Друзья и незнакомцы

Она попыталась сосредоточиться на книге. За выходные нужно было прочесть триста пятьдесят страниц, что казалось невозможным, но Сэм знала, что так или иначе справится.

До колледжа она ходила в государственную школу. Учителя обычно любили ее, потому что Сэм вела себя хорошо и ничего от них не требовала. Хорошо училась, хотя и не старалась специально. А еще она была известна своими картинами, которые всегда получали награды на школьной художественной выставке.

В девятом классе ее лучшая подруга Мэдди отправила на конкурс молодых художников, спонсируемый Лигой искусств Новой Англии, одно из полотен Сэм – парусные лодки в гавани Кейп-Код. Сэм выиграла. Она поехала на прием к губернатору, ей вручили чек на триста долларов. В тот момент она ужасно любила Мэдди. Сама Сэм никогда бы не решилась поучаствовать в конкурсе. Но с тех пор серьезно занялась живописью.

Когда-то она мечтала стать художником. Но теперь, благодаря словам сокурсников и профессоров, знала, что недостаточно талантлива.

«Работа уверенная, но не слишком оригинальная», – так одна преподавательница отозвалась о ее выпускной работе. Во время разбора одноклассница, глядя на одну из картин Сэм, заметила: «Есть в ней что-то, не знаю, от картин в гостиничных номерах».

Сэм любила писать пейзажи, портреты и вазы с фруктами. В ее полотнах не было надрыва, и это казалось скучным. Но надрыва не было и в ней самой.

Попав в колледж, она почувствовала, что и академическая успеваемость становится для нее проблемой. Такого она не ожидала. После того как Сэм получила первую и единственную в своей жизни тройку, она поняла, что ей придется работать усерднее, если она хочет не отставать от девочек, которые посещали подготовительные школы Новой Англии и проводили свои летние каникулы в поездках по Европе.

Она обнаружила, что при определенных усилиях получает удовольствие от учебы и преуспевает. С момента поступления Сэм ни разу не пропустила занятия. На первом курсе она подсчитала, сколько в конечном итоге будет должна по студенческим кредитам, и разделила эту сумму на количество часов, необходимых для получения диплома, а потом – на количество пар по каждому предмету. Когда ей хотелось пропустить «Историю европейского декоративно-прикладного искусства XV–XIX веков» или «Создание современной визуальной культуры», Сэм напоминала себе, что таким образом пустит на ветер пятьдесят семь долларов.

Ее подруга Шэннон рассказала ей о показателях академической успеваемости. Сэм никогда раньше не думала о каких-то наградах, но теперь хотела получить их любой ценой. Иногда ей казалось, что они с Шэннон соревнуются, но то была здоровая конкуренция. Как выразилась Изабелла, им обеим было суждено победить на Олимпийских играх для ботаников, вопрос заключался только в том, кто выиграет серебро, а кто золото.

Изабелла и Лекси периодически пропускали целые учебные дни. Изабелла называла это «днями психического здоровья» и смотрела телевизор, не вылезая из кровати.

Лекси удочерили из Кореи, когда ей был год. Ее мать была четвертой женой отца. Лекси была единственным ребенком матери и пятым ребенком отца. К тому времени, как она пошла в детский сад, они развелись. С тех пор они с матерью жили в роскошной двухэтажной квартире в Чикаго с видом на озеро Мичиган. Лекси посещала среднюю школу для девочек, обучение в которой стоило столько же, сколько в колледже.

– Там все либо страдали от булимии, либо были клептоманками, – поделилась однажды Лекси. – Полная глупость.

Сэм тогда задумалась, к какой категории относилась сама Лекси.

Три поколения женщин из семьи Изабеллы учились в этом колледже, она была четвертой. Подруга хвасталась, что поступила бы, даже если бы подожгла библиотеку во время собеседования. Французское отделение носило имя ее бабушки. (Сэм не очень понимала, что это значило. Где-то на двери кафедры висела мемориальная табличка или что? Она решила, что, наверное, имелось в виду нечто большее, но спрашивать не хотела.)

