Дуэль Пушкина с Дантесом-Геккерном
Шрифт:
Командующий 1-й Гвардейской кирасирской бригадой генерал-майор барон Мейендорф, также соображаясь с милосердием государя императора ко всем впадшим в преступление, полагает достаточным, лишив подсудимого поручика барона де Геккерна чинов и дворянства, разжаловать в рядовые без выслуги и потом определить в Кавказский отдельный корпус; подсудимый же подполковник Данзас, судя по важности дела, в которое он вмешался, справедливо заслуживал бы понести определенное законом наказание, но, принимая в уважение, что он вовлечен был в сие сколько из уважения к Пушкину, с коим, по собственному его чистосердечному пред судом сознанию, имел товарищество и дружбу с детства, также то, что он прежде служил беспорочно, был в походах и получил рану, полагает: выдержать в крепости, в каземате, шесть месяцев со строгим после того подтверждением, чтобы при подобных случаях ссору старался прекратить миролюбно. Относительно подсудимого Пушкина, подлежавшего наказанию
Начальник Гвардейской кирасирский дивизии генерал-адъютант граф Апраксин находит, что, хотя по случаю смерти Пушкина и отъезда за границу виконта д’Аршиака, бывшего секундантом со стороны Геккерна, невозможно открыть во всей подробности причин поединка, но по соображении дела, равно документов и ответных пунктов подсудимых открывается:
1) что еще в ноябре месяце 1836 года камер-юнкер Пушкин, считая себя обиженным дерзким обращением с его женой поручика барона Геккерна, вызвал его на поединок; вызов этот был принят Геккерном, но Пушкин, узнав о намерении Геккерна жениться на его свояченице девице Гончаровой, сам от такового поединка письменно отказался. Подсудимый барон Геккерн показывает, что этот вызов был без причины, но в ответах своих сам сознается, что некоторые из его коротких писем к жене Пушкина, писанные при доставлении к ней книг или театральных билетов, могли возбудить его щекотливость как мужа; следовательно, не отклоняет ничем подозрений Пушкина;
2) по показанию барона Геккерна с этого самого дня прерваны были между ними все сношения, кроме учтивостей; по показанию же подполковника Данзаса оказывается, что Пушкин объяснял при нем виконту д’Аршиаку что Геккерн даже после своей свадьбы не преставал дерзким обхождением с женой его, с которой встречался только в обществе, давать повод к усилению мнения, поносительного как для чести Пушкина, так и жены его. Для приведения сего в ясность следовало бы спросить удостоверительных сведений ужены камер-юнкера Пушкина, но как сего Военно-судной комиссией не сделано, то сие остается на усмотрение начальства;
3) сверх того Пушкин имел подозрение на нидерландского посланника барона де Геккерна в сочинении полученных им обидных писем без подписи и в распространении слухов, касающихся до оскорбления чести жены его; он писал 26-го числа прошлого января к нидерландскому посланнику письмо, коим, описывая неприличные поступки его сына, вместе с тем в обидных выражениях изъяснялся о самом посланнике – следствием сего был вызов на дуэль со стороны поручика Геккерна;
и 4) самый поединок совершился 27-го января, на коем камер-юнкер Пушкин получил смертельную рану в грудь, от которой после умер, Геккерн же слабо ранен в руку и теперь находится под арестом, а потому он, генерал-адъютант Апраксин, по соображению вышеизложенных обстоятельств полагает: поручика барона Геккерна, лишив чинов и дворянства, разжаловать в рядовые впредь до отличий выслуги; а инженер-подполковника Данзаса, который введен был в сие дело внезапно и который имел надеждой и первым желанием помирить противников, равно принимая в соображение его девятнадцатилетнюю службу, нахождение в войнах с персианами и турками и полученную им в сей последней рану, полагает достаточным, не лишая кровью его заслуженных почестей, продержать в крепости четыре месяца и потом обратить по-прежнему на службу.
Командир Гвардейского резервного кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Кнорринг 1-й по соображении обстоятельств дела сего находит, что, хотя подсудимый поручик барон де Геккерн за произведенный им с камер-юнкером Пушкиным поединок и причиненную ему смертельную рану подлежит на основании статей 352, 332, 82 и 173 Свода уголовных законов строгому наказанию, но в уважение того, что он решился на таковое, строго законом запрещенное действие, будучи движим чувствованиями сына к защищению чести оскорбленного отца, он, генерал-лейтенант Кнорринг, полагает: разжаловать его в рядовые впредь до отличной выслуги с преданием церковному покаянию, выдержав притом в крепости шесть месяцев в каземате.
