Другой путь. Часть 1

— Это ты к чему, Юсси?

Юсси помолчал немного и затем продолжал вполголоса:

— Дело вот в чем. Старик мой немного не в своем уме. Он может заговорить что-нибудь с похвалой о рюссях. Так ты его не слушай. А наших союзников он, наоборот, ненавидит. Сейчас для их войск опять, как и в прошлом году, идет сбор теплого белья, излишков свежего мяса и овощей, они нуждаются в витаминах, и это естественно. А он будет ворчать на это. Но ты не слушай. Он вообще тронулся немного после смерти моей матери и как-то опустился. Стал раздражителен и скуп, чего с ним раньше не было. Ты сейчас увидишь, что у нас в доме действительно не особенно жирно, но не удивляйся и не расспрашивай его ни о чем. Не расстраивай его. Я ведь эти погоны недавно получил и за все время успел послать ему только полторы тысячи марок. А что сейчас полторы тысячи? Ну, идем.

— А раньше вы чем жили?

— Выделывали кожи. Но я мало успел поработать. Года три. Все больше он сам. Но теперь… какие там кожи! Заходи.

На скрип ворот из сарая с лаем выбежала большая черная собака. Но она сразу же умолкла и, замахав хвостом, ткнулась мордой в руку Юсси. Он сказал, потрепав ее по шее:

— Помолчи, Мусти. Мы свои.

Сняв лыжи, он понес их к заснеженному крыльцу. Юхо сделал то же самое. В это время на крыльце показался сам старый Мурто с ружьем в руках. Он был в сером вязаном жилете, надетом поверх рубашки, и теплых штанах, заправленных в зимние пьексы.

Вглядываясь в темноту, он спросил сердито:

— Кого там черти принесли?

Юсси отозвался:

— Это я, старик, успокойся.

— Ах, это ты. Вот как! Это ты. Вспомнил все-таки, что есть у тебя еще где-то родной дом да еще с отцом. А что за голодранца с собой ведешь? Это он орал сейчас?

— Он…

— Уже ночь на дворе, а он еще никак не проспится. Идите оба туда, где вы напились. А здесь пьяным нет места.

— Он вовсе не пьян, старик. Он просто такой уж есть.

— Откуда он?

— Это наш парень.

— Наш парень… Все вы наши парни, когда вам нужно у нас пригреться и поесть. Но у меня ничего нет. Так и зарубите себе на носу. Вот здесь веник. Обметите ноги и входите.

В больших темных сенях еще держался застарелый запах прокисших кож. В комнате тоже стоял этот запах, но слабее. В комнате было темно. Старик повесил ружье на стену, чиркнул по столу спичкой и зажег свечу на полке, осветив свое худое бритое лицо с двумя глубокими бороздами, идущими от носа к углам тонких губ.

Старый Мурто был так же громаден, как сын, но слегка сутулился и поэтому казался не выше Юхо. Он, кряхтя, скинул обшитые кожей войлочные пьексы и залез под одеяло на скрипучую деревянную кровать, повернувшись лицом к стене, обитой картоном. Сын спросил:

— Почему у тебя так холодно?

Старик не ответил. Сын повторил свой вопрос. Тогда отец проворчал себе под нос:

— А ты мне дров запасал?

Подоткнув под себя со всех сторон ватное одеяло, он спокойно засопел носом. С минуту длилось молчание, а затем раздался треск расколовшейся доски. Это Юсси опустил с размаху на край стола свой тяжелый кулак. Сделав это, он вскричал сердито:

— Как тебе не стыдно, старик! Это просто свинство! Это не похоже на тебя! Пришел чужой человек. Он устал. Он целую неделю в снегу ночевал. По-человечески его принять надо!

Старик повернул голову к сыну и сказал спокойно:

— А ты не ори. Если ты будешь тут орать и столы мне портить, я вас обоих за двери выкину.

В их разговор вмешался Юхо, сказав примирительно:

— Ладно. Не стоит из-за меня беспокоиться. Мне очень мало надо. Только уголок, чтобы прилечь. А еда у меня самого найдется. И вас прошу присоединиться, если желаете.

И он стал выкладывать из мешка на стол хлеб, сало, консервы и сахар. Юсси спросил удивленно:

— Откуда это у тебя?

Юхо самодовольно тряхнул рыжей головой:

— А ты думал, я из беды выкручиваться не умею? О, будь спокоен. Не пропаду нигде.

— А все-таки?

— Склад обчистил. Я же знаю там все ходы и выходы.

— Где там?

Юхо собирался что-то ответить, но ему помешал старик, сказавший с удивлением:

— Это русский хлеб! — Он засунул ноги в пьексы и подошел к столу. Взяв со стола хлебец, он повертел его и руках и даже понюхал. — Да, это русский хлеб. Такие буханки только они выпекают. Вот это хлеб! Чистая рожь. Это из России. Да. Это оттуда. Оттуда.

Он задумался и осторожно положил хлебец на прежнее место. Но Юхо сказал ему:

— А ты возьми его себе, отец. Убери куда-нибудь. А я еще достану.

И он снова положил буханку старику в руки. Тот взял и опять задумался, вертя ее в руках. Прикинув на ладони ее вес, он сказал:

— Много у русских этого добра. Помнишь, Юсси, ты рассказывал, как вы русскую машину с хлебом перехватили?

Юсси нехотя кивнул головой и взял с этажерки газету. А Юхо спросил у старика:

— Когда это было?

— Прошлой зимой. Они сперва повалили ее из орудия, а потом налетели со всех сторон на лыжах. Но русский водитель был еще жив. Он обложился мерзлыми буханками, подпустил их поближе и открыл огонь из ручного пулемета. Но потом они его все-таки убили.

Юсси прервал его, недовольно шевельнув газетой:

— Охота тебе рассказывать об этом.

— А разве я вру?

И он опять протянул руку, чтобы положить хлеб на прежнее место, но Юхо сказал, отталкивая его руку:

— Нет, нет, нет! И думать об этом не смей! Я обижусь, если не возьмешь.

Старик положил хлеб на край стола, и взгляд его с хлеба перешел на пылающее румянцем лицо Юхо. Он спросил:

— Ты из каких мест? Судя по выговору, это места не близкие. Но что-то как будто мне знакомое. Тебя как звать?

— Юхо.

— Вот как! И у соседки нашей Майи муж назывался Юхо. Тоже неплохой парень был.

— А где он теперь?

— Убит. В редкой семье сейчас кто-нибудь не убит.

Старик вздохнул и принялся растапливать плиту.

Поставив на нее кофейник, он достал из шкафчика две тарелки и, неторопливо шаркая большими пьексами по стертым деревянным половицам, вышел в сени. Когда дверь за ним закрылась, Юсси сказал сердито:

— Тебя кто просил тут свой хлеб демонстрировать?

Юхо, доставший к тому времени из мешка вторую буханку, виновато развел руками:

— А как же, Юсси! Подкрепиться надо же! Твои штабисты ведь не догадаются накормить меня перед допросом. Верно?

Юсси ответил, подумав:

— Пожалуй, да. Но этот хлеб убери с глаз долой.

— Зачем, Юсси?

— Ты же видишь сам: он вызывает всякие ненужные разговоры о России. Убери!

— Тебе виднее, Юсси. Как прикажешь, так и сделаю.