Дух оперы
Шрифт:
Девственность всегда сдерживает мужчину, потому что лишение девушки невинности – это важнейший акт связи двух полов на вечные времена. В жизни каждого мужчины не так уж много бывает девственниц. А первым у девушки бывает только один мужчина в её жизни. Потеря девственности – это как расставание с юностью и вступление во взрослую жизнь. И эта Агнесса римская была покровительницей невинных девушек, потому что само имя Агнесса переводилось с греческого как «невинная», и на латыни оно означало «агнус» – агнец, ягнёнок.
С самого начала появления Агнии в институте я наблюдал за ней. Несмотря на то, что она была подвижной и эмоциональной девушкой, открытой и приветливой со всеми, чувствовалось, что она обладала твёрдым характером, и была воспитана в очень строгой семье, умела держать себя в руках. Но иногда с ней случились
Само имя Агнии уже говорило о многом. Я всегда считал, что имя человека формирует его характер. Как назовут человека, таким он и будет в жизни. И в этом я постоянно убеждался, наблюдая за людьми. Имя Агнии означало простоту, наивность, чистоту и некую незащищённость. Незащищённость, вероятно, происходила от её искренности, когда она не умея хитрить, говорила всем и о всех то, что думала. Это, естественно, не всем нравилось, и с ней случались разные недоразумения. Я б не сказал, что у неё было много друзей в институте. Поэтому, познакомившись с ней, я взял её как бы под своё крыло, по-отечески, помогая ей советом и защищая её от нападок других преподавателей. Я ей ни раз говорил, что нужно быть осмотрительной, особенно в споре с учителями, потому что ученик своими замечаниями может настроить учителя против себя, подрывая его авторитет, но она часто пренебрегала моими советами, и наживала себя врагов.
В начале учёбы она была весёлой и добродушной девушкой, но последнее время, почему-то, стала замыкаться в себе, вероятно, пребывая в сложном эмоциональном состоянии от столкновения с другими, и накопила в себе много негативных эмоций. Мне хотелось поговорить с ней, но как-то не хватало времени и смелости вызвать её на откровенную беседу, ведь я сам был в неё влюблён. Я хотел как-то уравновесить её душевное состояние, смягчить её душу разговором о чём-то весёлом, помочь ей. Я знал, что ей нравится юмор и она, наверно, не прочь была бы подурачиться, как это бывает с её сверстницами в этом нежном возрасте. Но пока я ничего не мог придумать для того, чтобы создать с ней такую атмосферу, где она могла бы расслабиться. Как цельная и устремлённая натура, она была прямой и обидчивой, не всегда контролировала свой эмоциональный настрой, который часто зависел от её настроения. Иногда она на моих занятиях была весёлой, и её искромётный юмор вызывал у парней смех, а иногда она погружалась в задумчивость или в такое в мрачное состояние, что мне казалось, что в мыслях она отсутствует на моих лекциях или семинарах. У неё были определённые способности в учёбе, к тому же, она, наверняка, обладала талантами в творческой сфере. Она могла стать идеально верной женой, так как была искренней и чувственной натурой, и я думал, что тот человек, который ей понравится, вполне мог рассчитывать на неземное счастье в браке с ней. Я же долгое время уже серьёзно думал, как её заполучить в качестве возлюбленной и сделать её свое женой.
Когда я разглядывал её икону в церкви, Луиджи прошептал мне на ухо:
– Ну как? Красивая девушка? А какое сходство с твоей студенткой! Как бы я хотел провести с ней хотя бы одну ночь!
Я дернул плечом, повернулся и быстро вышел из церкви. Луиджи молча вышел за мной на площадь. Он не сказал мне ни слова, потому что, вероятно, почувствовал, что допустил в своём замечании какую-то бестактность, и что у меня изменилось настроение. Несколько
шагов мы прошли по направлению фонтана Мавра, не разговаривая.Я подошёл к фонтану и, зачерпнув из него ладонью воду, попробовал её на вкус. Вода, и в самом деле, оказалась сладковатой и похожей на вино.
– Напрасно вы это сделали, – сказал Луиджи за моей спиной, вдруг переходя со мной на «вы», – эту воду можно пить только подготовленным к восприятию другой действительности. У вас не кружится голова?
