DUализмус. Трава тысячелистника
Шрифт:
Сюда же перекочёвывали малогабаритные двух— и трёхколёсные велосипеды, видавшие виды – то есть пережившие пару поколений. Здесь же лыжи – немодные, старые, с кожаными креплениями и зубчатыми подошвами, полностью вышедшие из употребления. Хранятся они по семейной традиции (всё это святое) и по святой инерции (это традиционно наживное).
В центре композиции – привезённые из—за границы лет тридцать назад полуразобранные детские коляски. Эти ёмкости наполнены бумажным и тряпичным хламом. Сверху всё придавлено чёрным кожаным чемоданом времён Тутанхамона.
Раскрой этот чемодан и – о, боже, о египетский Свет, Солнце Легиона, Сердце
А взирают оттуда на вас истлевшие и слепленные вареньем, силикатным клеем, лыжной мазью, посыпанные нафталином, битым ёлочным стеклом, новогодние и карнавальные, венецианские и спектакльные детские маски, картонные латы с позолотой, страшный и настоящий волчий хвост из настоящей тайги, привезённый родственниками из города Ёкска.
Там в тесноте, да не в обиде, живёт добрейшая «Пушиська» – когда-то умелая, нежнейшая сметалка-веник, счищающая остатки резинкиного труда с маминых чертежей, а позже – незаменимый и знаменитый Ивашкин хвостик на заячьем Новом Году в младшей группе детского сада. Пушиська – почти что живой персонаж, требующий отдельного мелодраматического или сказочного времени. Пропустим его поэтому.
Ещё там настоящая, моднючая в своё время, чуть ли не свадебная фетровая шляпа деда и папы Егора, обшитая фиолетовым плюшем. Там туфельки Золушки. Там рассыпавшиеся от времени в прах, сплюснутые ножны, там треснутая и держащаяся в некоторой целостности за счёт сердцевинного кружка граммофонная пластинка «Рио—Рита», там «Марк Бернес» и «Битлз на костях». Там фирменный конверт от польской группы «Скальды» с изображением артистов, сидящих в консервной банке. И – о, счастье и о, ужас, – с настоящим «Пинк-Флойдом» внутри упомянутого конверта, как факт жульничества продавцов или память о магазинной ошибке.
И много чего ценного, дорогого в том облупленном «будтоегипетском» чемодане. Пуще самой памяти о вещах там хранятся самые яркие воспоминания детства, отрочества и зрелости всех старших детей Полутуземских.
В той же комнате стоит Новый Сервант, называемый теперь Книжным Шкафом, наполненным, правда, не очень-то симпатичными книжками-учебниками из разных областей знания, а также с рисунками от всех поколений, и с потрёпанными журналами на все случаи жизни.
А настоящие Большие Шкафы до потолка с семейной и непрочитанной никем и до конца библиотекой, высоты которых любил покорять и оставлять при этом на полках свои молочные зубы маленький Никитка, как-то раз перекочевали в спальню мамы—бабушки.
Никитку, молча и без соответствующего письменного приказа, поставили главным и безответственным фендриком 1 всей этой нечистоплотной и безразмерной богадельни.
Комната с эркером имеет дверь. Но, ввиду того, что Никитка как-то раз, и почти-что не специально, разбил не починяемое, редкостное стекло в ней, то дверь номинально вроде бы и была. А вроде бы ничего и не отгораживала.
Возвращаемся к ремонту компьютера.
1
Фендрик – прапорщик. Чин ХII-ХIV класса в пехоте (1722 год).
Никитку послали сначала за крестовой отвёрткой, потом за простой.
Иваша вынул антистатическую спецмазь,
которой тут же воспользовался Никитка. Он выдавил из шприца пасту и с трудом размазал её по рабочей плоскости упомянутого ранее директорского стола раннеминималистического стиля.Иваша развинтил компьютер. Что-что, а Ивашка – мастер на эти дела ещё с детства!
Повзрослевшая Маша – Красная Шапочка каким-то чутьём принесла недавно купленную чудо-лампочку (белый и красный свет) неимоверной красоты, которая прицепляется к голове, когда нужно заглянуть в мотор автомобиля.
Все по очереди померили и повосхищались. Круто! Зашибись!
– А с горы ночью, на лыжах можно спускаться?
– А лампочка далеко бьёт?
Проверили. Нет, не далеко.
Иваша теперь с волшебной лампочкой на башке.
Рождественским эскулапом он засунулся во внутренности развороченного компьютера. Никитка присоединился.
Оба потерялись в компьютере. Так авантюрист Том с любовницей-девочкой Бэкки потерялись однажды в пещере.
Папа – и он же дядя Кирьян – зевнул.
И – от нечего делать – в немеряно—очередной раз рассказал про китайскую ручку-лазер, которая добивает до обратной стороны реки в городе Угадае, если стоять на Прибрежной, и как он сторговал её всего за 133 юаня, вместо 399 у упорного пекинского продавалы на Евроозере, и всего за полтора часа китайского времени, а всё это время продавала стоял у открытого окошка ресторана, и при свете красных шаров пересчитывал: сколько Кирьян Егорыч съел еды и выпил рисовой водки вместе со своими друзьями, и сколько у них осталось денег на лазер. А друзей вместе с Кирьяном Егорычем было ровно трое, поэтому за 399 юаней купили только три лазера, а на на тапочки с роликами в подошве и с подсветкой уже не хватило юаней.
И рассказал, как в Пекине луч лазера добивал до низкостелящихся облаков Поднебесной, а было бы батареек на одну больше, и раздвинулись бы облака над Озером, то лазер бы добил до Луны, по крайней мере так утверждали китайцы.
И их честным словам, написанным на лицах и множащимся в улыбках, хотелось верить и верить.
А если довелось бы, то можно было попробовать пожить там, рядом с Озером, чтобы проверить Китай на искренность их улыбок и правдивость или не очень их китайских легенд.
Все в очередной раз уверовали и удивились дальнобойным возможностям прибора всего лишь с двумя тонкими пальчиковыми батарейками.
На самом деле лазер добивал только до середины реки Вонь, то есть всего лишь до острова Пляжного Отдыха, а вовсе не до Луны. Наивные и доверчивые люди! Они не понимают, что Луна ближе к китайцам, чем к русским, потому, что Земля это сплюснутая китайская тыква на слонах и черепахах, а не круглый сибирский арбуз.
Пришла Александра, врезала сыну за размазанную по столу пасту:
– Что натворил, негодный мальчик, стирай теперь!
И ушла провожать следующую партию гостей.
Никитка старательно размазал пасту по ещё большей поверхности, вытер пальчики об пол и удовлетворился: «Иваш, глянь, а у меня пальцы слипаются».
Долго искали растворитель.
Пока то, да сё, за стёклами эркера мало—помалу глушился свет фонарей.
Побурчал ещё немного и как-то разом спрятался уличный шум. Автомобильное движение после определённого часа запрещено: рядом больница, а её стены выходят чуть ли не на красную линию.