Духов день
Шрифт:
— Верю, — сбавил я накал. — Но Марусю эти твари в Поречье похитили. Такие дела.
Харисим присвистнул. Даже свист у него получился какой-то басовитый.
— Во дают! Ну, допустим, я в деле. А когда идти-то собираешься?
— Ерёму с Иваном поможешь отыскать? Или я могу за своими сгонять, но тогда дольше получится.
Я прикинул путь: отсюда — в оплот, в оплоте разговорить сонного Прохора, который, как всегда, ничего не знает… Не, это только если очень сильно повезёт, и я на Егора или Земляну наткнусь. А скорее всего затянется дело на несколько дней.
— Не кипятись, — положил руку мне на плечо Харисим. — Найду я этих воробышков. А план-то у тебя какой?
Я озвучил Харисиму
— Больной, что ли? — оценил Харисим.
— Да вообще наглухо отбитый. Ты со мной?
— Естественно! Такого у нас ещё никто не вытворял!
— Нутк! Владимир Давыдов копипастой не занимается. Только свободное парение творческой мысли.
— Чё?
— Ничё. Давай работать, говорю. А то темнеть скоро начнёт, а мы неготовые.
* * *
Стемнело. На небо вывалился жирный, довольный жизнью месяц, окружённый гаремом симпатичных звёздочек, и начал наслаждаться жизнью. Попутно он дарил свет обезлюдевшей земле. Жители хутора были учёными и не выходили из дома по ночам без крайней на то необходимости. Некоторые, особо впечатлительные, даже крайнюю необходимость на всякий случай справляли дома, ибо мало ли что.
На берег реки рядом с мельницей вышел, помахивая хворостиной, Харисим. Он гнал перед собою трёх коров, которые, в силу особой масти, в темноте казались тремя тенями. Вели себя, впрочем, как обычные коровы. Шагали лениво, махали хвостами, да иногда издавали протяжное: «Му-у-у-у», в котором слышалось недоумение. Нормальные-то хозяева коров по ночам на выпас или водопой не водят, на то день есть. Но убедить в чём-то незнакомого мужика с хворостиной у коров никак не получалось, и приходилось идти. Одна было попробовала пойти обратно, однако, получив кулаком между глаз и прикинув свои шансы справиться с Харисимом без рогов, сочла правильным подчиниться.
— Тпр-р-р-ру-у-у! — выдал Харисим громовым голосом. — Стоять! Ни рогов, ни умов… У, проклятые!
Коровы замерли на месте, не зная, чего ждать. Судя по их мордам, готовы были уже ко всему, в том числе к пуле в затылок.
Стало тихо. Только мельничное колесо плюхалось в воде, да поскрипывало. Вообще, ни разу не тихо, блин.
— Ну? — гаркнул Харисим. — Где ты там, морда утопленничья? Забирай своих доходяг!
Заколыхалась вода, надулась пузырём, и вот показался страшный дед. Ростом он не уступал Харисиму, шириной плеч — тоже. Но весь зарос тиной, волосы были зелёными, а глаза горели жёлтым огнём.
Дед подошёл к берегу и остановился, до поры не переступая границы воды.
— Ты не Владимир, — послышался визгливый голос. — Кто таков?
— Ну-у-у… — протянул Харисим. — Ишь чего захотел. Владимир сам только на важные встречи ходит. А с шушерой всякой встречаться ему не с руки. Ты давай-ка, болтай поменьше. Забирай свою говядину и девку вертай взад.
Хмыкнув, водяной подошёл ближе и опять остановился, в паре шагов от коров. Коровы стояли молча, глядя на хозяина. Судя по виду, происходящее им было глубоко пофигу.
— Ладно-ладно, — сказал водяной. — Коровушек-то я заберу. За коровушек — то благодарность, так Владимиру и передай.
— Да нужна ему твоя благодарность, как собаке пятая нога. Девку вертай!
