«Дух мадам Краул» и другие таинственные истории

Я читал эту надпись в последних лучах, а когда мы спустились с паперти, солнце уже скрылось за горизонтом.

— Двадцать лет минуло с тех пор, как умер сквайр, — сказал я в раздумье, задержавшись на кладбище.

— Да, сэр, девятого числа сравняется двадцать лет.

— Старый джентльмен был, вероятно, очень добрым человеком?

— Довольно добрым, сэр, и покладистым — при жизни, наверное, и мухи не обидел, — согласился Том Уинзор. — Но ведь никогда не знаешь, что они могут выкинуть под конец; кое-кто из них, сдается мне, начинает чудить.

— Разве он был сумасшедший? — спросил я.

— Он? Ну нет, только не он, сэр; немного с ленцой, наверное, как все старики, но я всегда видел его насквозь.

Слова Тома Уинзора показались мне несколько загадочными, но в тот вечер меня, как и сквайра Бауза, одолевала «ленца», и я не стал больше задавать вопросы.

По перелазу мы выбрались на узкую дорожку, идущую по краю кладбища. Над дорогой нависали кроны вековых вязов, и в наступавших сумерках делалось все темнее. Когда мы шли бок о бок между двумя ветхими каменными стенами, впереди появилось и, петляя, стремительно пронеслось мимо нас какое-то существо, издававшее дребезжащие звуки, похожие на испуганные смешки; поравнявшись с ним, я разглядел, что это человек. Теперь я могу признаться, что несколько поддался тогда страху. Неизвестный был одет по большей части в белое, и я принял его в первое мгновение за белую лошадь, несущуюся на нас галопом. Том Уинзор обернулся и проводил взглядом удалявшуюся фигуру.

— Отправился на ночь бродить, — проговорил он вполголоса. — Вот кому проще простого приготовить постель; все, что нужно, — это шесть футов сухого торфяника или вереска или уютное местечко в высохшей канаве. Этот парень за двадцать лет ни разу не спал дома и не будет, пока трава растет.

— Умалишенный? — спросил я.

— Наподобие этого, сэр; он слабоумный, дурачок; мы зовем его Дикон-дьявол, потому что, кроме «дьявол», он других слов почти и не говорит.

Тут мне пришла мысль, что этот слабоумный имеет какое-то отношение к истории старого сквайра Бауза.

— О нем, верно, рассказывают всякие странные вещи? — предположил я.

— Вроде того, сэр, вроде того. Иные истории и в самом деле странные.

— Двадцать лет он не спал в доме? Как раз двадцать лет назад умер сквайр, — продолжал я.

— Будет двадцать лет, сэр, и уже вскорости.

— Вы должны мне об этом рассказать, Том, сегодня после ужина, когда у меня будет досуг.

Моя просьба, казалось, пришлась Тому не по вкусу; глядя вперед, на дорогу, он отозвался:

— Знаете ли, сэр, уже лет десять или больше в доме все спокойно и ни в парке, ни в лесах вокруг Баруайка никто ничего такого не встречал, и моя старуха против того, чтобы об этом болтать; на ее взгляд, да и на мой тоже, лучше не будить лиха, пока спит тихо.

Заключая свою речь, он понизил голос и многозначительно кивнул.

Вскоре мы достигли калитки в стене. Том отпер, и мы снова вошли в парк Баруайка.

Густеющие сумерки, гигантские величественные деревья, далекий контур дома с привидениями — все это настроило меня на мрачный лад; устав к тому же после дня, проведенного в дороге, и прогулки быстрым шагом, я не расположен был нарушать молчание, в которое погрузился мой спутник.

Но стоило нам войти в дом, и овладевшая мной подавленность почти полностью рассеялась в относительно уютной обстановке. Ночь не была холодной, и все же меня обрадовал вид ярко пылавших дров; огонь камина и пара свечей делали комнату светлой. Очень приятно выглядел и покрытый белоснежной скатертью столик с приборами, готовыми для ужина.

