Другой путь. Часть 2

— Не попробовать ли мне выручить вас из беды?

Он встрепенулся:

— Это каким же образом?

— А очень просто: взять вас под свою высокую руку.

Он отрицательно качнул головой:

— Не поможет. Пробовали уже многие. Немцы — дважды. Паны польские. Турки. И даже монголы в древности. Ничего у них не получилось. Пребываем в прежнем неустройстве.

Я сказал:

— А что, если вам с нами местами поменяться? Вы — к нам, а мы — сюда. У нас вы можете очень основательно построить свою жизнь: гранит под ногами. Все крепкое, устойчивое. А мы у вас — как-нибудь.

Он ответил:

— Не выйдет, к сожалению. Много нас — пятьдесят миллионов. Не поместимся мы там, на вашем граните.

— А может быть, вам лучше просто выкинуть свою бесплодную землю?

— Выкинуть? А самим куда?

— А самим на полметра ниже.

— Это как понимать?

— А так: вы снимаете со своей земли полуметровый слой и высыпаете ее куда-нибудь подальше, допустим к нам. Мы согласны принять ее, так и быть. А под вами останется еще метра полтора или сколько? Вот и живите на новой плодородной земле.

— На полметра ниже? Не выйдет. Не согласится наш народ опуститься ниже. Он все выше норовит. Вперед и выше.

— Ну и продолжайте тогда оставаться в бедности и неустройстве!

Он рассмеялся, обернувшись к матери. Она тоже рассмеялась, проходя в заднюю комнату, откуда молодая только что вывела на двор детей. Я сказал с досадой в голосе:

— Ничего не удается из вас вытянуть. Хотя бы что-нибудь, вам ненужное.

Хозяин спросил:

— А разве есть у нас что-нибудь ненужное?

— Есть. А вы отдадите это ненужное мне, если я вам назову?

— Отдадим. Можете забирать.

— Хорошо. Первым долгом я заберу у вас дорогу, по которой шел сюда. Она вам не нужна. За весь день я встретил на ней только двух волов и двух лошадей с повозками. Волов я тоже возьму на мясо. Вам они не нужны. Теперь время такое, когда передвигаться надо быстро, чтобы не отстать от жизни, и особенно — на ваших просторах. А делать что-нибудь с помощью таких волов — это все равно что устраивать себе выходной день: лечь на спину и песни петь, пока они идут.

И опять они рассмеялись оба, мать и сын. И молодая хозяйка тоже улыбнулась недоуменно, войдя в дом с объемистым тюком соломы, схваченной тканью. А я продолжал:

— И от ваших больших дорог я тоже возьму половину ширины. И с каждого перекрестка насобираю пустой земли по четверть гектара, и промежутки между хлебами возьму, и пустыри на подступах к деревне, и голые скаты, идущие вдоль сада, который я встретил на дороге. А он тянется без начала и конца. На всех этих местах я поселю половину жителей Финляндии, и вы даже не заметите, что от вас что-то отпало. А хлеба, плодов и мяса у вас прибавится вдвое.

Хозяин опять усмехнулся, выслушав это, и сказал, обратясь к женщинам:

— Чуете, мамо? А ты поняла, Горпына, о чем разговор?

И та ответила, появляясь в дверях второй комнаты:

— Поняла. И по-моему, это очень справедливо. Мы слишком избалованы щедростью нашей земли, не ценим ее. И не удивительно, что в глазах других мы моты и транжиры.

Молодая хозяйка, как и хозяин, тоже чисто говорила по-русски. Старшая хозяйка согласно покивала головой и сказала:

— Да, такой земельки, як наша, днем с огнем шукай — не найдешь.

А я добавил:

— Мои финны сейчас спят и не знают, что я обеспечил их здесь таким богатством.

И снова все они посмеялись немного, а старшая хозяйка сказала:

— Нашему гостю тоже спать пора. Шутка ли — столько пройти. Километров сорок без отдыха!

Хозяин сказал, вставая с места:

— Ничего, завтра отдохнет. В нашем селе для него столько интересного найдется, что мы еще не один вечер посидим вместе и поговорим. А разговор может получиться занятный.

Я не стал его разуверять относительно предполагаемых им вечеров, но, чтобы как-то откликнуться на его слова, сказал:

— Ваше село, кажется, не маленькое, насколько я заметил. Километра на два-три тянется.

Хозяин переспросил удивленно:

— Два-три километра, говорите? А как вы это определили?

— Так, на глаз, пока подходил к нему сбоку.

— Сбоку? Это откуда?

— С юга я шел на север.

Тут молодая хозяйка воскликнула со смехом: «О-о!». И хотела еще добавить что-то, но хозяин погрозил ей пальцем и сказал:

— Не к спеху. Всему свое время.

Я не понял, к чему это относилось, да и не пытался понять. Пора было расставаться со стулом. С трудом расправляя ноги, я встал, чтобы дать своим хозяевам покой. Все они устроились на отдых где-то за пределами дома, кроме старшей хозяйки, которая улеглась на раскладной кровати в первой комнате. Мне приготовили постель во второй, где был деревянный пол. Она выглядела просторнее первой и наряднее. На ее голубых стенах висели фотографии, цветные картинки и вышивки. Но из мебели в ней находились только платяной шкаф в углу и небольшой письменный стол у окна с тремя стульями вокруг, если не считать еще маленького детского столика с игрушками у второго окна. По пустоте остальных углов я догадался, что там стояли кровати, вынесенные на лето в другие пристройки.

Мне постелили на полу, прикрыв груду свежей соломы плотным куском ткани и простыней. Поверх простыни положили подушку и одеяло. Я разделся и лег, пытаясь вспомнить, зачем я здесь и кто я. Из далекого прошлого мне вспомнился почему-то Иван Петрович, который что-то когда-то мне советовал, но что советовал — бог его знает. И еще я вспомнил, что до конца моего отпуска осталось только семь дней и что за эти семь дней мне до Ленинграда не дойти, если даже припуститься бегом и бежать, не останавливаясь и не падая, все семь дней и семь ночей. Но как бежать семь дней без еды?

Только Юсси Мурто сумел бы, может быть, оказать мне какую-то помощь, будь он здесь. Но не было его здесь. У себя в далекой Суоми продолжал он пребывать, ничего не ведая о делах соседей.

И, стоя там в глубоком раздумье на холодных гранитах севера, он угрюмо смотрел на Ивана, словно готовясь опять затеять с ним сердитый разговор. А Иван терпеливо ждал. Где-то тут он обретался, заполняя собой полмира и уходя головой в синеву неба, а ногами — в свои леса и степи, полные хлеба. Но что мог сказать Ивану Юсси Мурто? Он стоял, молчал и думал, окидывая взглядом его необозримые хлеба и сады. Не о чем тут было говорить. И, сломленный усталостью, я заснул, так и не дождавшись от него ни слова.

56

Утром старшая хозяйка дала мне полотенце и указала на дворе рукомойник. Бриться в этот день мне было необязательно. Когда я вернул хозяйке полотенце, она пригласила меня к столу. Я попробовал отказаться, говоря, что еще успею позавтракать где-то там, куда мне надо скорей идти, и что спасибо ей за внимание и заботу. Я бы мог еще к этому добавить, что не имею права садиться за ее стол, потому что ее дети и муж погибли по моей вине. Но сказать об этом у меня не повернулся язык — очень уж вкусно пахло от стола. А она сказала: