Другой путь. Часть 1

Он с трудом удержался на связке из трех бревен, когда скопившийся в запани лес толкнул его, вырываясь на свободу и раздвигая перерванную надвое преграду до самых берегов. Выскакивая на тот же берег, Юсси услыхал крики и выстрелы со стороны будки, но ширина реки и темнота спасли его от пуль. А до рассвета он постарался уйти как можно дальше от реки.

Притаившись на день среди густых ветвей крупной ели, он следующей ночью начал продвигаться в сторону границы. И тут он убедился, что проникнуть в Советскую Россию легче, нежели уйти из нее обратно. Три ночи подряд пытался он перейти среди болот невидимую линию, разделявшую два государства, перенося каждую попытку все дальше на север. И после каждой попытки он снова торопливо отступал в глубину русских лесов.

Только на седьмую ночь удалось ему перейти границу и то на сорок пять километров севернее первоначального пункта. К тому времени он уже питался прошлогодней клюквой и древесными почками. И все-таки русские, кажется, его заметили, когда он уже переполз на свою землю. Но у них не принято посылать пули в сторону соседней страны, и, может быть, поэтому он уцелел. Рассказывая дома о рыжем парне, он сказал:

— Странные у них попадаются типы. Впрочем, удивляться нечего. Он же карел. А карел — известно что такое.

Старый Илмари оторвался на минуту от разглядывания своей правой ладони и спросил:

— А что такое карел?

— Карел — это финн, испорченный кровью рюссей.

— А что такое финн?

— Финн — это финн. Если же в нем и встречается иногда примесь германской крови, то это лишь облагораживает его.

— А если судить по тебе, то финн — это помесь дурака с идиотом. Заигрывай больше со своей германской кровью. Не пришлось бы за это собственной кровью расплачиваться.

18

Но это все не относится к тому, что я собираюсь вам рассказать. И даже слова старого Илмари какой могут иметь для нас интерес? Все, что касается заигрывания с германской кровью, прошло через вас же самих. Чьей судьбы не коснулись последствия заигрываний? И я тоже ничего этого не миновал. Меня взяли в армию в мае месяце, и Айли всплакнула, провожая меня до автобуса. Однако она успокоилась, когда к ней подошла Улла Линдблум, предложившая довезти ее обратно в Кивилааксо на своей машине.

Эта белокурая, цветущая Улла всегда имела такой сияющий вид, что просто неудобно было рядом с ней оставаться печальной. Притом на ее пышном теле всегда красовалось платье самой последней моды, из тех, что моя Айли видела только в журналах. Оно так хорошо облегало все выпуклости ее тела, что даже мужчины при встрече с ней начинали интересоваться модой, взглядывая на ее платье по нескольку раз. Ее полные груди, например, выступавшие далеко вперед, были всегда охвачены тканью так плотно, что сквозь нее ясно обозначались их соски. Во время ходьбы она слегка откидывалась назад, словно уравновешивая этим тяжесть грудей. Со стороны можно было подумать, что во время ходьбы она только тем и занята, чтобы как можно красивее нести перед собой свои груди. Говорили, что она не пожелала доучиваться в своем шведском торговом институте. И верно, зачем ей было утруждать свои мозги учением, когда она и без того могла разъезжать на собственной машине да еще катать на ней других.

Арви Сайтури тоже случайно оказался здесь, приехав на мотоцикле искать себе в Алавеси нового работника, постарше меня возрастом. Он не погнушался протянуть мне на прощание руку и сказать:

— Ладно, Аксель. Долг я подожду. Придется. Потом отработаешь. А не вернешься — Айли тут будет. Зато назревают великие события, и ты в них будешь не последним. Мы еще с тобой поживем рядом на новых землях. Вот увидишь. Иди.

Да, события действительно развернулись великие. Мы так рванулись вперед на восток и на юг, что едва не взяли с маху всю Россию. Вот какие мы оказались герои! Карельские леса и поля, которые мы прошли, стали нашими. Вот, черт возьми, как здорово получалось! Это очень выгодное дело — война. Очень выгодное и веселое дело, когда идешь и берешь чужое для своей страны, прикидывая попутно и для себя тоже подходящий кусок.