Сэм думала, что ее взяли из-за ее эссе. Речь в нем шла о президенте Вашингтоне – о Ширли Вашингтон, президенте колледжа. Когда она его писала, то понимала, что тема рискованная и граничит с подхалимажем. Но все написанное было правдой: когда Сэм училась в старшей школе, президент Вашингтон произнесла речь, которая потом разлетелась по всему Интернету. Она рассказала о том, как была первой в своей семье, кто получил высшее образование, о том, что для учебы не должно существовать препятствий, что все женщины достойны первоклассного образования, независимо от их расы, возраста или платежеспособности. Когда Сэм посмотрела это видео, то как будто очнулась ото сна.

Поступив в колледж, Сэм узнала, что не была одинока в своей любви. Президент Вашингтон была знаменитостью. Ее улыбка, брошенное на ходу приветствие – студенты говорили об этих знаках внимания от нее неделями. Когда она выступала в Дрисколл-холле, все скандировали ее имя: «Шир-ли! Шир-ли! Шир-ли!» Они топали ногами так, что казалось, балкон рухнет, не выдержав их энтузиазма.

Сэм попыталась вернуться к чтению, но не смогла сфокусироваться на словах на странице. Она продолжала бросать взгляды на Клайва, словно желая убедиться, что этот парень действительно спит в ее постели.

В последнее время девушка боролась с ощущением, что ее жизнь в Америке была лишь подобием ее настоящей жизни в Лондоне. Но теперь он был здесь, и Сэм чувствовала себя странно. Ей нужно было проветриться.

Она спустилась по черной лестнице и через столовую прошла к выходу на улицу. Пахло потом и дезодорантом. Ей казалось, что она оказалась в какой-то иной вселенной.

Столы и стулья отодвинули вплотную к стенам, чтобы освободить место для танцпола, который был заполнен младшекурсницами со всего кампуса, флиртовавшими с парнями, которые уверяли, что они из универа, хотя половина из них, скорее всего, еще училась в старшей школе.

Сэм не увидела в толпе никого из своих друзей. Вероятно, они стояли где-то в углу и разговаривали между собой. Два или три года назад кто-то из них еще мог флиртовать, пытаясь с кем-нибудь познакомиться, но теперь они хорошо знали, что здесь ловить нечего. Если парень пытался завязать разговор с одной из них, остальные обступали ее, давая понять, что все попытки напрасны.

Двое юнцов стояли у стола, что-то обсуждали, время от времени толкая друг друга. Подойдя поближе, Сэм увидела, что коротышка в коричневой куртке водил открывашкой для бутылок взад и вперед по столешнице, корябая дерево.

– Можешь перестать? – спросила она. – Здесь вообще-то люди живут.

Он посмотрел на нее и сунул открывашку в карман.

– Извини, – сказал он.

Сэм была поражена своей же прямолинейностью. Даже впечатлена. Ей не терпелось рассказать об этом Габи.

Ее друзьям с кухни придется убирать весь этот беспорядок утром. Мария часто говорила, что вырастила двоих мальчишек, но и представить себе не могла, насколько отвратительными могут быть студентки колледжа. После каждой субботней вечеринки на полу в столовой оставались лужи рвоты.

Каждую весну в кампусе устраивали бои с едой. Похоже, никого не интересовало, кто будет убирать последствия, но это были они, друзья Сэм, а также обслуживающий персонал из других общежитий. Она всегда приходила им помочь, хотя они и отказывались.

Габи, Мария и Делми жили в Уивервилле, городе в тридцати милях вверх по шоссе, о котором Сэм слышала, но никогда там не была. Каждый день они по часу добирались до кампуса на автобусе. Работая в утреннюю смену, усталая или с похмелья, Сэм всегда старалась не жаловаться. Ей-то достаточно было только встать с постели, умыться и спуститься вниз, чтобы приступить к работе.