Dum spiro, spero

– Стихи или рассказы? – она с готовностью поднимается с места.

Раньше я никогда не просил ее о помощи и теперь с удивлением отмечаю, что у нее мягкая и плавная походка, которую никак нельзя сопоставить с ее возрастом. Она все время улыбается, ведет себя приветливо со всеми, всегда готова подсказать, что чудится, будто она – моя бабушка.

– Рассказы, - я вспоминаю просьбу Китнисс.

– Что бы тебе такое дать? – рассуждает она, медленно прохаживаясь вдоль полок. Я иду за ней. – Эх, дала бы тебе стихи, есть очень красивые, да ты не хочешь.

Она произносит это так укоризненно, что я смущенно соплю и снова смотрю в пол.

– Вот, держи, - она протягивает мне потертую книгу в синем переплете. – Пользуется популярностью среди молодежи.

Она записывает номер книжки на специальном листке, я расписываюсь и на несколько секунд замираю, будто собираюсь с мыслями.

– Дайте мне ту книгу со стихами. Для себя, - негромко прошу я.

Женщина будто ни на секунду не сомневалась, что я так поступлю, потому что вытаскивает книгу из-под стола.

– Скажешь мне потом, понравилось ли тебе, - улыбается она.

Я рассеяно киваю и спешу уйти. Выхожу, закрываю дверь, прохожу пару коридоров, а затем сажусь прямо в коридоре, на полу, прижавшись спиной к холодной каменной стене. Эта женщина чем-то пугает меня, и я не знаю, почему. Верчу книгу, неожиданно для себя замечаю закладку. Тяну за нее, открывая нужную страницу. А закладкой оказывается… Моя детская фотография. Перевожу взгляд на стихи и удивленно читаю:

Я в глазах твоих утону, можно?

Ведь тонуть в глазах твоих — счастье.

Подойду и скажу: “Здравствуй,

Я люблю тебя очень”. Сложно..?

Нет, не сложно, любить — это трудно

Очень трудно любить… веришь?

Подойду я к обрыву крутому

Буду падать — поймай! Успеешь?

Только мне без тебя плохо…

Я хочу быть с тобой, слышишь?

Ни минуту, ни месяц, а долго…

Очень долго — всю жизнь… понимаешь?

Знаешь… вместе, всегда… Любишь??

Если да, я тебе обещаю

Что ты самой счастливой будешь,

Если нет, я тебя умоляю

Не казни меня взглядом, не надо,

Не тяни меня взглядом в омут…

Пусть другого ты любишь, ладно…

Но меня хоть немножко помни.

Я любить тебя буду, можно?

Даже если нельзя, буду!

И всегда я приду на помощь,

Если будет тебе трудно!

Я люблю тебя, слышишь?..

Помни….

Захлопываю книгу. Господи, что, черт возьми, происходит?

Комментарий к Глава 23.

Стихотворение Роберта Рождественского

========== Глава 24 ==========

– Пит, ты вообще меня слушаешь? – недовольно бурчит Джем вечером того же дня, что я прочитал странное стихотворение, очень точно описывающее мое отношение к Китнисс в школе.

– Джем, прости, - я виновато качаю головой. – Я задумался. Повтори еще раз, пожалуйста.

Я улыбаюсь, зная, что брат не сможет долго на меня сердиться.

– Я говорю, что Китнисс просто потрясающе разбирается в геометрии, - брат радостно улыбается. – Она мне все объяснила! Представляешь, я понял!

Джем просто сияет от гордости, а я радостно улыбаюсь. Честно говоря, я даже не сомневался в том, что Китнисс сможет все толково объяснить брату.

– Только вот, - мальчик растерянно чешет затылок, - что на это скажет наша мама?

И он обеспокоено хмурится. Я морщу лоб. Мама точно будет не в восторге. Китнисс она не слишком любит, как, впрочем, и меня, и Марка, и Джема, и отца, и еще весь Двенадцатый и Тринадцатый. Какая, черт возьми, разница, что она думает по этому поводу?

– Джем, - мягко говорю я, - я не думаю, что она будет слишком против. В конце концов, ей, похоже, порядком поднадоело каждый понедельник и четверг кричать на тебя из-за очередной задачи. Не переживай. Она нас не съест.

Брат с сомнением смотрит на меня, а я похлопываю его по плечу. Джем обреченно вздыхает.

– Мне в любом случае грозит смерть. Так что пусть я умру с точным знанием того, как можно доказать равенство треугольников!

Он говорит это с таким важным видом, что я не выдерживаю и заливаюсь хохотом. Брат сопит, старательно строя из себя обиженного, но потом не выдерживает и тоже начинает хихикать.

– Ба, мальчики! – Майк широко разводит руками, подходя к нам. – Вы дома! Я был уверен, что один из вас сейчас сидит у милой барышни, - и он выразительно косится на меня, - а другой пристает к маме с геометрией.

– А вот и не угадал! – Джем улыбается так же широко, как и я. – Милая барышня решила все проблемы с геометрией!

– Да ладно? – Майк от удивления даже перестает улыбаться.

– Ага. Ну, по крайней мере, она попыталась объяснить мне решение задачи. Я что-то там даже понял.

– Это хорошо, - старший брат довольно улыбается.

– Никто не спорит, - соглашаюсь я. – Правда, у нас есть одна проблема… - все же приходится добавить мне.

– Какая? – уголки рта Майка снова ползут вниз.

– Большая. В виде мамы, - заговорческим шепотом сообщаю я ему.

– Господи, да брось ты, - отмахивается тот. – Не так уж мама и не любит твою Китнисс.

– Почему это она моя? – удивляюсь я.

– Не твоя? Значит, я могу ею заняться? – шутливо спрашивает Майк.

– Перебьешься, - серьезно отвечаю я.

– Мальчики, опять ругаетесь? – весело спрашивает у нас мама, заходящая в комнату. Мы переглядываемся. Мама давно не радовалась.

– Мам, что-то случилось? – с заботой интересуется Джем.

– С чего ты это взял? – она улыбается. Господи, а я-то был уверен, что она попросту не умеет этого делать.

– Ты просто… - я замялся, - улыбаешься.

– Надо же, какая я, оказывается, нудная и серьезная.

Мы снова переглядываемся. Кто эта женщина, и что она сделала с нашей мамой?

– О, Шон, ты вернулся! – мать радостно поворачивается. Отец ошарашено замирает в дверях. – Господи, да что с вами?

Мать упирает руки в бока и хмурится. Теперь перед нами наша мама.

– Ты, - негромко начинает отец, - улыбаешься?