Мы рассматривали наши новые карты и видели, что наша маленькая Суоми увеличилась чуть ли не вдвое. Разве это было плохо? Мы забрали у них Петроской — столицу Карельской республики. Мы стали твердой ногой у Пиетари и чуть не вышли к Виенанмери [20] . По карте ясно можно было представить, какой огромной выглядела бы Суоми, если бы к ней еще прибавить северные русские земли до Урала. Это получилась бы великая северная страна, которая могла завалить своим лесом и изделиями из древесины весь мир. Это получилась бы самая богатая страна на свете. Ух ты, дьявол! Как много, оказывается, можно выиграть, когда нападаешь на соседа, договорившись предварительно с другим, более сильным государством, у которого уже есть опыт по внезапному нападению на соседей и по захвату их земель. С таким государством весь мир можно захватить, если, конечно, не особенно зевать рядом с ним. Мы не зевали. Пока наш опытный партнер собирался отхватить у России кусок юга, мы решили отрезать у нее кусок севера.

20

Виенанмери — Белое море.

Некоторые очень умные люди говорили у нас в то время, что мы имели полное право не только урвать кусок России, но даже всю ее присоединить к себе. В доказательство они поясняли, что русские произошли от скрещивания славян с финнами. А если так, то имеющуюся в их жилах финскую кровь надлежало присоединить к остальной финской крови, прихватывая заодно их земли, селения и города. Главное — земли. Насчет важности присоединения их земель очень хорошо мог объяснить Арви Сайтури. Жаль только, что ему в те дни было не до объяснений. Он метался по стране, как молодой конь, несмотря на свои сорок с лишним лет. А как же иначе? Но мог же он долее оставаться в тесноте своих сорока трех гектаров, если события открыли более широкие просторы для применения его хозяйственных способностей.

Что могли ему дать сорок три гектара, из которых к тому же добрую треть составляли камни и заболоченный лес? За десять последних лет он довел свое молочное стадо всего лишь до тридцати шести голов, из которых доились только двадцать восемь. Увеличить стадо не позволяли размеры травяных посевов и лугов. Приезжавшие к нему за молоком агенты молочной фирмы из Корппила выражали свое неудовольствие по поводу того, что приходится делать из-за трех неполных бидонов такой длинный конец. Но что он мог изменить? Даже свиное производство ему не удалось развернуть, как бы ему хотелось, потому что не хватало земли для посевах картофеля. Каждый год он мог продать не более двенадцати туш, а хотел бы поставлять их на столичный рынок сотнями. Господин Линдблум успел за это время не только пустить в ход свою текстильную фабрику, но и наладить работу приобретенной за бесценок лесопилки. А он все еще топтался на прежней точке. Пора было и ему обзаводиться лесным хозяйством.

В поисках нового работника он съездил в Туммалахти. Едва ли он, конечно, рассчитывал нанять самого Илмари, но с моих слов он знал, что близко к Туммалахти прилегают русские земли. И это было главной причиной его поездки туда. Внимательно следя за деятельностью Академического Карельского общества, от которого во многом зависело распределение завоеванных земель, он понимал, что зевать ни в коем случае не следовало, если он не желал, чтобы вместо него опять преуспел кто-нибудь другой, вроде Линдблума.

Но, кроме знакомства с русскими землями, была у него еще какая-то цель, касающаяся Юсси. Недаром он так внимательно повел вслед ему своими глазными щелями в день нашего с Айли новоселья и недаром одобрительно покивал головой, когда я сказал ему, что брат Айли учится на офицерских курсах. Его дочь Хелли уже вошла в тот возраст, когда родители начинают подумывать о зяте. Правда, красоты особенной в ней не было, скорее даже наоборот, но зато было хозяйство, о каком иному жениху даже не мечталось. Вот и нужно было выяснить, мечталось или не мечталось о таком хозяйстве молодому Мурто.