Думать не будем пока ни о чем

По крайней мере уже сейчас ясно одно: у нее не отваливается язык спросить, как сделать так, чтобы мне было хорошо. И мне вдвойне приятнее отвечать ей тем же.

К счастью, когда мы возвращаемся, народ уже вовсю собирает вещи, так что нам остается только присоединиться. Пару раз замечаю, что долговязый борец за права малышки зыркает в мою сторону, а когда Очкарик вертится рядом, показывая, сколько всякого добра мама сложила нам с собой, так чуть не скрепит зубами. Я уверен, что даже слышу звук крошева эмали.

Тут не просто благородная защита.

Но у чувака, если он реально любит малышку и при этом женат на другой, явно проблемы с кукушкой. Хотя, судя по тому, что я успел увидеть и услышать, с головой тут дружат только Воскресенские. Вот отец у Очкарика просто мировой мужик. Но что-то с этой семьей все-таки очень странно. Потому что живут они, мягко говоря, на широкую ногу. Не понтуются, как люди, которые отхватили на дурака хорошую сумму денег и орут о своем богатстве на каждом углу, но все эти мелочи — «Лексус», дом за городом, детали разговоров, шутки, которым подполковник обменивался с Сергеевым-старшим…

Ладно, не один ли хрен?

По дороге в город — мы уезжаем самыми первыми, потому что у нас меньше всего вещей — малышка засыпает. Сбрасывает кроссовки, подтягивает ноги прямо на сиденье и засыпает как ребенок. Только иногда хмурится во сне и забавно шевелит кончиком носа.

Мы договорились, что сегодня она останется у себя, завтра соберет вещи, которые ей будут нужны на первое время — и я заберу ее после работы.

И самое главное — она должна поговорить с родителями о том, что собирается переехать ко мне. Когда говорила об этом, у нее было такое лицо, будто на завтра назначен расстрел без суда и следствия. Я даже предложил сделать это вдвоем, чтобы принять удар на себя, но Очкарик категорически отказалась. Сказала, что разговор будет тяжелый и лучше бы мне в этот момент находиться как можно дальше.

Она очень странная.

С одной стороны, стопроцентная трусиха. Тот случай, когда поговорка «боится собственной тени» — ни разу не преувеличение.

А с другой — ограждает меня, взрослого и, уж буду честным, наглого мужика без комплексов и принципов от какой-то фигни.

И почему-то на ум приходит старый советский мультфильм про льва и зайца, который бил себя в грудь, кричал, что самый сильный, а потом от страха грохнулся в обморок. Даже не сомневаюсь, что у Очкарика вот это полуобморочное состояние — не такая уж и редкость. И как тут угадать, если она и так бледная, словно глубоко больна?

Даже жаль ее тормошить, когда притормаживаю у подъезда. Минуту просто смотрю на немного сползшие очки, на то, как смешно расслабила губы, совсем как маленькая.

Вообще, дружище Антон, вляпываешься ты по самые вот их.

Плюс девять лет разницы на помойку не вынесешь. Мало ли что она там говорит про нелюбовь ходить по ресторанам и клубам. Надолго ли хватит этой нелюбви?

— Малыш, приехали. — Осторожно, чтобы не испугать, глажу ее щеке тыльной стороной ладони.

Она сонно моргает, вскидывается и смешно трет глаза за очками.

— Давай, помогу тебе все это занести.

— Вообще-то… — Йени осторожно заглядывает мне в лицо. — Я думала… может быть, для разнообразия, ты сегодня… останешься у меня? Мама столько всего сложила «на перекус», что я это никак не осилю в одно лицо.

Кстати, корзина и правда увесистая, а у меня дома в холодильнике мышь повесилась, и я как раз собирался заехать в свое любимое кафе и купить себе что-то на ужин.

— Мне… хочется еще раз проснуться с тобой рядом. — Ее щеки снова розовеют, как будто говорит что-то такое, о чем даже на «ПорноХабе» кино не снимают. — Но если ты устал и хочешь побыть один…

— Так, малыш, — на всякий случай заранее перебиваю очевидную глупость. — Я тебя вроде как жить к себе позвал. Не знаю, в каком мире ты живешь, а в моей вселенной если мужчина зовет женщину на свою территорию, то это означает, что он в ней очень заинтересован и обычных встреч по два часа в день ему уже мало.

Она внимательно слушает и дрожащими пальцами теребит кисти странного толстого шарфа.

— Поэтому, писательница, я с удовольствием останусь у тебя на ночь, тем более, что мне от тебя до работы — десять минут ехать. Найдется куда поставить машину?

— У меня целых… — Запинается. — Есть парковочное место.

— Ну и отлично.

Я оставляю машину между припаркованным «Кайеном» и «БМВ». Можно сказать, влезаю своим «ведром» почти впритык. Тут, конечно, целый люкс-набор, как на прошлогодней автовыставке: новенькие «Гелики», «Мерсы» и «РенджРоверы».

— Малыш, а чем ты занимаешься кроме того, что пишешь книги? — интересуюсь я, когда поднимаемся на лифте.

— Иногда работаю волонтером, — осторожно, после натянутой паузы говорит она. — Еще есть небольшой фриланс-заработок, но тебе это будет неинтересно.

Ну да, конечно. Она так часто и много рассказывает обо всякой ерунде, что не может не понимать — тема ее личной жизни мне намного интереснее обсуждения очередной главы известной фэнтези-эпопеи, которую фанаты перевели и на днях слили в сеть. А ее мы обсуждали целый час.

— В следующий раз, Очкарик, просто скажи, что пока не готова о чем-то рассказывать, — предлагаю я. — Не расписывайся за меня в том, что мне интересно, а что — нет. Договорились?

Она виновато улыбается, чмокает меня в щеку и неуверенным шепотом говорит:

— Прости, пожалуйста, я просто… пока не обо всем готова говорить. Это мои тараканы. И это касается не только меня.

И потихоньку вкладывает мне в ладонь ключ от входной двери.

Глава тридцать вторая: Йен

Разговор с мамой.

Я думаю о нем всю ночь, так и не сомкнув глаз. В пять утра встаю, чтобы приготовить завтрак и в итоге сижу на кухне со второй чашкой кофе, мысленно перебирая в голове подходящие слова.

У меня совсем не пуританская семья. Мама даже искреннее радовалась, что мы с Антоном устроили небольшой переполох, хоть потом сказала, что отец «очень громко сопел по этому поводу».

Они искренне рады, что я, наконец, двигаюсь дальше и пытаюсь строить отношения с мужчинами. После семи лет перерыва первым был Саша. И Антон, спустя три месяца после него. Возможно, для чьих-то родителей это неприлично короткий термин, но для моих это хороший знак.

Но переезд — это совсем другое.