Дрянь

— Вот теперь я отыграюсь. Посижу на вашей голове, как вы на моей, — донесся издалека веселый голос.

Какой из газов кислород, действительно трудно было разобраться. К тому же я страдал психически, представляя, что довольный остроумием, Женя привозит меня во двор дурдома. А там скрюченного инспектора, как добытого зверя, привяжут к палке и отнесут к коллегам.

Пришел я в себя от хлопков — это меня лупили по щекам.

— Чем бы еще его оживлять, может, башмаком, — бормотал Женя. — Проснись, красавица, пока не обворовали. И на старт, вас ждут друзья.

Я вывалился из опостылевшего ящика на бетонный пол, навеки сложенный буквой «Г».

— Вот теперь маскировка хорошая, — похвалил Женя, — вы похожи на гадкую старуху, ведьму. Форма, так сказать, выразила ваше содержание. Терсходбюровцы расслабятся, а Антон Антонович вдруг одному клюкой в пах, другому пяткой по морде.

— Где мы, трепло?

— В гостях у сказки. Гараж, если что-то помните, одноэтажная пристройка к главному зданию. Сейчас мы, наконец, расстанемся. Каждый своей дорожкой пойдет. Я ближе к небу, в конференц-зал, на совещание к моим товарищам. А вы к своим товарищам, паукам и крысам, в подвал. Вообще, держитесь весельчаком, народ это любит. А то от вашего тусклого вида какой-нибудь «новый» человек подумает, что это смерть за ним пришла — срезать в расцвете и разгаре. И последнее. Если вас поймают за хитрую попу мозолистой рукой, то мы с вами не знакомы, не обменивались выкройками, не ходили в оперу. Заранее спасибо. Кстати, учтите, темнота — друг.

Он ушел, посвистывая, а я остался один на один с терсходбюро. Лицо светилось приветливой улыбкой волка, ноги засеменили мелко и быстро, как пропеллер. Не знаю, как это выглядело для окружающих, скорее всего, они были заняты своим. Сезам поддался заклятью и впустил осквернителя информационного праха.

Я запер за собой и включил фонарик. Опять захотелось домой. Давно осточертевшая плесень, жутко распушившись, словно после мытья шампунем, облепила проводку и стеллажи с бобинами. Если меня вчера такая кроха нокаутировала, то эта может сделать из того же продукта бурду с гарниром. Впрочем, чтобы ей навалиться, нужны причины. Либо я сам кинусь на нее с криком «ура», тряпкой и пылесосом. Либо настучит сетевая программа. Но для этого следует соответствующим образом поработать с терминалами. Конечно, если здесь есть видеоанализатор типа «глаз», то каюк мне сразу, замаха не будет.

Ладно, минус сомненья плюс страсти, пора посвятить предночные часы любимому делу. Как шмель, я летал от одного соцветия катушек к другому. Тут тлели тысячи томов программ и данных, успокоенных от пяти до пятидесяти лет назад во времена научной и производственной чересполосицы, дурного многообразия. Шмель, вроде меня, мог прожужжать здесь еще годик-другой. Я немного, то есть очень сильно растерялся. Еще ничего не сделал, а уже весь извалялся в пыли и копоти. Стоп, копоть. Сюда что-то притащили с пепелища. Горелое выделялось закопченными, как курортный шашлык, крышками катушек. Кое-где уцелели наклейки, на которых можно было различить: «лаб полимер ПО «Каучук». Видали мы этот ПО «Каучук». Оставил нам культурные развалины, где только ветер да непуганые психи дичают. Может, и была там полимерная лаборатория. Набрал я бобин покрасивее, из берлоги вылез. Скромным призраком прошуршал по лестницам и коридорам. Как увидел свидетельницу моей разбойничьей молодости, старуху «ЭВМ», умилился невовремя, хотя она из меня крови попила достаточно. Даже слеза навернулась, готовая сцена для фильма про пережитки. Гудели такие когда-то, и все еще было возможно. В тысячах гнезд горланили разномастные птенцы, а сейчас растет лишь десяток птиц ценных сортов Феникс и Рух. Те, беспородные, жрать хотели, выклевывали, выхватывали зернышки друг у друга. А сейчас кое-кто наверху делает чинно и благообразно световые фекалии, остальные с почтением ловят их внизу.

Рубильник, машина, чистка памяти, загрузка системы. Рука сама с радостью вспоминала, что надо делать.

Считалась первая лента. Тут, конечно, груз ответственности навалился на меня, подмял. Еще бы, действовать я должен был верно и быстро, ухватывать суть на скаку или накрылся весь мой почин. Я прямо слышал, как время перетирается в порошок, словно пемза.

