Друзья до смерти

Пия кивнула и взяла свою сумку. Когда около двери она еще раз обернулась и посмотрела на него, он сидел, уткнувшись лицом в клавиатуру, и плечи его вздрагивали.

Боденштайн поднялся и прошел в соседний кабинет. Пия Кирххоф наконец вернулась. Она, Бенке и Катрин Фахингер стояли за спиной Остермана и смотрели из-за его плеча в монитор.

— И что там? — спросил Боденштайн.

— Доказательства, которые Паули мог предъявить Боку, — пояснила Пия, даже не обернувшись. — Лукас скопировал с компьютера Йонаса всю переписку Бока с сотрудниками различных организаций и министерств.

Пия затаила обиду на суровый выговор сегодня утром. Боденштайн держался как ни в чем не бывало.

— Можно из этого что-то извлечь? — спросил он.

— Я как раз об этом думаю, — ответил Остерман. — Наши коллеги могут радоваться. Йонас, должно быть, регулярно взламывал компьютер своего отца. Понадобится некоторое время, пока я просмотрю все данные.

— У вас три часа, — сказал Боденштайн. — Мы пока съездим к Шварцу, приказ об аресте и ордер на обыск уже высланы. Фрау Маттес утверждает, что в ночь пожара узнала Матиаса, когда он выходил из дома.

— Из-за этого мы не можем его арестовать. — Бенке поскучнел.

Боденштайн засек его повторный взгляд на часы.

— У вас сегодня особые планы на вечер? — резко поинтересовался он.

— Нет-нет. — Бенке пожал плечами. Конечно, у него были планы. Сегодня бразильцы играли с японцами.

Боденштайн испытал легкий приступ злорадства — не только у него будет испорчен вечер. И в ту же секунду устыдился собственных мыслей. Он же всегда был уравновешенным человеком и даже раздражал своим спокойствием коллег, начальство и подследственных.

— Мы арестуем Шварца не из-за пожара, — ответил комиссар. — Он будет подозреваться в убийстве, если не предъявит алиби на вечер вторника.

— А если у него есть алиби? — поинтересовалась Катрин Фахингер.

— Тогда мы прижмем Свению, — ответил Боденштайн и добавил: — Это надо бы сделать в любом случае.

Пия неодобрительно посмотрела на него.

— У нее убили друга в понедельник, — холодно произнесла она. — Она беременна и очень расстроена. Я боюсь, как бы она не наделала глупостей, если придется задать ей пару лишних вопросов.

Остерман, Бенке и Фахингер переглянулись. От них не укрылась напряженность, возникшая между Пией и шефом, но объяснить ее они не могли.

— Сообщите мне, когда придет ордер на арест. — Боденштайн ушел в кабинет, хлопнув дверью несколько сильнее, чем нужно. Потом он схватил телефон и позвонил Козиме.

— У тебя ничего не получается, да? — догадалась она.

— Похоже на то, — с досадой подтвердил Боденштайн.

Голос Козимы звучал спокойно, как обычно, когда ему приходилось что-нибудь отменять из-за непредвиденных обстоятельств. Это происходило уже не впервые. Но впервые он подумал о том, каково ей, когда он так поступает.

— У меня на душе тяжело с тех пор, как ты сказала, что дела для меня важнее всего остального. Это не так. Но иногда я не могу просто все бросить, отложить и уйти.

— Ах, да я ничего такого вовсе не имела в виду, — она даже рассмеялась. — Просто в тот вечер была не в себе.

— А может, ты просто была честна и сказала то, что думаешь на самом деле, — упорствовал Боденштайн.

Последовала пауза.

— Я уже больше двадцати лет знаю, что ты в любой момент можешь задержаться на работе, — серьезно произнесла Козима. — И совершенно тебя в этом не виню.

Она сказала именно то, что он хотел услышать, но ему это не понравилось. Оливер и рад был бы спустить эту тему на тормозах, но не мог. Он ощущал какой-то внутренний протест.

— Звучит так, будто ты считаешь правильным, что я должен задерживаться на работе.

— Что на тебя нашло? — удивилась Козима. — Я ничего подобного не говорила.

— Но подразумевала.

— Послушай! — Голос Козимы зазвучал резче. — Я очень прошу меня извинить за необдуманно вырвавшиеся слова. Я с пониманием отношусь к твоей работе так же, как ты с пониманием относишься к моей. Понятно? В будущем я обещаю следить за тем, что говорю, поскольку вижу теперь, как тщательно ты анализируешь каждое слово.

— Я анализирую… — вспылил было Боденштайн, но Козима не дала ему договорить.

— Ты знаешь, где нас найти сегодня вечером, — перебила она. — Я буду рада, если тебе удастся прийти. А если нет, то я не обижусь. Пока!

Боденштайн уставился на трубку в своей руке. Злость переполняла его, злость на себя и Козиму, поскольку она была права, а он — нет. В этот момент в кабинет постучали. Вошла Пия и притворила за собой дверь.

— Получили ордер на арест? — рявкнул Боденштайн.

— Нет.

— Тогда почему вы мне мешаете?

— Если гордыня вам не позволяет сделать первый шаг, то его сделаю я, — бесстрашно заявила она. — Я не могу нормально работать, постоянно подспудно ожидая, что вы вот-вот взорветесь.

Боденштайн открыл было рот для резкой отповеди, но вдруг обнаружил, что вся его злость куда-то улетучилась.

— Я сам не понимаю, что со мной происходит, — признался он.

— У всех бывают плохие дни. Я хотела предложить: давайте мы поедем к Шварцу, а у вас будет свободный вечер.

— Хотите меня отпустить? — спросил он недоверчиво.

— Вы же знаете, что я в сто раз более охотно работала бы с вами, чем с Бенке, — сухо сказала Пия. — Но в вашем нынешнем настрое вы ничуть не лучше, чем он во всей его красе.

Боденштайн невольно хмыкнул. Отважная женщина. Он бы не сунулся в кабинет своего шефа, будь тот в подобном настроении.

— А чем же мне-то теперь заняться? — спросил он.

— В годовщину своей свадьбы я бы нашла себе занятие поинтереснее, — ответила Пия.

Боденштайн посмотрел на календарь на стене. Неизвестно, откуда она узнала, но она права. Вот почему Козима хотела сходить куда-нибудь с ним и с детьми поужинать!

— Вот черт, — пробормотал он.

— Купите букет цветов и поезжайте домой, — предложила Пия. — А если вы и с женой были так же милы, как с нами, то извинитесь перед ней. Это просто.

Боденштайн взглянул на нее и улыбнулся.

— Мне жаль, что я был несправедлив. Честно!

— Проехали. — Пия тоже улыбнулась. — А теперь поспешите, пока цветочные магазины не закрылись, а то получите лишь полуувядший веник в целлофане.