Другое оружие

Маленький камушек ненадолго отвлёк её от беспокойных мыслей, и Падме, решив, что всё равно не сможет уснуть, ушла в кабинет: нужно было разобрать материалы из Сената.

Тело затекло от неудобной позы. Она всё-таки заснула за своим рабочим столом. Какое-то странное чувство заставило её выйти из кабинета. Во всей квартире не сработали датчики движения, и помещение освещали только яркие звёзды из больших иллюминаторов. По спине пробежали мурашки, она замерла в проходе гостиной. Тело отказалось подчиняться, к горлу резко подкатил истерический комок, из глаз потекли слёзы.

Что происходит?

Пытаясь обуздать панику, она осмотрела знакомое помещение. Около большого иллюминатора сидел Энакин. Падме по-прежнему не могла заставить себя сделать хотя бы шаг. Скайуокер сидел на полу, облокотившись на сверхпрочный транспаристил. Он не мог не почувствовать её присутствия, но он не пошевелился. Его взгляд был направлен к звёздам. Он часто смотрел на них, но не так… Она видела его разным, и в ярости, и в слезах отчаяния, она знала Вейдера и знала Эни, но ни одна из его сторон не могла сравниться с той, что была сейчас. В его глазах была звёздная бездна, столь прекрасная и отвратительная одновременно, его красивое лицо было абсолютно незнакомым, оно было спокойно, как бывает спокойно лицо только у тех, кто смотрит в глаза смерти, при этом его черты казались идеальными и совершенными, но настолько чужими – за пределами её понимания, что её тело отказывалась подходить к нему. Оно не хотело подчиняться ни эмоциям, ни разуму. Её сердце окружила стена льда, и каждый его удар лишь утолщал эту стену. Голову кружила паника. Она забыла, как его зовут, забыла своё имя, лишь одно – бежать! Бежать! Бежать подальше от этого! Глаза закрылись. Лучше ничего не видеть, чем то, что было в комнате. Её вздохи были похоже на короткие всхлипы, как будто её лёгкие что-то сжало и не давало ей даже дышать.

Бежать!

Нет!

— Энакин, — прошептали губы, которые ещё помнили имя, которые повторяли его слишком много раз. Она открыла глаза. Такое чужое, незнакомое лицо, но такое родное…

Она заставила себя глубоко вздохнуть и сделала шаг вперёд, так, как шагают в пропасть, в неизвестность. Но ничего не изменилось. Желание бежать не ослабло, а сердце продолжало покрываться льдом.

«Он мой муж».

И ещё один шаг в бездну. В голове продолжали ураганом проноситься панические мысли, движение требовало невероятных усилий, но она преодолела это расстояние в пару метров. По щекам продолжали стекать слёзы, а он не шевелился. Для него её как будто не было в этой вселенной. Она села рядом, уткнулась в плечо.

— Что он с тобой сделал? — ей показалось, что прошла вечность, с тех пор как вышла из кабинета, и она всё же смогла выдавить из себя единственный вопрос, имеющий хоть какое-то значение сейчас.

— Я не хочу говорить об этом, — холодно, жёстко, как ножом в сердце, ответил тот, которого она любила. Тело само отодвинулось в попытке к бегству, когда она зажмурила глаза от боли, которую ей причинили слова.

— Нет, — остановил её знакомый голос, но с чужой интонацией, — останься. С тобой спокойней.

Знакомая фраза. Его слова. Для неё. Всегда. Слёзы ручьём продолжали течь по лицу, а тело упрямо сопротивлялось и не желало терять возможность поскорей убраться отсюда.

«С тобой спокойней», — туманные слова из прошлого. И она осталась, чтобы опять молчать вечность, чтобы и на этот раз привыкать к нему. Такому.

Она научится его любить и жить с таким. Она коснулась его плеча и медленно повела по руке. Её собственное тело слишком хорошо помнило его касание, чтобы сопротивляться, и стало полегче. Она провела по кисти и сжала, вложив в неё маленький цилиндрик на цепочке. Он впервые оторвался от звёзд и посмотрел на предмет в руке. Даже при холодном синем свете звёзд камень играл красными отблесками. Как маленькие сполохи огня дарят капельки тепла в зимнюю ночь, немножко согревая, так и тёплый отблеск камня отразился в синих глазах, и в них появился интерес. Толстые стены льда в её сердце дали трещину.

— Что это?

— Судьбоносец, — на выдохе, еле шевеля губами, ответила она, вспомнив единственный перевод названия, — это камень Хаут, — голос возвращался под контроль, как и всё её тело, — он с Мустафара. Камень вождей.

