Другой

— Ты, теперь, все мне будешь рассказывать?

— Прости, я просто не могу сдержаться, — прижал кулак к сердцу.

— Антон, я не уверен, что хочу этих подробностей?

— Как скажешь.

— Ладно, когда? — спросил, после небольшой паузы.

Он засиял:

— Вчера. Я думал, я хотел, но… но сам не рискнул бы… Ты там с Инессой развлекался, в палатке…

— Я спал, — перебил я, — просто спал.

— Не рассказывай… ну… твое дело. Даже Саша заметила: "У Глеба, — говорит, — появилась подружка". И Игорь же ж, тоже пошел… Ну с этой… Танькой. Да, на пляже — там, я слышал.

— И Саша слышала?

— Так получилось.

А потом стала его целовать, и плакать от возбуждения. Понятно.

— А, Сергей? — спрашиваю.

— А?.. Сергей уже спал давно, — сказал весело, почти смеясь, но пригляделся к моему лицу, сразу погрустнел. — Да. Сергей…

Теперь, кажется, прояснилось. Так и было. Я с Инессой, Игорь с Таней, и Саша — со своей странной, непонятной ревностью… Ну и шла бы к Сергею, но зачем, с "этим"?..

Одна из девушек, что стояли возле бара, оказалась вдруг в шаге от меня. Даже, дернулся от неожиданности.

— Молодые люди, — сказала она, — у вас ни будет лишней сигаретки?

Антон раскрыл пачку, протянул ей: — Угощайтесь. И подруге возьмите.

— Благодарю, но она не курит.

Бородач подкурил девушке. Она широко улыбнулась: — А, вам не скучно, одним?

— Мы ждем своих жен, — говорю.

Во взгляде прочитался укор; она презрительно ухмыльнулась, и не спеша сильно виляя бедрами, пошла к стойке.

— Я сейчас, — сказал Антон, побежал вслед за девушкой, догнал уже возле бара, принялся, о чем-то воодушевленно информировать.

26

Сложил руки на столе, как прилежный ученик, опустил на них голову. Темно. Пола не видно; только — ноги, краешек стула на котором сидел, и светлая узорчатая клеенка, заметно подалась на меня, закрывая все самое интересное. Может быть там, ответы на все вопросы, может, там, такое… Почему мы ленимся, сколько шансов мы упускаем в жизни из-за… Отогнул краешек клеенки указательным пальцем, под ней — ничего, — пустота. Ну что ж, по крайней мере, использовал свой шанс.

Я всегда говорил: "Если ты не выстрелил, то, в любом случае, промахнулся". А Сергей, в ответ: "Ты не выстрелил, и как минимум сохранил патрон". Зачем он так? Теперь, придется вызубрить, какую-то другую глупость. Я уже не так оригинален в кампаниях. Он всегда портит, украденный мной афоризм, своим ущербным дополнением.

Антон тронул меня за руку; я отцепил взгляд от пола, выпрямился, поправляя бейсболку.

— Слышь Глеб, я отлучусь не на долго… Ты, где будешь? Может, со мной?..

— Я здесь буду, — ответил ему.

— Скоро закроется. Начало первого… Сейчас попросят…

Я покрутил пустой графин, посмотрел на свет:

— Девушка, — окликнул барменшу, — еще сто миллилитров.

— Мы скоро закрываемся.

— Тогда — сто пятьдесят… и пива.

Бородач тормоша мое плечо: — Ну, так что?

Я громко выдохнул:

— Номер свой помнишь? — спрашиваю.

— Помню.

— Если меня здесь не будет — позвонишь.

— А сейчас куда?

— На улице сяду.

— Холодно, — предупредил Антон. — А ты, ничего не одел.

— Ты, такой трогательный парень, — говорю. — Иди, девочки ждут.

Он сел на свой стул, помолчал, собрался с мыслями: — Интересно. Ты так говоришь, как будто обвиняешь в чем-то. Если я здесь нужен…

— Нет. Не нужен, — говорю.

— Тогда, чего ты такой? Чего дуешься… я же вижу. Ну честно…

Принесли графин с водкой и бокал пива, забрали грязную посуду: — Через десять минут закрываемся.

— Хорошо. Рюмочку, только оставьте…

— Извините.

Я наполнил рюмку, сразу выпил, запил пивом.

— Думаешь, мне легко, — продолжил Антон. — Просто… Если ты будешь тут сидеть, что-то изменится? Не изменится.

— Я тебе, что-то сказал?

— Нет. Но я бы не хотел, чтобы обо мне думали плохо.

Я улыбнулся: — Ты бы не хотел?..

— Да.

— Два часа рассказываешь про любовь, и тут же путаешься с местными шлюшками, это как? Друга убивают, а ты сидишь, отбивнушки кушаешь, и лезет же ж в тебя… А в больнице…

— Ну знаешь, Глеб… А ты водку жрешь, и ничего…

— Антон, на самом деле, я сейчас, очень злой… а у тебя рука сломанная… Шел бы ты, от греха подальше…

Он встал: — Ты неправ.

— И лучше, сделать это молча, — говорю.

Сделал вид, что обиделся, ушел, подруг не забыл, конечно.

Минут через пять я вышел на улицу, прошел метров сто в сторону парка, приметил, большую деревянную скамейку, чуть дальше, были еще, и они хорошо освещены фонарями, но с этой просматривалась вся улица в обе стороны, на ней и остановился. Оставалось пол пачки сигарет, за час все выкурил. Попробовал, опять, позвонить, но это бесполезно — дурной день. Не хочешь, чтоб тебе звонили: выбрось телефон, разбей об стену, продай, купи себе каких-нибудь пирожных там, или, что еще..? Так ведь, не разобьет и не продаст, и завтра будет на связи, как ни в чем не бывало, вот, только — завтра: будет, уже, завтра.

Возле кафе остановилось такси, вышли пожилые мужчина и женщина, перешли через дорогу, скрылись в темной арке дома напротив. Первая машина, что появилась на этой улице за целый час. Хорошо, что их мало, меньше переживаний.

Похолодало, или трезвел; помахал руками, попрыгал — вроде помогло. В кармане завибрировал телефон, я нервничал, долго не получалось достать, наконец вытащил, нашел нужную кнопку, но номер… Номер. Это не Дима. Звонила Маша. Да, та самая комбинация… Цифры, которые набирал каждый день, а вот нажать вызов, так и не решился.

Девочка моя. Моя Машенька… что же я тебе скажу? Прости меня. Пока, нечего сказать, потерпи, ты видишь, как мне трудно… Телефон не умолкал; я погладил трубку, представляя, что это ее рука, вспоминал ее лицо, глаза, волосы… Почти два, а она не спит. Где она? В Питере? Да, сказала, что приехала. Значит у родителей, в свой комнате, у окна, как всегда, если звонит… Отдернула шторы, распахнула окно, смотрит на луну, она это любит… Поднял голову, и надомной та же луна, — большая, светлая, как Машина улыбка, как…