать, с каким, — я еще только учу французский, поэтому простите мне ошибки, — она улыбнулась, — я очень быстро научусь говорить правильно, вот увидите.

Катрин, которая не слышала особых ошибок в ее речи, кроме неправильно выговариваемых звуков, тоже улыбнулась:

— Вы прекрасно говорите, — сказала она, — и я очень рада видеть вас в нашем замке. Надеюсь, вы останетесь погостить у нас на какое-то время.

Как выяснилось на следующий день, мадемуазель Валери на самом деле рассчитывала на их гостеприимство. Филипп сообщил, что он вынужден оставить сестру на попечение ее дяди вплоть до своего возвращения из Парижа, а потом они планировали отправиться к себе на родину. Правда, где располагалась эта родина Катрин так и не поняла. Но ее порадовало, что Филипп рассчитывал оставаться в Париже около полугода, обещал навещать сестру как можно чаще, и надеялся, что ей будет хорошо и удобно среди членов ее родной семьи. Филипп сделал ударение на слове «родной» от чего, Катрин заметила, Валери скорчила ему рожицу.