– Нет, – ответил я.
– Это плохо, – констатировал он, – значит, вода очень быстро усвоилась в вашем организме. У людей, не подготовленных к вхождению в другое измерение, глоток этой воды вызывает отторжение и рвоту, а у других – головокружение. Что вы чувствуете?
– Ничего не чувствую, – ответил я.
– Это очень плохо, – опять сказал Луиджи.
И вдруг я почувствовал какую-то перемену в организме: в глазах потемнело, сердце сильно застучало, и я увидел, что всё вокруг меня меняется, а вместе со всем окружением менялся и я сам. В глазах у меня замелькали белые пятна, похожие на снежинки, а по всему тела прошла дрожь, я почувствовал, что мне холодно, руки и ноги мгновенно остыли.
«Что это? – пронеслось в моей голове. – Что это за превращение? А где Рим и площадь Навона?
Вдруг повалил такой снег, что в двух шагах от меня я уже ничего не было видно. Итальянская весна неожиданно сменилась русской зимой. Вокруг меня летел густой снег и выла вьюга. Трудно было понять, где небо, а где земля. Слышен был звон колокольчика. Из-за пелены снега прямо на меня вылетела тройка лошадей с санями. В санях сидело двое: ямщик в тулупе и гусар в шинели с поднятым пушистом воротником. С одного плеча у него свисал тулуп, рукав которого волочился по снегу рядом с полозьями саней. Ямщик резко потянул поводья, и сани остановились перед самым моим носом. Ямщик выругался.
– Куда мы заехали? – спросил гусар ямщика.
– Не ведомо, барин, – отвечал тот ему.
– Ты, что же, заблудился, сукин сын? – рассердился гусар.
– Так точно, ваше благородие.
– И что мне прикажешь делать? Замерзать в степи?
– Никак нет, ваше благородие. Всё равно отыщем сейчас какое-нибудь жильё. У нас здесь народ живёт густо.
Как будто они меня и не видели, говоря между собой, а тем временем я стоял перед их санями. Вдруг снег неожиданно перестал падать хлопьями и летел только отдельными снежинками. Видимость улучшилось и неожиданно из снежной мглы выросло недалеко от нас строение, похожее на крестьянскую добротную избу. Они по-прежнему продолжали не замечать меня.
– Я же сказал вам, ваше благородие, вот и постоялый двор. Заночуем здесь. А завтра утром я живо доставлю вас в вашу деревню.
Тройка въехала во двор. На встречу им вышел хозяин постоялого двора.
– Ваше благородие, – сказал он, обращаясь к гусару, – все комнаты заняты.
– Ты, что же, сукин сын, прикажешь мне ночевать на улице? К тому же, я и не собирался ночевать, мне срочно нужно ехать. Как только перестанет падать снег, я тронусь в путь. Мне нужно сменить лошадей и поужинать. Или ты хочешь, чтобы я замёрз на морозе?
– Нет, ваше благородие, ни в коем разе. Но вам придётся тогда разделить комнату со священником и учёным. А ямщик может переночевать с моими дворовыми, если решите остаться до утра.
Гусар вышел из саней и размял затекшие ноги.
– К священнику или к учёному – один чёрт, только живей покорми.
Лишь после того, как гусар отужинал, он поднялся на второй этаж, войдя в большую комнату, где уже располагались священник с учёным. Я тоже проник в эту комнату, как бы обретя вновь своё существование. Я находился в странном состоянии, так как наличествовал в этом мире, и вместе с тем меня в нём не было. Создавалось такое ощущение, какое испытывают зрители, находясь в тёмном зале, когда смотрят фильм на большом экране. Оставаясь пассивными в своих креслах, они одновременно присутствуют в той действительности, которая разворачивается на экране перед их глазами. Они являются участниками всех действий, и, вместе с тем, физически не соприкасаются с тем миром, где это действие происходит. Но в моём случае было несколько иначе, я физически ощущал реальность, которая меня окружала, как бы находясь во сне, когда одновременно являешься участником всех действий и не имеешь возможности выйти из этого мира, в который попал.