Dum spiro, spero

Кричащий снова сменяется. Пит. Становится еще больнее. Сноу знает, куда бить. Я бреду в направлении, противоположном отсеку переродков. Не думаю, что хочу с ними встречаться еще раз. Снова и снова повторяю себе, что с Питом все хорошо, что его не пытали, что он жив и здоров, что он сейчас смотрит на меня и думает, какая же я дура, если поверила в то, что этого его голос. Давай, ты же знаешь его интонации. Ты знаешь его тембр. Это не он. Это машина. Точно такая же, какая была в Казематах. Помнишь?

Еще бы. Как не помнить. Часы напролет сидеть в комнате с белыми стенами, белым потолком, белым полом. Все было обито мягкой тканью, так что даже если очень постараться – не возможно пораниться. И крики. Эти крики, сводившие с ума. Хоть и не верила в их правдивость, все равно было безумно больно. Слишком больно. Слишком страшно. Ведь не знала ничего.

Эта комната была раем, ведь там крики были подделкой. Самой настоящей, безумно качественной подделкой. Слышать настоящие крики тоже приходилось. Порой меня приводили в камеры совершенно незнакомых мне людей и показывали, как их пытали и убивали. Как я смотрела на кровь, капающую на серый пол. Слушала крики, от которых внутри все застывало. Как не могла отвернуться, потому что скрутили так, что пошевелиться было невозможно. И смотрела, слушала, ужасалась и сходила с ума.

Хуже было позже. Хуже было, когда я видела пытки Финника. Он ведь знал о планах повстанцев. Немного, но знал. И поплатился за это. Господи, я никогда не смогу забыть душную камеру с серыми стенами, Финника, подвешенного за запястья к специальному столбу, четверо людей в черных костюмах с закрытыми лицами. К телу раздетого по пояс парня прикладывать раскаленные куски железа. Как бы он не кричал, не вырывался, он не мог даже пошевелиться. И я, стоящая на коленях напротив него. Я должна была смотреть на все это. Как бы я ни кричала, как бы не вырывалась, как бы не просила, меня не слушали. Человек, державший меня за руки, предварительно связанные за спиной, лишь смеялся. А другой следил, чтобы я не отводила глаза. Потому что меня тут же окунали в большое железное ведро с ледяной водой. Едва вода попадала в рот, я ощущала знакомый металлический привкус крови. Не знаю, моей ли или того, кто был здесь до меня…

Я зажмуриваюсь и перед глазами тут же встает лицо Финника, услужливо подкинутое мне сознанием. На глаза наворачиваются слезы, но я смаргиваю их. Не сейчас. Перехожу на быстрый шаг под крики мамы. Трясу головой, пытаясь убедить себя, что она сейчас в Тринадцатом и вместе с Прим смотрит на меня по телевизору. Едва слышу крик Гейла, начинаю бежать. Потому что его криков не смогу вынести. Бежать больно, но слышать голос еще больнее. Едва раздается голос Мадж, я вырываюсь из этого ада. Останавливаюсь на опушке, достаю флягу и делаю парочку жадных глотков. Начинает темнеть.

Забираюсь на подходящее дерево, устраиваюсь в развилке, кутаюсь в спальный мешок, засунув на его дно рюкзак. Пристегиваюсь, вспоминая предыдущие опыты. Ужинаю половинкой рыбы и открываю пачку галет. Я заслужила. Едва моя трапеза заканчивается, начинает играть гимн. Устремляю взгляд на небо, приготовившись загибать пальцы.

Мужчина и женщина с первого этажа, учившиеся разводить костер вместе со мной и Финником. Молодая девушка из Третьего. Женщина из Пятого, пытавшаяся заговорить со мной в лифте. Мужчина из Седьмого. Пара из Девятого. Остался всего один. Это не Финник. Пожалуйста, пусть это будет не Финник… И это, и правда, не он. Это - дряхлая старуха из Десятого.

От сердца отлегает. Я облегченно вздыхаю, провожу рукой по распадающейся прическе. Да уж, нужно будет завтра переплести волосы. Я уже готовлюсь ко сну, как на мои колени опускается маленький серебряный парашют. Что это? Новая подсказка? Дрожащими пальцами развязываю узел и вижу маленькую красную коробочку, кажущуюся смутно знакомой. Открываю ее. Пальцы скользят к перламутровой поверхности жемчужины. Подарок Пита. Я прижимаю ее к губам, успокаиваясь. Деметрий знал, чем меня подбодрить. Спасибо.

