Дрянь (сборник)

— Все равно надо поговорить с постоянными клиентами. У них с пяти до семи самая сходка. Может, видели чего.

— Балакин, — сказал Комаров, — а как у тебя тут с мотелями?

— Район привокзальный, — усмехнулся Дима. — Есть маленько.

— Займись лично. Вместе с Невмяновым. А Северин пускай поработает с пенсионерами во дворе. У него хорошо получается.

План разрастался вглубь и вширь. Кое-какие его пункты выполнялись тут же: входили и выходили сыщики и участковые, отчитывались, получали новое задание. Начальство стало понемногу разъезжаться. Комаров сказал на прощание:

— До двадцати одного я у себя. И завтра первым делом зайдите ко мне, ясно?

Северин ушел к пенсионерам, а мы с Балакиным отправились проверять, как он выразился, «гостиничное хозяйство».

3

— Вон те два, на первом этаже, справа от подъезда. — сказал Балакин.

Несмотря на жару, окна были плотно закрыты и зашторены.

— А он нам откроет? — спросил я с сомнением.

— Нет, конечно. Притворится дохлым тараканом — и ни гугу, у него система известная: звонят в дверь — тишина, а он следит из окна в щелочку, кто выходит из подъезда. Знающий человек вернется, еще раз позвонит, если свой, заходи. Тут и бродяги могут обретаться, и деловые, и вообще всякие темные личности.

— А что, прижать-то не удается?

— Прижимаем потихоньку, — вздохнул Балакин. — Да все не так просто. Закон есть закон, основания нужны. У них ведь каждый раз — родственник на одну ночку остановился. Или, на крайний случай, друг детства. Но ничего, все они в конце концов попадаются на чем-нибудь. У воды быть, да не замочиться…

Мы подошли к дому и остановились под самыми окнами.

— Отойди-ка в сторонку, чтоб тебя видно не было, — сказал мне Балакин. — Сейчас мы его обмануть попробуем. — И пробормотав: «Любопытство сгубило кошку», он легонько отбарабанил пальцами по стеклу, а сам прижался к стене.

Целую минуту, наверное, никакой реакции не было. А потом занавеска дрогнула. Мы стояли возле самой стены, нас увидеть из окна было нельзя, а двор пустовал. Занавеска еще раз дрогнула и решительно поползла в сторону. Балакин выскочил вперед, как чертик из шкатулки.

— Данилыч, я тебя видел! — закричал он радостно, будто был водилой в пряталках. — Давай открывай!

За стеклом появилась физиономия хозяина, красная и недовольная.

— Открывай, открывай, — приговаривал Балакин. — Хоть раз в жизни проветришь свое помещение.

Шпингалет щелкнул, и Данилыч, оттолкнув створки, навалился грудью на подоконник. Я увидел, что это здоровенный мужик, косая сажень, то, что называется «будка», только изрядно заплывшая уже жирком. Вместо левой руки у него была культя, нежная и розовая.

— Чего тебе опять надо, ирод? — спросил он Балакина со страданием в голосе. Меня ему, кажется, по-прежнему не было видно. — Что ты, коршун, опять пришел больного человека, трудового инвалида терзать?

— Это как следует понимать «трудового инвалида», Иван Данилыч? — весело, не в тон ему, спросил Дима. — Ежели в смысле «инвалид труда», так ведь всей округе известно, что ты по пьянке под поезд свалился на станции метро «Красносельская». Ну а если в смысле того, что ты, несмотря на инвалидность, продолжаешь трудиться, так это уже вовсе вранье. Площадь государственную сдавать за денежки кому ни попади — не велик труд.

— Ты докажи сперва, — пробурчал Данилыч. — Чего надо?

— Поговорить, — душевно ответил ему Балакин. — Потолковать с тобой охота. Так ты бы пустил меня в дом, а? Нехорошо ведь человека на улице держать.

— О чем потолковать? — все так же хмуро спросил инвалид, не трогаясь с места.

— Да разве ты не слыхал? — удивился Балакин. — Женщину вчера в шестнадцатом доме убили.

— Слыхал. А я при чем?

— Да я и не говорю, что ты при чем. Но у тебя тут разный народ бывает. Может, слышал кто чего или видел?

— Ктой-то у меня бывает? — настороженно спросил Данилыч. — Никто у меня не бывает. Завязал я с этим делом. Как штрафанули вы меня тогда на пятьдесят целковых, так и завязал.

— Неужто и сейчас никого нет?

— Нету…

— Вот и пусти меня в дом, — простодушно резюмировал Балакин.

Но, увидев, что хозяин медлит, сказал уже серьезно и жестко:

— Ой, Концов, не шути со мной, ты меня знаешь!

— Да что вы все — «шути не шути», — примирительно заканючил Данилыч. — Отсюда, что ль, поговорить нельзя?

— Можно, но лучше в квартире, — гнул свое Балакин. Концов тяжко вздохнул, а Дима, отвернувшись ко мне. сделал страшное лицо, ткнул в сторону подъезда и показал четыре пальца. Я по стенке добежал по парадного, влетел туда и едва успел сориентироваться на полутемной площадке первого этажа, где тут квартира № 4, как осторожно приоткрылась дверь именно с этим номером.

Бочком, бочком из двери начал выползать небольшой человечек, но так до конца выползти и не сумел, потому что попал в мои объятия.

— Ой! — сказал он то ли от испуга, то ли от того, что я слишком сильно прижал его к себе: мне хотелось сразу понять, нет ли при нем оружия. Оружия не было, и я его отпустил, сказав тихо, но веско:

— Спокойно, уголовный розыск. Зайдите обратно в квартиру.

В прихожей было темно, я нашарил выключатель и, когда свет зажегся, увидел перед собой щуплую, белобрысую, трясущуюся личность с небольшим саквояжиком в руке.

— Документы, гражданин, есть у вас?

Он зашарил свободной рукой по карманам и извлек паспорт.

— Солдатов Валерий Николаевич, — прочитал я. Паспорт был прописан в Ярославле. — А в Москве какими судьбами?

— Заехал вот… на денек… к родственнику… — почти прошептал он.

— Давайте в комнату пройдем, — предложил я. Копцов обернулся к нам на шум, и Балакин, приподнявшись на цыпочки, заглянул в комнату.

— О! — воскликнул он, увидев Солдатова. — Вот это встреча. Подождите, я сейчас.

Через несколько секунд Дима был в квартире и говорил, указывая на Солдатова-.

— Рекомендую: Дрыночкин Семен Ильич, по прозвищу Дрына, 1952 года рождения, ранее судимый, квартирный вор-гастролер, разыскивается органами внутренних дел Ярославля, Владимира и Москвы. Это как минимум, — добавил он.

Я протянул ему паспорт на имя Солдатова. — И документы поддельные! — восхитился Балакин. — Я ведь его почему так хорошо знаю, — пояснил он мне. — Гражданин Дрыночкин у меня на территории в одной квартирке изволили пальчики свои оставить. Что же это ты так неаккуратно, Сеня, а?

Дрыночкин уныло пожал плечами и понурился.

— Ах ты, гнида, — неожиданно подал голос Данилыч, — а говорил, командировочный!

— Но-но, граждане, — сказал Балакин. — Это вы потом разберетесь, кто кому чего говорил. А пока придется у вас, гражданин Копцов, обыск сделать.