Текли перед глазами планы, отчеты, зарплаты, темы, задачи минувшего. Погружали в ностальгическую грусть-тоску. Я даже не сразу понял, что уткнулся в какую-то базу данных, а она плюет на меня с высокого потолка. Подавай ей пароль, зарегистрированное имя, категорию доступа. Никакие наши праздничные даты, звездочки, пети, саши и прочая кодовая мура не помогала. Когда я ткнулся в сотый раз, система управления базой откликнулась: «Введите дату». Я с подобострастной улыбочкой быстро набрал и получил в ответ спасительные слова: «Ввиду истечения срока давности за содеянные преступления, вам, пользователь, разрешается все». Золотая голова систему делала. Современникам кукиш, а потомкам после небольшой протяжки — мир и дружба.

Замерцали меню, засветилось имя администратора базы. Некий Холодков следил за тем, как вводятся результаты опытов его группы, день за днем. Основные условия проведения, исходные вещества, катализаторы, промежуточные и конечные продукты. На мой выпуклый морокой глаз мужик возился с мультиполимерами, свивал их с помощью циклических реакций. Не просто так. Хотел своим продуктом армировать и резину, и пластики. Великое замышлял. Я там кусочки мультфильма нашел: транспортные средства и дома в виде огромных мячей с грузом и человечками внутри, по которым вдобавок бьет для движения огромная механическая нога. Как-то вывелся у него змей — прилично завившаяся спираль. Обрадовался Холодков, думает: госпремия уже светит из-за горы. И кручения, и сжатия, и растяжения — все змею нипочем. Только при облучении газовым лазером витки спирали немного поворачиваются. Но и то не беда. Чтобы спастись от атаки лазерным оружием, надо будет увеличить толщину основного материала. Ученому разные умности в голову идут табуном, а тут под боком уборщица тетя Даша зудеть стала. Обвиняет людей науки в том, что они в телескопы смотрят, а сами плесенью заросли. И действительно, парафиновые сосуды треснули, кремниевая кислота потеками по столу, а на потеках сивый пух. Холодкову, наверное, не по себе стало, уж больно пух объективно непривлекательный. Собрал его руками в резиновых перчаточках да снес в сортир, спустил воду и постарался забыть. Но уже как-то не мечтается, потому что гнетет непонятное. Вынул лазер, посветил на змея, а на следующее утро опять плесень. Из калькулятора выросла, который на столе лежал. А внутри тот вообще весь изъеден. Первая плесень откормилась на кремниевых соединениях, вторая на полупроводниках. Однако в обоих случаях был поблизости змей, которого облучали. Холодков прячет его от греха подальше в укромный уголок, а подозрительный пух на этот раз соскребает ложечкой и отправляет микробиологам. Сам он устал, хочет отвлечься. В записях месячный перерыв. Должно быть, надел плавки и уехал за загаром, цинандали и маслиноглазыми гуриями. А вернулся, как раз готов ответ от микробиологов. Нате-ешьте, но ваша дрянь распалась от неверного хранения в неверном холодильнике, вы же нам спецификацию не предложили. «Пока ничего не понимаю, но докопаюсь до возможно имеющейся правды», — последнее, что записал неугомонный ученый, прежде чем пропасть из базы. На другой ленте еще нашелся файл табельного учета. Там еще недолго присутствует Холодков: болен, болен, инвалидность и, наконец, списан за борт. Ничего особенного больше не произошло, за исключением того, что лаборатория в одночасье сгорела, а лет семь назад и само ПО «Каучук» заколотили крест-накрест досками. С гордостью могу заметить, благодаря неустанной заботе нашей Службы. Молодцы экологические чекисты, поработали на славу. Плесень до сих пор цветет на руинах ПО, впрочем, и во многих других местах не теряется. Делает себя, где хочет, из подручных материалов. Несмотря на перемену фамилии, в восточном госте пурамине проглядывает вредная физиономия Холодковского змея. Кажется, пушок и змей, несмотря на различную наружность, находятся в родственных отношениях. От своего рождения до наших дней пурамин при каждом удобном случае синтезирует плесень. Во всяком случае, информацией «как делать» он нафарширован, была бы энергия, — тогда и сготовится на автоволновой матрице тошнотворное блюдо.

