Другие Семь дней

– Открыто? Очень интересно, – нарком задумался, привычно болтая ложкой в стакане. – Ну-ка, проверьте ход моих рассуждений. Это будет не нападение. Мелкое хулиганство. Даже засылка шпионов маловероятна. Полетят исключительно малолетние оболтусы. Мы их посбиваем и подтвердим репутацию «кровавой диктатуры» и «тоталитарного режима». Шум поднимется неимоверный. И задумали это не правительства, а те, кому хочется войны, или кому мы поперек горла. Так?

– Именно, – подтвердил Фима. – Разве что могу добавить пару категорий предполагаемых организаторов.

– Непринципиально, – поморщился Берия, – стоит ли поминать всуе каждое дерьмо? Вопрос в другом. Что делать? Сбивать нельзя. Спускать с рук тоже…

– Лаврентий Павлович. Мне тут по дороге идейка пришла. Хулиганская, правда, но может сработать, – Ефим замолчал, собираясь с мыслями.

– Ну? – поторопил нарком.

– Приземляется такой самолет в какой-нибудь Голодаевке, – начал Фима, но увидев, как поморщился собеседник, поправился, – можно и в колхозе имени Первого Мая, куда прилетит…

– «Узнаю парфян кичливых по высоким клобукам». Что-то Вы осмелели, товарищ Фридлендер, – перебил Берия, надев пенсне. – Не обвинить ли Вас в клевете на советских колхозников? А заодно в шпионаже в пользу… ну, хотя бы тех же парфян. А заодно Карфагена и Хазарии? Тем более, классовая принадлежность у вас… – он не выдержал и ухмыльнулся. – Ладно, что там в этой Голодаевке?

– Встречают летчика хлебом-солью. И молочком парным, чтобы каравай лучше пошел. Ну и водочки, конечно, что же за «рашен гостеприимство», без «рашен водка»? А на закуску – огурчик солененький. Колорит-то какой! И опять хлебушка с молочком! Полетят-то, детишки. Они всерьез собираются к вечеру домой вернуться. И потому половина, накушавшись огурцов с молоком, залезет в кабины и отправится назад. Путь неблизкий, так что припрет их в салоне, где сортиры конструкцией не предусмотрены. А обделавшийся герой – немножко не герой, и вызывает он смех, а не уважение.

Улыбка на лице Берии появилась еще в начале Фиминой речи, а к концу нарком согнулся в приступе неконтролируемого хохота.

– Ну, Ефим Осипович! – сквозь смех выдавливал он. – Ну ты артист! Молочка парного, говоришь?! С огурчиком соленым! Раскусят ведь!

– Не раскусят, – тоже заулыбался Фима. – Это наши все с сочетанием «молоко-огурцы» знакомы. А Европе оно неведомо. Засланцы эти, как просрутся, на весь мир раззвонят, мол, встречали их по-царски, жаль только болячка какая-то прицепилась. А те, у кого луженый желудок окажется, будут свидетельством, что специально не травили.

– Ладно, – справился, наконец, с собой нарком. – А со второй половиной что делать? Которая не улетит?

– Дальше кормить. Тем же самым. А потом госпитализировать. Они возражать не будут. Как понесет на крыльях внутренних позывов по третьему разу до туалета типа «сортир деревенский», так сами в больницу запросятся. А мы начнем громко требовать международной помощи для лечения граждан Евросоюза, ибо эта болезнь нам неизвестна, а лекарства наши и знания на семьдесят лет устарели. А потому гоните, господа хорошие, медикаменты и, в первую очередь, специалистов. Ну и так далее. В итоге, в придачу к демонстрации открытости и дружелюбия имеем крайнее нежелание кого-либо забираться на нашу территорию. Ни один солдат воевать не пойдет из боязни подцепить какую-нибудь дрянь.

Берия вышел из-за стола, прошелся по кабинету и сел обратно.

– Идея Ваша мне нравится, но надо звонить Самому. Анекдот анекдотом, однако слишком велики ставки. Это не ваша колонна с грузовиками на границе, где вы решали только свою судьбу. Ну и судьбу ваших людей. Это – судьба страны…

Черное море.

Лиза Евсеева, гражданка РФ

– Мам, я устала!

– Положи весло и отдохни.

– Но тогда мы будем плыть медленнее. Далеко еще?

– Далеко, Дашенька. Весь день и всю ночь.

– А мы не будем ночевать у костра, как вчера?

– Нет. Нам надо пересечь границу. Папа будет ждать с той стороны. И надо, чтобы плохие дяди нас не поймали.

– Да, мам, я помню. Я еще погребу.

И мерные взмахи весел… Правым. Левым. Правым. Левым.

Двести шесть километров. Это много или мало? В две тысячи втором, на гонке в Тольятти это заняло сутки. Но тогда сзади сидел мотор по имени Егор, а я, восемнадцатилетняя неопытная девчонка, ныла:

– Я устала!

И он, взрослый и опытный мужчина на целый год старше, не прекращая махать веслами, отвечал:

– Положи весло и отдохни.

– Но тогда мы будем плыть медленнее. Далеко еще?

– Далеко, Лизунька. Весь день и всю ночь. Если хотим за что-то побороться.

Я тяжело вздыхала и соглашалась:

– Ладно, я еще погребу.

Мы победили. В это никто не верил. Почти дети, «горники», да еще смешанный экипаж. Сдохнут и отстанут. Сдохли. Но не отстали. Пришли первыми.

История повторяется. Только вместо Волги – Черное море. На месте матроса – семилетняя дочь. А вместо Егора – я, та самая слабая девчонка. Повзрослевшая на восемь лет, но не ставшая намного сильнее. Я должна повторить то, что сделал тогда будущий муж. Должна, если хочу его когда-нибудь увидеть. И сейчас совершенно другие ставки. «Кое-кто уже положил на тебя глаз!» Ничего, я тоже могу положить! Что угодно и на кого угодно. И пусть у меня нет физической силы Егора, я дойду. Не за сутки, так за двое. Но дойду. У меня байдарка лучше. Быстрее. Маневреннее. Я справлюсь. Правым. Левым. Правым. Левым…

Первый день нам везло. Погода стояла просто изумительная. Ни ветерка. Идеально ровная гладь моря не доставляла ни малейших проблем. Только руки, подрастерявшие былую сноровку, к вечеру начали немного побаливать. И то, к утру всё прошло. Островок, о котором говорил Селим, нашли на удивление легко. Не было ни палатки, ни спальников, но был кусок полиэтилена и два одеяла, прихваченных из номера гостиницы. Зажигалка и консервная банка из-под ананасов вместо котелка. И еда. Что еще нужно для хорошей ночевки летом на юге?

А утром поднялся ветер. Хорошо, что успели отойти от острова до того, как он разогнал волну. Идти стало намного труднее. Байдарка то и дело таранила очередной вал, вода прокатывалась по фартуку, обдавая и без того мокрые торсы. Солнце пряталось за тучами, и единственным способом согреться оставались весла. Правым. Левым…

Волны становились всё больше. Ближайшее будущее представлялось в цветах, максимально приближенных к черному. Я никогда не плавала по штормовому морю. На Волге не бывает штормов. Или бывают? Не суть, если и бывали, я в них не попадала. А сейчас… Подходить близко к берегу страшно: Селим предупреждал, да и самой понятно. Завертит прибрежным коловоротом, швырнет на скалы, разбирая байдарку на отдельные стрингера и размазывая по камням два хрупких человеческих тела…