Другое счастье

– У вас не было отца?

– Был, а как же! Редкостный персонаж: столяр-мечтатель! Вернулся с войны весь израненный, но словно светился изнутри. Сама приветливость, доброжелательность, всегда готов был слушать других, помогал чем мог, никогда ни на что не жаловался. А какой умелец! Все игрушки нам делал сам. Днями пропадал в своей мастерской, чтобы смастерить нам кукольный домик. Видела бы ты этот домик – настоящий дворец! На каждый день рождения, на каждое Рождество он добавлял что-нибудь к его обстановке, какие-нибудь невероятно тонко выточенные мелочи. Жена и дочери были его главными сокровищами, хотя у меня было подозрение, что он больше любил мою сестру, она ведь была старшей. После его смерти жизнь стала другой. Мать была безутешна. Они никогда не разлучались и любили друг друга по-настоящему. Так друг друга любили, что нам с сестрой даже порой недоставало родительской нежности. Если ссорились, то только из-за нас. Папа всегда принимал нашу сторону, и это выводило маму из себя. Если бы он не умер, наша с сестрой судьба сложилась бы совсем по-другому.

– А я могла только мечтать об отце, – пробормотала Милли. – Представляете, я даже понятия не имею, кто он такой. Мать так и не пожелала мне о нем рассказать.

– Почему? – удивленно спросила Агата.

– Это так и осталось загадкой. Сколько раз я звала его по ночам, когда мне не спалось, как часто мысленно к нему обращалась! Он чудился мне всюду: то мне казалось, что это мой школьный учитель, то отец какой-то из подружек. Однажды мне взбрело в голову, что это бригадир пожарной команды – мы с классом как раз побывали на экскурсии у пожарных… На следующий год я придумала, что мой отец – владелец кинотеатра: ему так нравилась моя мать, что он никогда не брал с нее деньги за мое место. Потом пришла очередь бакалейщика: он списывал наш долг, когда мать теряла работу. Наконец, я убедила себя, что раз она так упорно отказывается о нем говорить, значит, он умер. И стала разглядывать его в облаках, в кронах деревьев, в лужах на мостовой. Это превратилось в манию. Я была единственной дочерью, мне приходилось откровенничать с собственной тенью. В этом было свое преимущество: тень никогда мне не противоречила. А потом наступил день, когда я почувствовала, что с меня хватит. Я приняла жизнь со всем тем, что она могла мне предложить, вместо того чтобы возненавидеть ее за то, чего она меня лишила. Но осталась пустота, которую мне не заполнить, остался вопрос: любил бы он меня?

– Вот дурочка! Конечно, он бы тебя любил!

– Почему тогда он пропал до моего рождения?

– Это тебе мать так сказала?

– Да, что мы с ней были ему не нужны.

Раздался странный звук, и машина накренилась. Милли удалось удержать ее на дороге до полной остановки.

Агата закатила глаза, стиснув челюсти.

– Колесо прокололи. Обод цел, а покрышку можно залатать, – вынесла вердикт Милли, стоя на коленях и изучая повреждения. – В багажнике есть запасное колесо, я его поставлю, и мы дотянем до ближайшей автомастерской.

Но задача оказалась сложнее, чем можно было предположить. Один из болтов не поддавался, сколько Милли ни пыталась крутить разводной ключ. Мобильный телефон тоже не ловил ни малейшего сигнала, в какую бы сторону она его ни поворачивала.

Они промучились целый час на безлюдной дороге, прежде чем на горизонте появился грузовичок. Милли вскочила и вышла на середину проезжей части, чтобы у водителя не было возможности проскочить мимо.

Двое вылезших из кабины мужчин были, судя по виду, местными жителями: клетчатые рубахи, латаные джинсы, ковбойские шляпы, следы вчерашних возлияний на физиономиях.

Милли попросила помочь ей открутить заевший болт: у нее на это не хватало сил, а такие молодцы в два счета устранят пустячную проблему.

Один подошел к «олдсмобилю» и ласково погладил дверцу, беззаботно насвистывая. Другой положил руку Милли на плечо и осклабился, демонстрируя дыры во рту. Выплюнув резинку, он произнес:

– Помочь-то нетрудно, а взамен что? – И он выразительно стиснул Милли плечо.