При таких обстоятельствах я бы с большим удовольствием выслушал рассказ Тома Уинзора, но после ужина, ощутив сонливость, поленился заводить разговор на интересующую меня тему; некоторое время я зевал, а потом понял, что бороться с дремотой бесполезно, удалился в спальню и вскоре, не пробило и десяти, уже крепко спал.

Немного погодя я расскажу вам о происшествии, которое прервало в ту ночь мой сон. Оно было пустяковым, но очень странным.

К следующему вечеру моя работа в Баруайке была закончена. С самого утра, за непрерывной напряженной работой, у меня не оставалось времени, чтобы вспомнить о том загадочном случае, который я только что упомянул. Но вот наконец, завершив ужин, я расположился за столиком отдыхать. День был душный, и я до отказа поднял одну из оконных рам. Я сидел у окна, придвинув к себе бренди и воду, и выглядывал в темноту. Луны не было, а в безлунные ночи из-за близко растущих деревьев мрак вокруг дома необыкновенно сгущался.

— Том, — заговорил я, когда удостоверился, что предложенный мною кувшин горячего пунша настроил управляющего на общительный и говорливый лад, — вы должны мне сказать, кто еще, кроме вашей жены, вас и меня, ночевал здесь вчера.

Том, сидевший у двери, поставил свой стакан и несколько секунд молча искоса на меня смотрел.

— Кто еще здесь ночевал? — повторил он с нажимом. — Ни одна живая душа, сэр.

И он уставился на меня, явно ожидая продолжения.

— Очень странно. — Я ответил ему таким же пристальным взглядом, чувствуя себя и в самом деле немного странно. — А вы не заходили в мою комнату прошлой ночью?

— Ночью нет, только утром, когда пришел вас будить; могу поклясться.

— Вот что, — сказал я, — кто-то у меня побывал, тоже могу поклясться. Я слишком утомился, чтобы встать с постели, но меня разбудил какой-то шум, и я решил, что кто-то швырнул на пол две жестяные коробки, где у меня заперты бумаги. Я услышал медленные шаги; в комнате было светло, хотя, как мне помнилось, перед сном я потушил свечу. Я подумал, что это вы пришли за моим платьем и случайно опрокинули коробки. Кто бы то ни был, но он ушел и свет унес с собой. Я собирался снова заснуть, но, взглянув в конец постели, где полог был чуть-чуть раздвинут, заметил свет на противоположной стене, словно бы кто-то со свечой в руках очень осторожно приоткрывал дверь. Я, не вставая с постели, поднялся, откинул сбоку полог и увидел, что дверь действительно открывается и в комнату снаружи проникает свет. Вы знаете, что изголовье кровати помещается у самой двери. Чья-то рука толкала дверь, держась за край, и рука эта была очень необычная, совсем не похожая на вашу. Позвольте взглянуть.

Том протянул мне свою руку.

— Нет, у вас нормальная рука. А та была иной формы, полней, и средний палец укороченный, меньше других, словно он был сломан, а ноготь загнут наподобие когтя. Я крикнул: «Кто здесь?» Рука скрылась, стало темно, и больше я не видел и не слышал этого неизвестного посетителя.

— Он, как пить дать, он — это так же верно, как то, что вы живой человек! — вскричал Том Уинзор; лицо его побелело вплоть до самого кончика носа, глаза вылезали из орбит.

— Кто? — спросил я.

— Старый сквайр Бауз; это его руку вы видели; Господи, смилуйся над нами! — отозвался Том. — Это его сломанный палец и согнутый дугой ноготь. Счастье ваше, сэр, что в этот раз он не вернулся, когда вы его окликнули. Вы ведь приехали по делам обеих мисс Даймон, а будь его воля, им бы не досталось ни фута здешней земли; когда его застигла смерть, он как раз составлял совсем другое завещание. Он всегда и со всеми держался любезно, но этих двух дам он терпеть не мог. Мне стало не по себе, когда я услышал, что вы приезжаете по их поручению, и видите, как оно обернулось: он снова взялся за свои старые штучки.