— А вот тут, видишь ли, обстоятельство. — Водяной подошёл к ближайшей корове и любовно погладил её по морде. — Коровы-то коровами. А вот сына мне Владимир убил. Сыночечка, кровиночку мою. А я ж ещё мать его помню, Ефросиньюшку. Местная, купаться ночью с подругами придумала. Не люблю такого. Ещё и с волосами распущенными. Я её за волосы-то схватил — да утянул к себе. То-то всполошились эти. Всё палками в дно тыкали, искали, молитвы читали. А
я её женой своей сделал. Вот она мне сыночка-то и родила, да сразу и преставилась. Так что — не отдам я девку, так Владимиру и передай. Женой она мне станет новой. И нового сына родит. Нашего-то брата сейчас мало стало — нехорошо. Надо сызнова все реки и озёра заселить, чтобы везде порядок был.— Ну, твоя воля, — перебил Харисим и быстрым движением достал из-за пазухи хитро сложенную верёвку. Один её конец он бросил влево, другой — вправо. Откуда ни возьмись появившиеся Иван и Ерёма подхватили брошенное. Секунда — и верёвка окружила водяного.
— Как?! — взревел тот.
Харисим же сделал шаг назад, извлёк меч и лезвием начертал в верёвочном кругу Знак.
Водяной бросился к воде, но врезался в невидимую преграду.
— Владимир говорил, верёвка сдюжить должна, — пояснил Харисим. — Да только я больше Знакам доверяю. Отсроченные ловушки — мои любимые. Сколько я вашего брата так переловил, сколько передушил вот этими руками…
— Обманули! — завопил водяной. — Хитростью обманули! Русалки мои верные! Выходите, жрите их!
Река забурлила. Наружу попёрли русалки. На глаз — десятка три. Страшные, как грех кровосмешения, злые, как черти. Выскочив из воды, они бросились на троих охотников. И никто, разумеется, не заметил в этой суматохе, как с мельницы кто-то прыгнул в воду и аккуратно, без брызг, занырнул.
Это, конечно же, был я. Поплыл, изо всех сил работая руками и ногами, вперёд. Повезло, ночь была реально ясная, и света месяца хватило до некоторых пор. А потом я активировал Путеводное Яблоко. Были некоторые сомнения, что под водой оно сработает, но для Лесовичкиной магии, видимо, преград не существовало. Яблоко уверенно устремилось против течения. А я поплыл за ним.
Когда почувствовал, что лёгкие распирает, активировал Знак Жабры. Выдохнул, потом вдохнул воду. Мерзко, но жить буду.
Увидев впереди какое-то свечение, я удвоил усилия. Ещё несколько гребков, и Яблоко исчезло. А я увидел среди колышущихся водных растений терем водяного.
Основательная такая изба. Только под водой. Дурдом, конечно, однако нечисть чего только не исполняет. У лешего, вон, тоже дом был. Который мог находиться где угодно, по его желанию. Что-то подобное, видимо, делал и водяной. Если бы терем стоял тут, как приколоченный, люди, которые в поисках Ефросиньюшки истыкали палками всё дно, наверняка постучали бы ему по крыше и что-то да заподозрили.
Короче, будем называть вещи своими именами: я попал в параллельный мир. И, по чудесному стечению обстоятельств, здесь сейчас не было ни хозяина водяного, ни одной завалящей русалки. Все заняты, ненавистного Владимира Давыдова растерзать готовятся.
Я подплыл к двери, толкнул её и вошёл внутрь. Тут же остановился и кашлянул, выплюнув воду. Прохрипел:
— Вообще хорошо. Что ещё весёлого я тут найду?
Внутри было богато. Узорные ковры на полу и на стенах, кругом светильники — горящие огнём. Что какбэ намекало: воды тут нет. Внутри терем оказался совершенно сухим и человеческим.
— Владимир Всеволодович?! — послышался крик.
И в помещение, где я оказался, влетела Маруся. Я аж присвистнул.
— Едрить твою налево, ты кого косплеишь?
Маруся была разодета в пух и прах. Усыпанный золотыми узорами кокошник, длинный, в пол, сарафан, тоже расшитый золотом и серебром. На руках — золотые браслеты, на шее — какое-то монисто, или типа того. Щёки, наверное, натёрли свёклой для красноты. Ну и затейник этот водяной…
Маруся меня даже не услышала — просто сразу разревелась и бросилась на шею. Начала жаловаться на то, как грустно и тяжело ей было жить эти несколько часов с престарелым импотентом. Я её прервал: