Другой остров Джона Булля
Шрифт:
отцом - какой, мол, я славный мальчик, и ваша милость то, и ваша
милость се, а руки у них чесались схватить его за горло. Тетушка Джуди. Вот уж не знаю, что им плохого сделал Корни. Ведь это он
устроил Матту долгосрочную ссуду и поручился за него, как за
порядочного и трудолюбивого человека. Бродбент. А он трудолюбив? Это, знаете ли, редкость среди ирландцев. Ларри. Трудолюбив! У меня с души воротило от его трудолюбия, даже когда я
был мальчишкой. Трудолюбие ирландского крестьянина - это что-то
нечеловеческое;
англичанина здоровое отношение к труду: он делает ровно столько,
сколько необходимо, да и от этого норовит увильнуть где можно; а
ирландец работает так, словно умрет, если остановится. Этот Мэтью
Хаффиган и его брат Энди сделали пашню из каменной россыпи на склоне
холма; голыми руками расчистили ее и разрыхлили, и первую свою лопату
купили на выручку с первого урожая картофеля. А еще говорят о добром
пахаре, который выращивает два колоса пшеницы там, где рос только один.
Эти двое вырастили целое поле пшеницы там, где раньше и кустику вереска
не за что было уцепиться. Бродбент. Но это великолепно! Только великий народ способен рождать таких
людей. Ларри. Таких дураков - вы хотите сказать! Им-то какая была от этого польза?
Как только они это проделали, лендлорд назначил им арендную плату в
пять фунтов в год, а потом согнал их с земли, потому что они не могли
столько заплатить. Тетушка Джуди. А почему они не могли заплатить? Ведь мог же Билли Байрн,
который взял землю после них. Ларри (сердито). Вы отлично знаете, что Билли Байрн ничего не заплатил. Он
только предложил эту сумму, чтобы захватить участок. А платить и не
подумал. Тетушка Джуди. Ну да, потому что Энди Хаффиган треснул его по голове
кирпичом так, что он на всю жизнь хворым стал. И Энди после этого
пришлось бежать в Америку. Бродбент (горя негодованием). Кто осудит его за это, мисс Дойл? Кто может
осудить его? Ларри (нетерпеливо). Ох, какой вздор! Ну какой смысл в том, что один
человек, которого голод согнал с земли, убьет другого, которого голод
пригнал на эту землю? Вы бы сами так поступили? Бродбент. Да. Я-я-я... (Заикается от возмущения.) Я бы застрелил проклятого
лендлорда, и свернул бы шею его мерзкому агенту, и взорвал бы ферму
динамитом, да уж заодно и Дублинский Замок! Ларри. О да, вы бы натворили великих дел; и большая была бы от этого польза!
Сразу видно англичанина. Издавать никуда не годные законы и
разбазаривать землю, а потом, когда ваше невежество в области экономики
приводит к естественным и неизбежным результатам, приходить в
благородное негодование и избивать тех людей, которые осуществляют ваши
же собственные законы! Тетушка Джуди. Э, не обращайте на него внимания, мистер Бродбент! Да и
неважно все это, потому что лендлордов почти что не осталось. А скоро и
вовсе не будет. Ларри. Наоборот,
скоро только и будут что одни лендлорды. И да поможет богтогда несчастной Ирландии. Тетушка Джуди. Ну, ты, уж известно, ничем не доволен. (Норе.} Пойдем,
дружок, приготовим фарш для пирога. Они и без нас найдут, о чем
поговорить. Мы им не нужны. (Забирает поднос, и уходит в дом.) Бродбент (вскакивает с места и галантно протестует). Что вы, что вы, мисс
Дойл! Помилуйте...
Нора, следуя за тетушкой Джуди со свернутой скатертью в
руках, бросает на Бродбента взгляд, от которого он
мгновенно немеет. Он смотрит Норе вслед, пока она не
исчезает за дверью, затем подходит к Ларри и говорит с
трагическим выражением.
Ларри. Ларри. Что? Бродбент. Я вчера напился пьян и сделал предложение мисс Рейли. Ларри. Вы что??? (Разражается смехом на ирландский манер - на не принятых
для этого в Англии высоких нотах.) Бродбент. Чему вы смеетесь? Ларри (внезапно умолкая). Не знаю. Ирландцы почему-то смеются в таких
случаях. Она приняла ваше предложение? Бродбент. Я никогда не забуду, что она с великодушием, присущим ее народу,
хотя я и находился вполне в ее власти, отвергла мое предложение. Ларри. Это было в высшей степени неблагоразумно с ее стороны. (Погружаясь в
размышления.) Однако позвольте, когда это вы успели напиться? Вы были
совершенно трезвы, когда вернулись с ней после прогулки к Круглой
башне. Бродбент. Нет, Ларри, я был пьян, должен это признать, к своему стыду. Я
перед тем выпил два стакана пунша. Ей пришлось довести меня до дому.
Вы, наверно, сами заметили, что я был пьян. Ларри. Нет, не заметил. Бродбент. Ну, а она заметила. Ларри. Разрешите узнать, сколько вам понадобилось времени, чтобы дойти до
столь решительных объяснений? Ведь ваше знакомство с ней продолжалось
всего каких-нибудь несколько часов. Бродбент. Боюсь, что всего несколько минут. Когда я приехал, ее не было
дома, и в первый раз я с ней встретился возле башни. Ларри. Хорош ребеночек, нечего сказать! Вот и оставляй вас без присмотра. Не
думал я, что потшин так ударит вам в голову. Бродбент. Нет, с головой у меня ничего не было. И сейчас не болит, и вчера у
меня язык не заплетался. Нет, потшин бросается не в голову, а в сердце.
Что мне теперь делать? Ларри. Ничего, конечно. Зачем вам что-нибудь делать? Бродбент. Видите ли, необходимо решить весьма щекотливый вопрос: был ли я
настолько пьян, что это снимает с меня моральную ответственность за
сделанное мною предложение, или же я был настолько трезв, что это
налагает на меня обязанность повторить это предложение теперь, когда
моя трезвость не вызывает сомнения? Ларри. Я бы на вашем месте поближе познакомился с ней, прежде чем решать. Бродбент. Нет, нет. Это было бы неправильно Это было бы непорядочно. Вопрос