Еще пару часов на баловство оставалось. Пронюхать бы, как внедрялся в нашу многострадальную электронику коварный пурамин и несправедливо изгонялись в дальнюю ссылку другие мультиполимеры. На мою хорошую задумку внезапно откликнулся тот, кого я не просил. Как на известном пире Валтасара, только уже не на стене, а на экране зажглись слова: «Пользователь, вы должны немедленно зарегистрироваться. Перейдите на один из сетевых терминалов, введите свой пароль и адрес несетевого устройства, к которому вы желаете получить доступ». Взяли тепленьким! Мне бы пораньше догадаться, что даже эта старуха «ЭВМ» может сидеть на сетевом канале. А так программа, которая следит, чтобы никто не распоясался, с одной из центровых машин провела очередную проверку, и оказалась в неводе поганая рыбка. Золотые-то рыбки ночью спят и видят сны о счастливом будущем. Теперь мне, значит, параша светит и улыбается в полный рот.

Я подошел на цыпочках к двери и выглянул в коридор. Вовремя подошел. Включилась сигнализация, визгливая сволочь. Охрана недолго чухаться будет, это настоящие псы, за пять минут они все здание обшарят. А я если и успею выбраться из избы, то для меня высокая стена припасена. Она вокруг всего комплекса терсходбюро, и даже рекордсмен по прыжкам, даже с шестом ее не одолеет. А перемахни я чудом, уцепившись за пролетающего воробья, так меня и за стеной через минуту ногтем придавят. Без помощи никак. Женя просил не беспокоить, верно просил, он большего не потянет. Но пора рубахи рвать, пупы царапать. Телефон есть, я и набрал номер Брусницыной:

— Шарон, объяснений не будет. Если сердце вам вещует, приезжайте к стене комплекса терсходбюро. Только не на маршрутке. Как ни смешно, но канат с собой захватите. Остановитесь возле телефонной будки на улице Сознательных.

— Кто это звонит? — голос был заспанным, бессмысленным.

— Никто. Это в ушах звенит, — ладно, все ясно. Я швырнул трубку. В голову, как дрожжевая пена, полез фарш из дешевых фильмов. Скинул башмаки, мазнул копотью по лицу. В натуре, плевое дело для ниндзя спуститься по черной лестнице на первый этаж, шмыгнуть по коридору, и там уже гараж. Захватить какой-нибудь транспорт на тысячу лошадиных сил и таранить ворота на полном ходу. Красота. Жаль, снимать не будут кинематографисты.

Босые ноги зашлепали по ступеням еще громче, чем каблуки. Я посмотрел с лестницы на коридор первого этажа, в том конце, где спуск к гаражу, мелькали тени. Охранники, конечно, фильмы смотрели получше моего и гараж перекрыли первым делом. Оставалось только одно: идти в хранилище. Туда они так скоро не полезут. Там, правда, пушистый черт, но он безглазый, безухий, безмордый, а мы будем вести себя примерно.