На странном лице стали проступать знакомые черты, губы поползли в ухмылке интереса. Она закрыла глаза и прижалась сильней, чувствуя, как отходит наваждение.

— Тебе нравится?

— Да. Интересный, я никогда такие не видел.

— Я тоже. Но мне показалось, что тебе он подойдёт, — вспомнив про слёзы, Падме стала их вытирать руками. Придя окончательно в себя, она надела подарок ему на шею. В голове закрутилась сразу сотня важных вопросов, но, чувствуя его рядом, такого родного, знакомого, любимого, она не хотела задавать их сейчас. Что бы там ни сказал и ни сделал Палпатин, взрыва на Корусанте это не касалось, и её в целом тоже. Дети мирно спали в своей колыбели, а Энакин с мягкой улыбкой прижимал её к себе.

* * *

«В нём что-то есть», — сказала Сола, когда впервые увидела Энакина. Падме думала, что уже знала, что конкретно есть в её муже, наивно полагая, что видела все его грани, но Скайуокер продолжал удивлять и раскрывать свои новые стороны, которых она просто не могла понять, и ей оставалось лишь привыкать к нему. Странное неописуемое состояние Энакина повторялось каждый вечер в течение всего пребывания Палпатина на верфях. Скайуокер возвращался к ней каждые сутки, незаметно проходил домой и вставал около иллюминатора, и каждый раз ей приходилось проходить через этот ад. Она часами стояла, просто обнимая его, борясь с собственным инстинктам самосохранения, а он просто смотрел на звёзды, не реагируя на её присутствие. Затем в его вселенной что-то менялось, и он отходил, крепко обнимал её, о чём-то шутил, а она прятала заплаканное лицо.

Сила и её проявления стали всё сильней отражаться в её семье, и игнорировать этот вопрос она не могла. Она не хотела в этом разбираться, Падме хотела лишь знать, что происходит с мужем, когда он так смотрит на звёзды. Несмотря на значительно большее время, проводимое дома, Энакин стал ещё более замкнутым, предпочитая молчать. Двенадцать часов, проводимые с Императором, резко отражались на его обычном состоянии; появилась постоянная отчуждённость, молчаливость.

— Что с тобой было? — спросила Падме в первый же вечер.

— Когда? — уточнил он, не придавая этому никакого значения.

— Когда ты пришёл.

— Ничего, — его больше интересовали их переплетённые пальцы, чем расспросы, — так, думал…

— О чём?

— О Силе, — он немного задумался, как правильно объяснить, чтобы она поняла, — о взаимодействиях её линий; я сравнивал отношение к ней ситхов и джедаев… Так, философия, — отмахнулся в итоге он.

Падме долго молчала, обдумывая ответ. Во время войны Энакин часто рассказывал о Силе, о её значимости и обо всём, что с ней связано. Но никогда прежде около него не появлялось такого необъяснимого состояния. Возможно, это связано с тем, что ему говорит Сидиус? В этой сфере она ничего не могла противопоставить старому ситху…

— Не лезь в вопросы Силы, ангел, — прочитав её мысли, попросил Энакин, — это надо чувствовать, чтобы разбираться во всём этом древнем…

— Почему? — она уткнулась носом в его шею и запретила себе думать о Сидиусе, — я мать двоих одарённых детей. Я же должна знать, чего от них можно ожидать…

— Ты и так знаешь, на что они способны сейчас…

— А потом?

— Я буду рядом и поясню… — судя по тону, вопрос можно закрывать, чрезмерная настойчивость приведёт только к раздражению. А ей так хорошо было с ним таким, спокойным, надёжным…

— Значит, я тебе сегодня помешала? — с ноткой извинения спросила она.

— Нет, — мягкая улыбка, — мне всегда с тобой спокойней – нежный поцелуй в лоб, — ты, главное, меня не расчёсывай – мысли путаются…

Энакин умудрялся проходить незамеченным сквозь все системы движения дома, начиная с подключённого сигнала оповещения на открывающиеся двери на комлинке у Падме, заканчивая детекторами движения и включения света. Поэтому его появление заставало Падме врасплох. Она забыла заблокировать двери из комнаты детей. Закрыв глаза, в пару широких шагов по бездне отчаяния подошла к мужу, крепко обняла со спины и, зажмурившись, ждала, пока он придёт в себя. Она должна привыкнуть, научиться не бояться и, возможно, сумеет понять.