Другое счастье

За рождественской трапезой, когда за столом не было родственников, а в углу – подарков в яркой упаковке, Милли обнимала мать и клялась, что она вполне довольна, что у нее именно такая мама. Та отвечала, что дочь – это и есть весь ее мир и что зимы им нипочем, пока они вместе. На самом деле Милли недоставало одного-единственного подарка – отцовской любви.

Она включила поворотник и свернула на дорогу, ведшую к этому месту, где обитало неотпразднованное Рождество. Агата, судя по всему, была счастлива.

Оставив машину на стоянке, они вошли в странный магазин, устроенный на бывшем зерновом складе.

Вдоль центрального прохода, огороженного обмотанными гирляндами заборчиками, тянулись столики, шкафчики и полки, загроможденные старыми игрушками. Здесь были шары всех размеров и цветов, ватные снеговики, потертые Санта-Клаусы, деревянные солдатики в красных мундирах и черных киверах, старые барабаны и дудки, несчетные куклы. Милли задержалась перед макетом ярмарки. Среди прочего на ней работали миниатюрные «американские горки»: тележка взбиралась на самый верх, мчалась вниз по склону, закладывала вираж и останавливалась перед будочкой, где ждала очередь из оловянных фигурок. Под рельсом находился крючок с пружиной, который цеплял тележку и с лязгом посылал ее обратно, наверх.

Оставив Милли любоваться этим автоматом, Агата отправилась к металлическому автомобильчику 1950-х годов. Весь помятый, с облезшей в нескольких местах краской, он выглядел непритязательно, но, казалось, улыбался любому, кто обращал на него внимание.

Агата понесла автомобильчик в направлении кассы и по пути опустила его себе в карман. Остановившись перед каруселью, она завела ее ключиком и залюбовалась кружением деревянных лошадок.

– Помню, в детстве у меня была такая игрушка. Невероятно! – восхищенно воскликнула она подошедшей Милли. У той в руках была коробка. – Что ты купила?

– Чудесный макет. Кабинет Диккенса.

– У тебя в детстве было много игрушек? – спросила Агата, по-прежнему завороженно глядя на карусель.

– Я была единственной дочкой, – ответила Милли. – Кого матери было баловать, кроме меня?

– Ты купила этот подарок самой себе?

– Нет, это для Джо. Вечно я не знаю, что ему подарить на Рождество! Он будет в восторге. Выходит, мы не зря сюда завернули.

– А я-то в каком восторге! – воскликнула Агата. – Я могла бы провести здесь много часов. Но нельзя, надо ехать дальше.

Они вышли из магазина и зашагали к машине. Милли положила свою коробку в багажник и села за руль. Агата захлопнула дверцу и опустила стекло.

– Кто такой Джо? – спросила она, как только они тронулись.

– Мой лучший друг.

6

Том гнал на предельной скорости. Час назад, нарушив правило вежливости, которое он сам для себя изобрел, он все-таки воспользовался радио. У него была надежда, что какой-нибудь патруль заметил где-нибудь неподалеку красный «олдсмобиль» 1950 года выпуска. Ему повезло: один полицейский, любитель старинных машин, обратил внимание на такую машину на дороге № 30, вблизи Йорка.

Теперь он надеялся, что ему снова повезет и что Агата все еще едет в этой машине.

Когда дорога привела его в лес, Том испытал острое желание повернуть на север и, наплевав на свое обещание не пересекать границу штата, вернуться домой. Наступило его любимое время дня. В этот час он усаживался в своем дворике и любовался равниной и близкими горами, тонущими в безмолвии.

«Трус! – мысленно одернул он себя. – Куда подевалась твоя смелость? Придется ей тебя выслушать, даже если она не захочет тебя простить. Найди силы, чтобы, по крайней мере, посмотреть ей в глаза! Ты ведь для этого носишься по дорогам, разве нет?»

Звонок инспектора полиции вернул его к реальности. После зарядки батарей электромобиль дал пищу для размышлений. Последние координаты, введенные в бортовой навигатор, совпадали с координатами места, где разрядился аккумулятор.

Том крепко задумался. Зачем Агате понадобилась эта станция обслуживания? Он уже не исключал, что она приехала туда специально, чтобы покрасоваться в объективе камеры наблюдения. Прочь дурацкие мысли, способные завести только в тупик!

В Йорке он собирался пообщаться с продавцами магазинов и с местными полицейскими: кто-то наверняка обратил внимание на приметный автомобиль. Посмотрев на часы, он прикинул, что будет на месте через час.

* * *

– Эту ночь я хотела бы провести в нормальной кровати, и одна, – заявила Милли.

– А вот я с удовольствием приняла бы ванну и улеглась не одна, а с хорошей компанией! Надо было пофлиртовать с кассиром в рождественском магазине: не бог весть что, но на худой конец и такой сгодился бы.

– Вы серьезно?!

– А что, не похоже? – усмехнулась Агата.

Судя по дорожному указателю, до Геттисберга оставалось двадцать пять миль.

– Я так ничего и не поняла в вашей истории. Неясно, по какой причине вы уехали, по какой вернулись. Не из-за друзей же вы забрались в такую даль! И потом, что за загадки? Где он, этот ваш остров? Вам пришлось от чего-то спасаться?

– Не от чего-то, а от кого-то. Когда тебе двадцать лет, любовь иногда толкает на абсурдные поступки.

– Сначала в двадцать, а потом в пятьдесят?

Агата от души рассмеялась.

– Надеюсь, что да. Но я вернулась всего два дня назад, дай сначала отдышаться.

– В кого вы тогда так влюбились?

– В мужчину редкостной красоты. Нет, это неправильно. Лучше сказать, что он был исключительно породистый, каждое его движение было полно изящества, он был воплощением мужского начала и полной противоположностью мачизма. Мачо сомневаются в том, что они настоящие мужчины, поэтому и тянутся ко всяким железкам. А этот по природе был такой мужественный, что ему не было нужды играть чужую роль.

– Он был вашим женихом?

– Иногда ты такое ляпнешь, что я начинаю сомневаться, кому из нас тридцать лет, кому пятьдесят с хвостиком. Я была от него без ума и воображала, что пользуюсь взаимностью.

– А вот это действительности не соответствовало?

– В этом я так и не разобралась. Все было слишком сложно.

– Чем он занимался?

– Тем же, чем все мы: учился.

– Чему?

– Честно говоря, уже не помню. Когда мы познакомились, в университет уже принято было приходить только на демонстрацию. У нас были другие темы для разговоров кроме учебной программы.

– А против чего вы протестовали?

– Не против, а за: за прекращение войны во Вьетнаме, за то, чтобы правительство положило конец этой бойне, за новый мир, в котором возобладали бы гуманизм и социальная справедливость. Увы, наш бунт выродился в утопию. Я была тогда очень, даже слишком молода, вот и примкнула к движению, когда мечта уже умирала. Но идеи у нас были замечательные! Мы не подчинялись законам, были свободны и испытывали эйфорию… – Взгляд Агаты стал отсутствующим. – Свобода все время была у нас на языке. – Мы принадлежали к движению «Студенты за демократическое общество». В него входили сотни тысяч молодых людей, свято веривших в неизбежность революции.