Друзья
Шрифт:
— Эй, что у вас тут происходит?! — раздался рассерженный голос тренера. Но мы с Сугитой не остановились.
Шлеп! Оплеуха, которую отвесил мне тренер, оказалась на редкость звонкой.
Когда наконец нас растащили, оказалось, что в коридоре уже горит свет. Тренер, держа за шиворот все еще рвущихся в бой Ямашту и Мацушту, тряхнул их хорошенько и, чтобы привести в чувство, сунул каждому под нос кулак для острастки. Затем помог ползающему по полу Кавабэ найти очки. Два пятиклассника все еще стояли у раковины в сомнамбулическом состоянии, немного раскачиваясь из стороны в сторону,
У Сугиты текла из носа кровь. «Будешь знать», — подумал я. Он выглядел изрядно потрепанным, пижама у него была измята, но пуговицы чудом остались на месте. Что же касается моей пижамы, то пуговицы на ней оторвались все до единой.
Тренер продолжал кипятиться:
— Что вы тут устроили посреди ночи, а? Что это вообще такое?!
И словно ему в ответ, ударили где-то в глубине дома часы: дон-н-н. С легким дребезжанием, но беззаботно.
— Так, все зеваки, к которым это не имеет отношения, быстро спать!
Показавшиеся было в дверных проемах заспанные головы моментально исчезли.
Губы у меня прямо-таки горели. Я их потрогал и даже не поверил, что это мои. Разве они у меня такие?
— Кияма! — тренер сурово посмотрел на меня.
Что он думает, мне приятно, что ли? Я глянул на него исподлобья.
— Ну и морда, — сказал он наконец. — Посмотрись в зеркало.
Покачиваясь, я поднялся на ноги и подошел к зеркалу. Да-а-а… ну и морда! Губы раздулись и стали как сардельки.
После этого тренер отвел нас в свой кабинет и смазал перекисью водорода все полученные во время потасовки раны. Щипало неимоверно. Мацушта, которому всего лишь помазали ссадину на руке, начал скулить, как щенок, и получил от тренера подзатыльник. Я, плотно сжав зубы, терпел, ни на секунду не сводя взгляда с Сугиты. У Сугиты из носа торчала вата. Он тоже смотрел на меня не отрываясь.
— Вижу, вам тренировки и матча не хватило, — сказал тренер. — Ну что ж, раз у вас осталось столько неизрасходованных сил, вперед! Идите мойте сортир.
— Что? — сказали Ямашта, Кавабэ и Мацушта в один голос.
— Это Кияма начал!
— Сугита, гад! Из-за тебя же все!
Мы с Сугитой заголосили одновременно.
— А ну, умолкните оба! — это было похоже на сильный раскат грома. Мы моментально притихли. — И ванну тоже чтоб надраили, когда туалет закончите. Пока не помоете — спать не пойдете, ясно? И чтобы все сияло!
Я молча встал. В такие моменты побеждает тот, кто сильнее духом. Понятно?
14
— Вот, посмотри сюда. Сюда! — восторженно сказал Ямашта. Он опустился на корточки перед тонким стеблем космеи. Конец стебля венчал бутон. Нас не было всего каких-то четыре дня, но за это время цветы успели заметно вырасти.
— А вот тут, смотри, тоже!
То и дело налетал прохладный ветерок. Осень, спустившись потихоньку с неба на землю, затаилась и ждет не дождется, когда же ей наконец можно будет окончательно вступить в свои права.
Еще совсем чуть-чуть, и дедов двор весь покроется цветами.
— Давайте устроим ему сюрприз. — Кавабэ достал из портфеля тряпичную куклу-лягушонка. Мы купили ее специально для деда, в лавке сувениров на острове. Этот лупоглазый лягушонок как две капли воды
похож на Кавабэ без очков. Но сам Кавабэ, как ни странно, этого не заметил. В поезде по дороге из лагеря он все время поглядывал на лягушонка и этим ужасно смешил нас с Ямаштой.— А хотите спор? — сказал вдруг Кавабэ. — Кто угадает, что сейчас дед делает?
— Спит, — сказал Ямашта.
— Моет ванну, — сказал Кавабэ.
А мне почему-то ничего в голову не приходило.
— Мне ничего в голову не приходит.
— У тебя что, совсем нет воображения? Ну, придумай что-нибудь.
— Ну… Ногти стрижет.
Мы подошли к веранде.
Окно было чуть-чуть приоткрыто. Мы заглянули внутрь. Сквозь сетку от комаров было видно дедушку. Он лежал на матрасе, руки его были скрещены на животе, поверх тонкого пикейного одеяла.
— Я выиграл! — шепотом сказал Ямашта, отодвигая сетку. И в то же мгновение мы всё поняли. Понимание пришло вдруг, откуда-то изнутри. Каждый из нас ясно это осознал всем своим телом. Дед не спит. Ямашта не угадал…
Сладковатый аромат, наполнявший комнату, был запахом винограда. На трехногом столике-подносе стояла миска, в которой лежали четыре грозди крупных ягод, по цвету напоминающих ночное небо, озаренное далеким пожаром. Дед помыл виноград к нашему приходу, думал поесть его с нами, но заснул…
— Он, наверное, ждал… как ждешь иногда какую-нибудь поездку или поход… — Ямашта вытер краем футболки наполненные слезами глаза. Кавабэ сидел на корточках в углу, повернувшись к нам спиной. Он судорожно всхлипывал.
Я взял одну виноградину и снял с нее шкурку. Сочная, она лежала у меня на ладони и подрагивала, как большая капля.
— Поешь! — Я протянул ладонь с ягодой деду. — Ну же, бери и ешь!
В книгах часто пишут: «Лицо покойного было безмятежным, как у спящего». Но дед вовсе не был похож на спящего. И дело даже не в том, что его лицо не выглядело безмятежным. Дед казался довольным и даже как будто немного усмехался. Нет, однозначно было совсем не похоже, что он спит. Скорее было похоже, что это вообще не он. Всего лишь пустая оболочка. Как-то так. Теперь его тело было само по себе. Теперь дед больше не будет разговаривать с нами, не будет больше ничем нас угощать. Мы больше его не увидим — по крайней мере в том виде, в котором мы к нему привыкли.
Дедово лицо немного сморщилось…
Это был первый мертвый человек, которого я видел так близко. Но мне не было страшно. Духи, привидения и оборотни, которые были отвратительны, но в то же время и привлекательны, — вся эта нечисть, — даже самое маленькое воспоминание о ней улетучилось из моей головы. Только дед в потертом халате лежал на матрасе — здесь и сейчас, — такой родной, такой добрый.
Я столько всего хотел ему рассказать. О тренировках; об общежитии, где раньше, когда-то давным-давно, делали соевую пасту мисо; о страшной истории, которую рассказала нам бабушка тренера; о Великой Драке и о последовавшей за ней Великой Чистке Туалетов; о могилах на острове; о море, блестящем, как рыбьи спинки; о том, что если нырнуть на глубину, можно услышать звуки, которые раздаются в твоем собственном теле…