Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции
Шрифт:
«…он взял бы своего ребенка на руки и не спустил бы его с колен, если бы всемирно услышал: „Радуемся тебе и ему и вашей связи“».
РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 295.
А княгиня Дарья Александровна Облонская не радуется и не хочет одобрять эту связь, не за себя не хочет – за свою беленькую дочь, играющую с французской лопаткой. Она не хочет, чтобы ее, когда она станет взрослой, оставил муж и легко, законно, пролоббированно господином Розановым нашел одобрение и всемирное приветствие общества за то, что водрузит себе на колени ребенка, рожденного женщиной, которая все поставит на то, чтобы муж оставил дочь Дарьи Александровны и Степана Аркадьевича. Сам очень безнравственный, Стива, со стоицизмом и грустью признающий прискорбную распространенность феномена суженности брака, и то содрогнулся бы и открестился от перспективы
«…дети, которым не дается имя (фамилия) родителей, безмолвно отнимаются у них, – семья хоть не фактически, но юридически расторгается, убивается. Убита семья, убито дитя, между тем как они живы, вот тут же, держатся крепко за руки друг друга».
РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 287.
Ну и пусть держатся, никто никого не отнимает, не убивает на самом деле никого, а вот если они хотят убить другое дитя, другую семью – ту женщину, которая была частью другой семьи и без семьи себя не представляла, для семьи выходила замуж, – то все-таки неплохо, что за эту первую семью кто-то бы заступился.
Пастернак, видя, что государство и общество ему не собираются помогать, труд и грех взял на себя. Женю ему подсовывали в легкомысленные супруги: «думал, женюсь, а там видно будет»; женой ему была Зина: «Когда я умру, не верь никому, только ты была… » и пр. За это он и назвал союз с Женей «преступным» – «преступным образом Я… (выделено автором)», – вовсе не винил не дающее ему с легкостью петушка отскочить от нее общество и вовсе не требовал своих прав на свободные счастливые союзы, а был несчастлив, как несчастны все многоженцы.
Эти двое, сошедшиеся по неодобренной обществом любви, притесненные ужасной суженностью брака, сами себя простившие за ошибки, почему-то не хотят уединиться в свою собственную ячейку, работать самим на своего ребенка.
«…долголетние связи, полные семьи, в которых, напр., дети даже не подозревают о судьбе своей, видя вокруг себя всю нежность и заботу попечения родителей. Родители тут у них на глазах, и одни знают, а иногда от давности даже забыли сами, что в их отношениях есть только любовь и согласие, но нет уз законных».
РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 288.
Над узами иронизирует – зачем же они тогда желательны? Жили бы себе в нежности, заботе и попечении без всяких уз. Нет – хотят уз. Хотят гарантий от непредсказуемого момента, когда брачные узы покажутся слишком «суженными».
«"Незаконные сожития" суть плод суженности брака или опасения вступить в брак». На эту последнюю тему, об опасении, пусть читают молодые люди и матери мальчиков, герой нашего романа, к счастью, избежал поимки в сети отъявленной хищницей или распутницей. У дам было всего понемножку: и собственной сексуальности, и знания ей и себе при ней цены, и ум, и разгул, и жажда счастья – любовь к себе, любимой. Девушки, как правило, не сожительствуют из боязни брачных уз. Суженность же брачных норм, действительно, досаждает очень многим. Это целая категория, которая «обнимает людей, которые любят друг друга, но им невозможно вступить в брак по причине суженности брачных норм. Самый обычный пример этого – фактически распавшаяся семья, которая умерла во всем своем реальном составе, но юридически продолжает существовать. Так как живой человек живет не с „юридическою женою“, а с настоящею и кровною и нуждается не в документе супружества, а в фактическом супружестве, то, чувствуя первую семью для себя лично умершею, – он вступает во вторую».
РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 287.
«Брак, будучи чрезвычайно интимною и живою вещью, расстраивается, когда нет правды в этой его интимности и жизни».
Там же. Стр. 287.
