Другой путь

— Спасибо, Валентин Аркадьевич, пока не жалуемся, — улыбнулся чернявый. — Это внуки?

— Ну да, Жень. Решил вот со старыми зубрами познакомить, чтоб видели, чего можно достичь, служа родине.

— Дело хорошее, — одобрил Женя. — Геннадий Иванович вас ждет в беседке. Я провожу.

Вслед за ним мы пошли по засыпанной мелким мраморным отсевом — почти песком — дорожке, оставляя мелькнувший в просветах деревьев дом по правую руку.

Здесь совсем не было так жарко, как на дороге. Светлые пятна и тени огромных сосен шевелились на земле, где-то высоко часто стучал дятел, чирикали какие-то чижики меж стволов деревьев гулял свежий ветерок.

Впереди показалась обещанная Женей беседка.

— Вам туда, — остановился чернявый охранник.

Мы прошли мимо него к деревянному крыльцу.

— Кого я вижу! — Навстречу нам вышел, раскинув в стороны руки, дедок лет семидесяти.

Невысокого роста, плотный, он производил впечатление маленького танка. На его полноватом лице сильно выделялись плотно сжатые губы и очень высокий лоб. Глаза за дымчатыми очками почти не были видны. Одет он был в какое-то подобие тех бесформенных летних костюмов-пижам, в которых любил щеголять Хрущев. Только вместо рубахи с вышивкой на нем была вполне обычная футболка со шнуровкой на груди.

Он скатился по деревянным ступенькам нам навстречу.

— Валя, ты прямо как на прием в посольство вырядился! — Воронов облапил своего старого друга. — Хорош, хорош еще, стервец! Ну, — он отстранился, — представь меня своим «внукам»?

— Это Сергей, мальчик, про которого я тебе говорил, Геннадий Иваныч. А это Захар — его друг и помощник.

Воронов и нас сжал в своих еще крепких объятиях, успев между делом шепнуть:

— Серьезные разговоры только на аллее. Беседку слушают.

— Смотри, какая у нас молодежь, Валь! — похвалил нас Воронов. — Сами ведь пришли, почувствовали, что могут пригодиться стране, и пришли! Хвалю! Да что мы в дверях-то стоим, проходите. Вот чай, вот пряники-сушки, угощайтесь, молодежь!

Мы скованно прошли мимо хозяина и расположились на скамьях, стараясь показать, что не чужды хороших манер.

Хозяин уселся на кресло, стоявшее во главе стола, и распорядился:

— Валь, наливай чайку, а то мальчишки твои совсем засмущались! А вы, молодцы, рассказывайте, как страна живет, чем дышит? А то я здесь — как в заключении со своими болячками; чуть соберусь на свободу, что-нибудь да прихватит. Так что там слышно — «от Москвы до самых до окраин?»

Захар начал что-то лепетать про небывалый подъем трудящихся, но, стушевавшись под пристальным взглядом Воронова, замолчал.

— Совсем ты запугал хлопцев, Геннадий Иванович, — усмехнулся в усы Изотов. — Разве можно так из молодого поколения жилы тянуть?

— А как иначе-то, Валя? — немедленно отозвался хозяин. — Им ведь дело предстоит нешуточное! Пойдемте-ка, погуляем!

Мы вышли на дорожку и прошлись по ней к берегу небольшого пруда, поросшего плакучими ивами. На воде плавали серые утки, где-то в кустах на противоположном берегу квакала лягушка.

Хозяин остановился и обернулся к нам:

— Парням предстоит сделать то, чего не смогли ни ты, ни я, ни вся наша хваленая партия. Объегорить капиталистов их же оружием — это я тебе скажу, непросто.

— Это да, Геннадий Иваныч, здесь с тобой не поспоришь, — согласился Валентин Аркадьевич. — Так что, Сережа, мы ответим товарищу Воронову?

Я согласно кивнул и сказал:

— Выбора все равно нет. Либо мы попробуем сделать что-то полезное для страны, либо… за нас все сделают другие. И сделают для своей пользы, не для нашей.

— Хорошо, Сережа. Ведь ты — Сережа, я ничего не напутал? — уточнил Воронов.