В следующую секунду он ощутил затылком холод револьверного дула.

– Я еще не решила, как поступить, – произнесла Агата насмешливо. – Поменяй-ка нам колесо, тебя вежливо попросили о помощи, а там поглядим, может, я все-таки отстрелю тебе яйца. И скажи своему балбесу-дружку, чтобы принимался за дело, если хочет попасть вечером домой.

Если беззубый и сомневался, хватит ли у женщины у него за спиной храбрости привести угрозу в исполнение, испуганный вид напарника подсказал ему, что она настроена серьезно.

– Мы ж пошутили, дамочка! Не надо так нервничать… – пробормотал он.

– Шутка удалась. – И Агата с размаху ударила его револьвером по лицу. – Теперь посмеемся вместе.

Злосчастный шутник отшатнулся и схватился за окровавленную щеку.

– Да вы совсем чокнутая!

– Пошевеливайся, пока я тебе не показала, до какой степени я чокнутая. – Она снова ударила его.

Боль убедила его прекратить сопротивление. Дружок взмолился о помощи: чем быстрее они поменяют колесо, тем быстрее унесут ноги.

Когда работа была закончена, Агата велела Милли сесть за руль, а мужчинам приказала отойти на сто шагов.

Обе уселись и укатили.

Милли так сильно сжимала руль, что побелели фаланги пальцев. Не надо было долго ее разглядывать, чтобы убедиться, до какой степени она разгневана.

– Здорово я их напугала! – сказала наконец Агата.

– Если бы только их! Интересно, сколько времени, по-вашему, им потребуется, чтобы нас догнать и устроить автородео?

– Какое-то время потребуется, – сказала Агата хитрым тоном и положила на панель ключи от грузовичка.

– Откуда у вас способность к такому холодному насилию? – спросила Милли, не переставая сердиться.

– Если бы не я, тебе бы не поздоровилось.

– Достаточно было бы взять их на мушку, зачем еще бить, тем более дважды?

– Я бы и третий раз ему врезала, если бы представилась такая возможность. Не выношу грубиянов, которые кичатся своей силой. Эти кретины получили то, что заслужили, в следующий раз они задумаются, прежде чем измываться над женщиной. Ты только представь, сколько несчастных у них на счету! Я просто восстановила справедливость. А вообще-то нам лучше убраться подальше! Починим твое колесо где-нибудь в другом месте.

Пользуясь тем, что начался прямой участок дороги, Милли повернулась к Агате:

– Так где находится ваш островок? Почему вы так долго задержались на нем?

– Кажется, я тебе уже ответила.

– Почему тогда Джо звонил разыскивающий вас федеральный маршал?

– Твоему Джо? Когда был этот звонок? – невозмутимо осведомилась Агата.

– Вчера. Разве это что-то меняет?

– Кое-что меняет. – Теперь было видно, что Агата взволнованна.

– На этот раз мне нужна правда, иначе, даю слово, я высажу вас в первой же деревне по пути. Продолжайте свое путешествие без меня, – произнесла Милли тоном, не допускавшим возражений.

– Мой остров назывался Бедфорд-Хиллз. Если точнее, это не остров, а федеральная тюрьма на севере штата Нью-Йорк. Худшая из всех. Я провела там двадцать лет, прежде чем меня перевели в исправительную колонию. Оттуда я несколько дней назад сбежала.

– Вы – беглая заключенная? Получается, вы не только мне наврали, но и превратили меня в свою сообщницу. – Милли нервно забарабанила пальцами по рулю. – Вы хоть представляете, чем я рискую?

– Ничем ты не рискуешь: ты моя заложница.

– Для заложницы я удивительно покладиста.

– Этого у тебя не отнять. Да не беспокойся ты: во-первых, мы никому не дадимся, а если что, я скажу, что ты согласилась меня подвезти, не имея понятия, кто я такая.

Агата спрятала оружие в бардачок и, глядя на Милли, вздохнула.

– А вообще-то ты права, я не должна подвергать тебя такому риску. Ты и так уже много для меня сделала. Высаживай меня где хочешь, дальше я как-нибудь справлюсь сама.

Страх, недоверие, любопытство, волнение – все эти чувства перемешались в душе Милли. От волнения она, сама этого не замечая, опасно превысила скорость.