Дух и веревочка

– Удавиться. Привалишься спиной, подсунешь голову, потянешься к свету хр-ррр! ...
– Старичок, вспоминая доброе, огладил бороду, заулыбался.

– А..а дальше?

– Экий дурной! Дальше - снова живу, понял?

– Так, - Митя стиснул кулаки, решая, звать ли на помощь.

– Не зови, - посоветовал дедуля.
– Ты же спишь. Давай веревочку.

– Веревочку... так вон, в шкафу... их там много! Возьми, сколько хочешь!

Старик в исступлении плюнул, растер лаптем дымящийся плевок.

– Хитер ты, а глуп. Мне та, та веревочка нужна! Какая была! У меня с ней хрящи горловые сроднились.

– Но... дедушка, ту веревочку я сжег. На плите. Извините меня, пожалуйста. Я не нарочно. Вы бы мне раньше сказали...

Седая борода дедули сама собой распалась надвое, отчего дохнул наевшийся праха рот.

– Твоя забота, отродье. Буду прятать. Покуда не отыщешь, буду прятать.

– Так сгорела же...

Но старичок пропал. Мите хотелось зайти на кухню, попить воды, но он не мог пошевелиться - так и просидел, не шелохнувшись и глядя перед собой, до самого рассвета. И дальше сидел: с петухами в его семье не вставали.

Утром же выяснилось, что бабушка куда-то ушла. Приперла ивовым прутиком входную дверь, замок не защелкнула, и ушла - в чем была, в ночной рубахе, латаной-перелатаной. Потом семье объясняли, что у слишком старых людей такое случается и называется дромоманией, склонностью к бродяжничеству. Походит, поищет в лесах травки, покушает грибков с черникой - глядишь, и вернется. Но в розыск, раз такое дело, заявили. А в розыске, естественно, выслушали.

– Наверно, наша бабушка была колдунья, - серьезно шепнула Мите Каринка.
– Смотри: ушла - и больше ничего не пропадает.

– Да ну тебя, - огрызнулся Митя, думая про себя, что в словах сестренки что-то есть. Бабушка, судя по всему, притягивала к дому всякие неприятные вещи. Они словно чувствовали в ней нечто родственное.

Каринка надулась.

– Тогда давай в прятки играть, - сказала она строго.
– А то я папочке скажу, что ты со мной грубо разговариваешь.

Митя закатил глаза и глубоко вздохнул. Бог с ней, как-никак - старший брат, да и от невеселых мыслей отвлечемся.

– Чур, я первая!
– завизжала Карина.
– Не подглядывай!

– Добро, - кивнул Митя солидно. Как будто он не знал, где искать.

Он вышел в прихожую, уткнулся в стену и начал отсчет:

– Десять...девять...

– Так нечестно, - послышался из комнаты голос.
– Я не успею. Давай с тридцати.

– Тридцать...- послушно забубнил Митя.
– Двадцать девять... двадцать восемь...двадцать семь...- Считая, он прислушивался к стихающему шебуршанию.

– Готово!
– донесся голос Каринки на тринадцати.

– Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не спрятался - я не виноват, - выдал Митя скороговорку и отправился на поиски.

"В шкаф залезла, - подумал он сходу.
– Вон, сопит оттуда. Ну, ладно, помурыжим".

– Та-ак, - изрек он вслух.
– Под столом ее нет. Удивительно. И под диваном нет. Невероятно. И за занавесками - просто сказка! Куда же она подевалась? А-а-а!

И он торжественно распахнул дверцы шкафа. В шкафу Каринки тоже не было. Ни в ванной. Ни в уборной. Ни на балконе. Ни под пледом. Нигде.

Не было смысла выходить на лестницу - Каринка не умела отпирать сложный замок. Окна закрыты наглухо. Пусто.

Нет, кто-то идет, в дверном замке провернулся ключ. Митя рванулся в прихожую, где встретил маму, нагруженную пакетами, истошным воплем:

– Мама! Мама! Каринка куда-то пропала!

– Как это пропала?
– та, отдуваясь, положила ношу на столик.

– Мы в прятки играли! И она куда-то залезла! И молчит! Я зову, а она не отвечает! Она обычно всегда отвечает, не выдерживает!

– Успокойся, - мама быстро прошла в гостиную, огляделась.
– Карина, вылезай!

Не дождавшись ответа, она повернулась к Мите:

– А что - у папы ты спросить не мог? Почему такая паника?

– У папы? У какого папы?

– У твоего! .. Он сегодня выходной, спит без задних ног в спальне.

Митя попятился.

– В спальне папы нет.

– Как это - нет? Полчаса назад храпел, как сорок паровозов, и здрасте нет!

Мама распахнула дверь в спальню и на пороге остановилась при виде аккуратно застеленной кровати и очков, лежавших на тумбочке в изголовье.

– Черт знает, что такое, - пробормотала она.
– Погоди, в туалет схожу, а то не выдержу. А после разберемся.

Она заперлась на задвижку, зашуршала бумагой. Зашумела вода.

Митя без дела и мыслей слонялся из комнаты в комнату. Часы пробили полдень. Он прислушался: вода слилась вторично, потом еще.

– Мам, ну вылезай ты, наконец!
– взмолился он жалобно.

Вода продолжала шуметь остаточным шумом.

– Мама!
– позвал Митя.

Ему ответила мертвая тишина. Он взглянул на столик, заваленный продуктами и газетами.

– Мама! !
– заорал он, приседая на корточки и тут же опрокидываясь на пол. Ни звука, ни шороха. Ушла? Ключи на столике, там же, среди сумок.

– Слышишь?
– прошелестело у него над ухом.

Он кивнул, не оборачиваясь, пуская слюну. Издалека долетали дикие, исступленные вопли.

– Им там ох как несладко, - сказал ночной голос.
– Понимаешь? Там очень жарко. Неслыханно жарко. Но там же веревочка! Огонь к огню. Ведь ты ее сжег. И все они ищут веревочку. Она горит, они ищут, и будут искать, пока не найдут. И им будет гораздо, несравнимо жарче, чем какой-то веревочке.

– Так выпусти их, она все равно сгорела, - отозвался Митя почти неслышно.

– Ну, нет, чем больше людей участвует в поисках, тем скорее найдут. Да что ты сидишь! Пошли! Ведь жег-то ты! Ты спалил! На тебя вся надежда! Давай, утри сопли, и отправляйся со мной...С тобой-то мы их быстро вызволим... Ты у нас голова...наша опора...Сейчас прямо и найдем...Давай, паря, вставай-ка, тебя ищут и ждут... Даже потеха: он их - здесь, а они его - там! Рукавицы искали, а те - за поясом. Шевелись, шевелись, поторапливайся!

июнь 2000