— Да, Геннадий Иванович.

— Замечательно, память еще меня не подводит. Какое ты видишь применение своим силам в ближайшей перспективе?

Не сказать, что я особенно сильно робел, но разговаривать с ним было некомфортно — он будто каждое слово сразу проверял на честность, и это было необычно и нервировало.

— Валентин Аркадьевич говорил, что у него сложился план. Мы старательно пытались разобраться во всем сами, но почти полгода впустую потратили. Не хватает опыта, специальных знаний. Мы по-всякому думали — и изобретения внедрять и… много чего, но все это ненадежно как-то. А товарищ Изотов предложил инвестировать средства в капиталистические предприятия, чтобы получая прибыль, они делились ею с нами.

— А товарищ Изотов понимает, что эти действия сразу попадут во внимание наших недобрых «друзей» из МИ-5, Ми-6, Центра правительственной связи Британии, ЦРУ, АНБ и остальных сильно досужих и внимательных господ? — Воронов коротко прихлебывал из фарфоровой чашки, которую, как оказалось, прихватил с собой. — Или вы думаете, что Геннадий Иванович располагает секретом «шапки-невидимки»? Вы, мальчики, собираетесь работать с колоссальными суммами. Как только наши идеологические противники вычислят конечный адресат транзакций этих мечущихся миллиардов, они в ту же минуту перекроют вам кислород. Будут ли это новые законы или просто одиночный выстрел — зависит от того, какого уровня вы к тому времени достигнете, но то, что так будет — сомнений нет. Или вы что-то придумали и скрываете от старого деда?

Изотов бросил в пруд подобранную на земле шишку и ответил:

— У нашей партии опыт конспирации исчисляется десятилетиями. И ты, Геннадий Иванович, знаешь об этом лучше других. Разве не ты работал с зарубежными товарищами? Пора потрясти старыми связями. Ну и наверняка в хозяйстве Кручины есть специалисты, которые смогут запутать кого угодно — хоть АНБ, хоть КГБ, потому что эти товарищи тоже постараются сунуть свой нос в наши дела. Нужно просто добиться его согласия.

Прозвучавшая фамилия — Кручина — показалась мне знакомой. Я стал «вспоминать». Это был один из партийных чиновников — Управляющий делами ЦК. Казначей партии. В 1991 году после неудавшегося путча он шагнет с балкона своей квартиры на пятом этаже на тротуар. В кармане найдут записку, подтверждающую его самоубийство. И потом долго будут спорить — действительно ли его смерть была добровольной или ему «помогли». Та самая знаменитая история с «золотом партии», которая вроде и была, а потом загадочно испарилась. Речь шла о десятке миллиардов долларов.

— Может быть, и есть у него такие умельцы, — не стал отклонять предложение с ходу Воронов. — Но у меня нет контакта с Николаем Ефимовичем. А посвящать еще кого-то — просто плодить посредников, каждый из которых может стать источником утечки информации.

— Тогда, выходит, я зря к тебе хлопцев привез?

— Успокойся, Валя. На Кручину у меня действительно выхода нет. Да и человек он… не наш человек, в общем. Николай Ефимович законченный трус — никогда не отважится на самостоятельные действия. Ты его не знаешь, а я помню еще по Новочеркасску, где он был первым секретарем горкома комсомола. Помнишь, что там творилось в шестьдесят втором? — Дождавшись кивка, он продолжил: — У него этот страх перед всем на свете до сих пор в душе бродит. Но не только это. Он человек Михаила Сергеевича. А с тем мне связываться совершенно не хочется.

— Так что же делать?

— Как что?! — всплеснул руками хозяин. — Конечно, ставить в известность Георгия Сергеевича.

— Павлова?

— Ну да! Он, кстати, через часок должен подъехать.

Фамилия Павлов мне не говорила ни о чем. Я знал много людей с такой фамилией — не самой редкой в России: расстрелянного в 41-м военачальника, знаменитого физиолога, сержанта, оборонявшего дом в Сталинграде, последний премьер-министр СССР тоже носил такую фамилию. Только звали его как-то иначе. А как — я не помнил.