Дублинский волонтер

– Да налей ты ему, - сказали все трое.
– Он уже опамятовался.

Марти получил пиво. Теперь он разговаривал сам с собой. Они слышали, как он спорил, ругался. Потом сунул гранаты обратно в подсумок и вышел, печатая шаг.

_Трам-та-та-там, трам-та-та-там_ - шагает Марти, дублинский волонтер. "В груди моей гордость, а в брюхе пиво". На город опустилась мягкая ночь, улицы затихли, темные дома вытянулись как рослые часовые. У главных ворот Стивене Грин стоят и курят таксисты - ждут, когда закроются театры. Воздух чуть пахнет цветами. Марти замер на углу. Смотрит, щурится. Потом машет руками. Снова замирает. И вдруг, злобно выругавшись, вприпрыжку бросается бежать. Время от времени он выкидывает вперед руку. Вокруг шум боя. Снова перед ним этот парень с винтовкой. Лицо - серое от пыли, в подтеках пота, но оскаленные зубы блестят. Марти запевает "Типперэри", кидает гранату, бежит, останавливается. Но винтовка по-прежнему маячит перед ним. А когда зловещий немигающий глазок дула нацеливается прямо ему в живот, Марти дико вскрикивает и ничком кидается на землю. Головой о каменные ступеньки.

Как отвратительно, что человек дошел до такого состояния, рассуждает народ. И еще неизвестно, кто тут больше виноват, он сам или хозяин бара. Когда подошел трамбовщик с Миком и другим парнем, вокруг уже собралась кучка людей. Трамбовщик - слегка под мухой - встал на колени и приподнял Марти.

– Марти, друг, - говорит он. Марти пошевелился.

– Ну вот. К черту смерть, Марти! Старые солдаты вроде нас не умирают, мы просто тихо уходим.

– Смирно, - бормочет Марти.

– Так-то оно лучше, Марти. Так и действуй, друг, по-солдатски. И ради бога, - говорит трамбовщик уже Мику, - возьми его с другой стороны, да пошевеливайся, а то стоишь как истукан.

Когда Марти поднимают, из его кармана высыпается мелочь, и пока Мик с парнем подбирают ее, трамбовщик кепкой обтирает с его лица кровь. Затем осторожно смахивает с губ клочья пены.

– Ну что, всю мелочь подобрали?
– спрашивает трамбовщик.

Мик беспомощно шарит взглядом по земле, говорит, что больше ничего не видно. Они уводят Марти домой. А на том месте, где он лежал, остается немного крови да у железной загородки из кучки пыли подмигивает серебряный шиллинг. Лежит и ждет, пока его не заметит прохожий с более острым зрением, чем у Мика. Потом они тяжело тащат Марти наверх по широкой лестнице, спотыкаются, и их ботинки гулко ухают на каждой ступеньке. Миссис Уайт, сестра, - в слезы.

– Бедный Марти, - говорит она при виде брата.
– На кого он стал похож! Бедный Марти, что они с тобой сделали?
– И она берет зеленый эмалированный таз, обмывает ему лицо и вместе с мужем укладывает его в постель. Потом она вспот минает, что в камине стоит чайник, - отчего бы им не выпить по чашечке?

– Вы хороший сосед, благослови вас господь, - говорит она трамбовщику.

И они сидят, пьют чай и уверяют ее, что к утру все на нем заживет, как на собаке. Но она все причитает:

– Что мне делать? Что делать? Не могу же я всю жизнь с ним мучиться? И снова, глядя на мужа: - А может, в больницу отдать? Или это не по-людски будет?

Так они сидят, разговаривают допоздна.

А Марти лежит в маленькой комнате. Окна распахнуты, с улицы доносятся ночные шумы, ветер колышет занавески. Птичье лицо Марти нервно дергается, губы беспрестанно шевелятся. Рука то и дело тянется к подсумку. Когда святой Патрик отбивает полночь, комнату наполняет звон. Потом звуки замирают. Снова все тихо, мирно, и лишь бормотанье в соседней комнате нарушает тишину. Марти спит. И тут колокола святого Патрика стершимися от старости языками начинают тихо вызванивать свою мелодию.