========== Глава 18. ==========

Хрусть. Я прислушиваюсь. Хрусть. Открываю глаза. Хрусть. Хрусть. Медленно поворачиваю голову и смотрю вниз. Хрусть. Кто-то идет.

Стараясь не издавать ни звука, начинаю медленно расстегивать спальный мешок. Не то, чтобы незнакомец меня напугал - он, скорее всего, меня даже не заметит. Только вот его замечу я. И у меня есть лук. Да, я знаю, что это не правильно – убивать с высоты, пока тебя не замечают. Это подло. Но имею ли я право рассуждать о подлости?

Мне достаточно вспомнить Сноу, чтобы убедиться в том, что лицемерие, предательство и подлость в почете страны. Если уж сам президент у нас подпаивал своих соперников ядом, чтобы занять столь высокую должность в юном возрасте… Финник как-то рассказал мне об этом, как и о сотне других секретов, которыми делились с ним люди. Смазливый, но не опасный, такой красивый, притягательный. Кто ему поверит? Господи, да кто вообще станет слушать раба Капитолия, тело которого продавал президент? Я помню, как мне стало стыдно, когда я узнала об этом. Как я могла думать о нем так плохо? Вереница почитателей и поклонников – все они схожи с бывшим главой миротворцев Крейном, покупавшим голодных нищих девушек на ночь просто потому, что он мог себе это позволить. Мерзко.

Я ловлю себя на том, что опять отвлекаюсь. Мысленно ругаю себя за глупость, потирая виски. У меня вдруг начала болеть голова. Замираю на месте, вновь прислушиваясь. Шорох шагов слышится все сильнее и отчетливее.

Выбираюсь из мешка, сажусь на ветку, свесив ноги, вытаскиваю стрелу из колчана и натягиваю тетиву. Плечо отвожу назад, морщась от боли. Хрусть. На поляне, совсем недалеко от моего дерева, появляется человек. Это достаточно пожилой мужчина. Я стараюсь, но так и не могу вспомнить, с какого он этажа. Что ж, пора открывать счет. Мне в любом случае придется убивать. Какая разница, когда начинать? Если не будет убийств, распорядители решат, что зрителям очень скучно, и устроят что-нибудь для нас. Уверена, что я стану звездой местного шоу. Мне совсем не хочется совершать еще один марш-бросок через лес, убегая от переродков. И не дай Бог, они напустят на меня ос-убийц. Один укус – и я выбываю из соревнования где-то на сутки.

Вдыхаю. Прицеливаюсь. Тетива касается губ, и я вспоминаю, как на первой своей арене подрывала запасы профи.

Выстрел. Стрела пронзает грудную клетку мужчины, так что он умирает быстро, так и не успев понять, откуда пришла смерть. Гремит пушка. Убираю запасы в рюкзак, спрыгиваю на землю и подхожу к своей первой жертве на этой арене. Смотрю в пустые синие глаза. Повинуясь порыву, наклоняюсь и закрываю их кончиками пальцев. Замечаю у него на плечах лямки рюкзака. Перерезаю их и вытаскиваю из-под его спины сумку. У него есть бутыль воды, плед, пакетик сухофруктов и нож. М-да. Скудный запас. Стараюсь вспомнить, стартовал ли он со мной. Как ни стараюсь, не могу вспомнить что-либо кроме женщины со шрамом над бровью. Вроде бы, она с третьего этажа.

Убираю запасы мужчины в свой рюкзак, и в тот же момент к моим ногам опускается серебряный парашют. Развязываю узел и вижу бумажку с уже знакомыми буквами. «По-прежнему север, мисс Эвердин», - гласит запись. Разворачиваюсь к дереву, на котором ночевала и вижу мох у самых корней. Дерево находится за моей спиной, когда я медленно обхожу кусты, ямы и большие дубы, стараясь следовать на север.

Я не знаю, сколько проходит часов, пока я бреду среди сосен. Позволяю сделать себе перекур длинной в пять минут, чтобы перевести дыхание и сделать пару глотков воды. Беру одно печенье, желая хоть как-то усмирить голод. Организм привык к регулярной кормежке в последние три недели, так что мне сложно вновь перейти на хлеб и воду. Сноу пришлось хорошо меня откармливать, чтобы волосы вновь стали иметь приятный естественный блеск, на щеках появился румянец, ногти перестали слоиться, а ребра – выпирать.