Рукой Толстого кто-то водил – у него нет ни слова неправды. Стива Облонский женился по огромной любви – «Мы смеялись, когда он к каждому слову прибавлял: „Долли – удивительная женщина“», по такой же, по какой удалось (не удалось отвертеться?) жениться тяжеловесному Левину. И даже по большей: Левин мечтал не о Кити – о семье, семью хотел как
у Щербацких, Кити просто освободилась в нужное время, а так, сама по себе, не поразила его в самое сердце, как поразила гуляку Облонского юная Дарья Александровна.Облонскому никакие семьи были не нужны – он просто не смог в тот момент представить себя и свою жизнь без Долли. Да и симпатичнее Долли, чем Кити, – не такая вздорная, жестокая, без апломба, непонятно почему выросшего после унижения. Про унижение знали только родные – только на родных ПРАВДИВАЯ Кити и отыгрывалась. Суженность брака Степан Аркадьевич осознал довольно скоро, а главное – совершенно ясно. Посчитать Долли с семьей умершими и выбрать чистое и теплое новое сожительство, по счастью, не читая трудов Розанова, – не пришло в голову.
Василий Розанов пишет много, он плодовит, а брак его – нам хорошо из охлажденной для удобства обработки статистикой снисходительности двадцать первого века без всяких кавычек называть его сожительство браком – все не получает закона, он и обрабатывает почву. Для себя, для вялой Варвары Дмитриевны, а еще для всяких легкомысленных, развратных, ну и просто запутавшихся – по недомыслию оступившихся, но требующих пересмотра законов, приведения их в бессмысленную кашеобразную сумятицу – субъектов. Мыслит глобально (в географическом смысле) – неладно все не только в Русском царстве, за морем также худо. Тут и мальчик, повесившийся от равнодушия (заботы, добросовестного воспитания, обеспечения всем необходимым) отца и учителей (мать сбежала неизвестно с кем и без любви – но в поисках, в надежде на любовь. Розанов называет ее «развратницей» – конечно, в кавычках).
Виновато, кто б сомневался, отсутствие развода – мальчик, правда, все равно бы повесился, но до поры повесившиеся дети Розанова в качестве повесившихся детей не интересуют. В его личной судьбе еще счет на них не пошел, а когда случится и это, Розанов будет уже и сам близок к смерти, а значит – конец философии. Умер оттого, что на эту тему не нашел бы и он, что такое написать.
Другой случай, из иностранной жизни, к тезису «католический брак умер» таков: муж жену сварил в «чане» и вроде бы даже и съел (во всяком случае, Розанов пишет: «телом ее полакомились» (РОЗАНОВ В.В. Семейный вопрос в России. Стр. 37), почему-то варил, – на дне чана нашли улики, по которым и дозналось, – в одежде и драгоценностях: сталь от женского корсета и бриллиант, крупный, из перстня, – варилось долго, перемешивалось с превосходящим необходимость усердием – раз уж и камень из оправы выбился. Мораль Розанова: вот этому бы мужу – да право развода! Правда, начинает описание ужасающего случая честным упоминанием, что и первая жена описываемой Синей Бороды также скончалась скоропостижно и при странных обстоятельствах. Любой криминалист самый средненький сразу бы сказал, что господин тот интересовался не разводами.
«Кто же не знает, что в католических землях развод не существует и что семья в них умерла, полторы тысячи лет поборовшись с постоянным внутренним самоотравлением» (Там же. Стр. 91). Не знают, видимо, только сами насельники католических стран – хоть Розанов и приводит красноречивые примеры.
Почему же мертва нормальная, здоровая, счастливая семья, даже если ее члены – главные члены, муж и жена – знают, что они связаны не только узами любви и дружбы, но и словом, данным ими перед людьми, которые еще об услышанном им выдали бумажку (перед Богом – это другое, Розанов считает, что перед Богом можно болтать о многом и много)? Это – вопрос свободы. Некоторые не представляют себе свободы без анархии, некоторые считают, что свобода – это осознанная необходимость. Давший обет свободен при произнесении его, свободен и после; не должный никому и ничего – кто знает, по своей ли воле выбрал свою вольницу, или взял просто первое, что попалось, – без выбора, без своего решения, без свободы.
Лев Толстой счастлив не был – не по молодости, а с течением лет, когда жизнь уже поповорачивалась к нему слишком многими сторонами, когда уже было прожито время, за которое над жизнью можно было поразмыслить.
Софья Андреевна не была ни единомышленником, ни другом, она была венчанной женой, но в кошмарном сне не приснилось бы Толстому сесть за описания того, как было бы здорово, если бы можно было завести новые законы и ему бы, оставив постылый – но, к сожалению, это совершенно очевидно – отнюдь не УМЕРШИЙ брак, радостно сойтись в теплом и чистом союзе с более прогрессивной дамой.