Зашел, сижу на ступенях, фонарик не включаю, чтобы противно не стало. И вот начинается. Как в бане при плохом паре. Опупеваю, пот градом, в ушах сводный военно-симфонический оркестр. Но и этого мало. Стало, как в бане, когда накушаешься прокисшего пива. Только все в квадрате. Я добрался на ощупь до пожарного щита, заэкранировался, и немного полегчало. Соображение ко мне возвращается временами. Я понимаю, что самое главное еще впереди. Я меченый разыскиваемый преступник, сетевая программа передала плесени мою «фотокарточку», какие-то установочные данные, например, частоту излучения тела. А каналы связи, если нужны, тут кругом, хотя бы на стене радиоточка висит. Не получилось инкогнито. Я опять продул, пойду сдаваться. И в ответ подвал заливает ярким светом, далеко идти не надо, входит сам охранник, хозяин жизни в ладно скроенном, приталенном, припопенном мундире. Глядит, как орел, поводит носом, как пес, трусит кругами, все ближе и ближе к щиту, за которым я балдею и давлю бунтующую физиологию. Я никак не готовлюсь, да и чего тут готовиться. Он сотню таких клопов, как я, передушит, особо не напрягаясь. Сделал здоровяк последний круг, но щит у него почему-то подозрений не вызвал, а может, и я, в натуре, скороспелый ниндзя. Тут меня, однако, так пробрало, что я выскочил с приступом своим рвотным, как ракета. И пока он верно реагировал, разворачивался, лез в кобуру, я в него запузырил первой попавшейся бобиной — смотри древнегреческую скульптуру «Дискобол». «Диск» попал ему прямо по тыкве, чуть пониже козырька. И этот перепоясанный ремнями жлобина повалился, как сноп, который связали пьяненькие колхозники. Я сам удивился своему выхлопу энергии и вдобавок стравил от полноты чувств на поверженное тело. Безобразную сцену устроил, стыдно стало, но тут я по счастью наполовину выключился. Делаю все, что любому агенту «07» прописано. Но не переживаю, не мандражирую, будто я так каждый день перед обедом разминаюсь. Помню, добрался до гаража, сделал кому-то подкат, вернее, свалился в ноги, кого-то дернул за чуб. Потом по мне стреляли вильгельмы телли из охраны, хорошо хоть не перепутали с яблоком. Во дворе уже не палили, а орали в матюгальник и светили прожекторами, загон, что ли, устраивали. Пока я был в отключке, мне почему-то казалось, что Брусницына все-таки врубилась, нашла машину и едет навстречу. Однако возле стены до меня дошло, что с таким же успехом сейчас прибегут на помощь Серый Волк или Сивка-Бурка. Тут у меня новая фаза отупения, то ли я резко возмужал, то ли сверхпомолодел. Челюсть нижнюю выдвинул и кричу туда, откуда топот слышен: «Я буду откручивать вам головенки вот этими вот руками». Едва я свою оголтелую фразу закончил, что-то щелкнуло меня по затылку. Враги сверху? Нет, конец каната. «Что с ним делать-то, — начал соображать я, — как карабкаться-то, совсем выдохся». «Держитесь, держитесь крепче», — голос из-за стены, тонкий, чей — не разберешь. Наверное, я схватился, но заодно пара бойцов уцепилась за меня. Рявкнул мотор, и я в момент оказался на верхушке стены, правда вместе с ребятами. Но им, видно, не судьба. Или мой пиджак лопнул, или я вывернулся, только они улетели назад. Еще один толчок, и мое тело рухнуло на ту сторону зла. Хорошо, внизу был надувной матрас, а то бы костей в два дня не собрать. Но я все равно сразу обмяк. Шарон Никитична, а это именно она накудесила, тянула меня, потому что ноги мои уже не двигались, запихивала в кабину, потому что руки мои уже не цеплялись — будто воздух из меня выпустили. Что-то, кажется, снаружи осталось, но машина резко газанула, я упал с сидения и провалился в сизую мглу. По дороге вниз липкая дрянь обклеила меня со всех сторон. Пока я думал, вопить или не вопить, падение закончилось без ушибов и переломов. Я был непонятно где, непонятно в чем. Кругом стало небольно покалывать, миллионы острых нитей прошили меня насквозь. По ним шла волна, мягкая, ласковая такая, она убаюкивала, растворяя мысли и страхи. Огонек чуть затеплился и тут же задохнулся.

8

Когда сон типа «кошмар» наконец отпустил погулять, я оказался в совершенно незнакомой комнате, очень противно освещенной. Без «глаза» всегда так. Я-то, дурачина, свой кокнул, теперь придется побегать за подаянием. Не долго вспоминал, у кого же из моих знакомых не должно быть «глаза». Конечно, Брусницына, узнаю плясунью, в этом У нее аскетизм, в другом наверстывает. Стало и все остальное выплывать. Если, вообще-то, узнают, что я в разведчика играл в комплексе терсходбюро, то утюгом по голове погладят. С другой стороны, не пойман. А через пару лет эту историю можно будет и рассказать кому надо — больше ценить станут. Здорово я Брусницыну привлек. Надо же, явилась, феномен природы. Конечно, не из-за большой любви ко мне, а по своим причинам. Особенной же хочет быть. Пусто у нее в комнате, только на стенах какие-то рожи поганые в рамках. Но, наверняка, хоть одну безделушку она имеет, поигрывает втихаря, отдыхает от принципов. Надо спросить, есть ли у нее «Народный суд». Там у тебя задача одного вертлявого к стенке поставить. Манекен тот отлично сляпан, даже сморкается. Хоть уже родился виновным, но адвокатов приглашает, лучших в истории. Сам вьется, как сало на сковороде. Если намастачишься, то все же вышки для него добьешься, зал закричит: «Собаке — собачья смерть», и по кочану ему бабах из электрического пистолета. Только потом надо запасную голову вместо расколотой привинтить. Нет, пожалуй, у этой сексуал-демократки такой игры не может быть. Кстати, где она шляется? Вдруг побежала заложить меня и заслужить полное прощение — дескать, сдам вам своего товарища с поличным. А на самом деле, какой я ей «свой», меня не жалко. Потом доказывай андрей-ивановичам, что, дескать, раньше я шел на таран оттого, что имел злое воззрение на коллективный разум, а теперь я свой элемент, но просто подурил со скуки, с кем не бывает — пустите обратно в стадо.