Равномерному подлежал бы наказанию и камер-юнкер Пушкин, если бы оставался в живых; что же касается до находившегося при оном поединке со стороны Пушкина секундантом инженер-подполковника Данзаса, который оказывается виновным в недонесении о том начальству, то за сие на основании статьи 354 помянутого свода, хотя он также подлежит строгому наказанию, но в уважение того, что он предварительно не знал об оном поединке и увлечен был к тому 27-го января Пушкиным нечаянно, притом намерение его было примирить соперников, в чем, однако ж, с д’Аршиаком они не успели, равно и в уважение его девятнадцатилетней отличной и беспорочной службы, бытия в походах и сражениях против персиан и турок и полученной раны, он, генерал-лейтенант Кнорринг, согласно с мнением начальника дивизии генерал-адъютанта графа Апраксина, полагает оштрафовать его, Данзаса, с содержанием в крепости четыре
месяца на гауптвахте и потом обратить по-прежнему на службу.Командующий Отдельным гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром находит виновными: поручика барона де Геккерна в противозаконном вызове камер-юнкера Пушкина на дуэль, нанесении ему смертельной раны и, по собственному его признанию, в раздражении Пушкина щекотливыми для него записками к жене его, а подполковника Данзаса, во-первых, в непринятии надлежащих мер или к примирению враждующих, или к отвращению предположенной дуэли, тогда как, несмотря на краткое время от извещения его о дуэли до совершения оной, он мог бы исполнять последнее, к чему обязывал его и самый закон, тем более что секундант со стороны Геккерна отрицал уже возможность примирения враждующих; и, во-вторых, в противозаконном соглашении быть секундантом, за каковые преступления полагает: поручика Геккерна, лишив чинов и заслуженного им российского дворянского достоинства, определить на службу рядовым в войска Отдельного кавказского корпуса впредь до отличной выслуги; предварительно же отправления его на Кавказ выдержать в крепости, в каземате, шесть месяцев, так как относительно его нет в виду никаких заслуживающих снисхождение обстоятельств, ибо письмо камер-юнкера Пушкина к посланнику барону Геккерну с выражениями, весьма оскорбительными для чести обоих Геккернов, при строгом воспрещении дуэли не могло давать права на таковое противозаконное самоуправие; впрочем, всякое рассуждение о сем письме без объяснения Пушкина было бы одностороннее, и в особенности, если взять в соображение, что заключающаяся в том письме чрезвычайная дерзость не могла быть написана без чрезвычайной же причины, которая только слабо объясняется показанием подполковника Данзаса и сознанием самого поручика Геккерна, что выражения его в записках к жене Пушкина могли возродить в сем последнем щекотливость как мужа. Относительно же подполковника Данзаса, то он, генерал-адъютант Бистром, принимая во уважение немаловременную усердную его службу и отличную нравственность, о которой свидетельствуется в кондуитном его списке, равно бытность в походах и неоднократных сражениях, полученную при штурме крепости Браилова рану пулей в левое плечо навылет, с раздроблением кости и заслуженные им храбростью знаки отличия, осмеливается ходатайствовать монаршего милосердия с тем, дабы, вменив ему, Данзасу, в наказание бытность под судом, выдержать сверх того под арестом в крепости, на гауптвахте, четыре месяца и после того обратить по-прежнему на службу; а о поступке камер-юнкера Пушкина, за смертью его, оставить без дальнейшего заключения.
С сими мнениями генерал-адъютант Бистром, препровождая в Аудиториатский департамент Военно-судное дело о поручике де Геккерне и подполковнике Данзасе, в отношении своем присовокупил, что при ревизии этого дела в штабе Гвардейского корпуса замечены упущения:
1) что не спрошена по обстоятельствам, в деле значащимся, жена умершего камергера Пушкина;
2) не истребованы к делу записки к ней поручика барона Геккерна, которые, между прочим, были начальной причиной раздражения Пушкина;
3) не взято надлежащего засвидетельствования о причине смерти камергера Пушкина;
и 4) что не истребован был в суд особый переводчик для перевода писем и записок с французского языка, а сделаны те переводы самими членами суда с многими ошибками, почему, хотя бы и следовало возвратить означенное дело для изъясненных пополнений, но как главные преступления подсудимых достаточно объясняются, то, дабы не замедлять в дальнейшем его представления, он, генерал-адъютант Бистром, решился препроводить оное в таком виде, в каком есть.
ЗАКОНАМИ ПОВЕЛЕНО:
Воинского устава артикулами
139
Все вызовы, драки и поединки через сие наижесточайше запрещаются таким образом, чтоб никто, хотя б кто он ни был, высока или низкого чина, прирожденный здешний или иноземец, хоть другой кто, словами, делом, знаками или иным чем к тому побужден и раззадорен был, отнюдь не дерзал соперника своего вызывать, ниже на поединок с ним на пистолетах или на шпагах биться. Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так кто и выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них, кто будет ранен, или умерщвлен, или хотя оба не ранены, от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останется, то их и по смерти за ноги повесить.
140
Ежели кто с кем поссорится и упросит секунданта (или посредственника), оного купно с секундантом, ежели
пойдут и захотят на поединке биться, таким же образом, как и в прежнем артикуле упомянуто, наказать надлежит.
Сверх того к делу сему относятся статьи Свода законов: 9-го тома – 168-я и 15-го тома 173-я, 174-я, 332-я, 334-я и с 349-й по 357-ю.
Приличных законов более нет.
Начальник отделения Шмаков
Помощник столоначальника Д. Иванов