Дунайский лоцман

— Течение делает их едва ли не в двадцать четыре часа.

— Это зависит от местности.

— Верно. А ваша рыба? Легко ли вы ее продаете?

— Прекрасно.

— Тогда вы довольны?

— Очень доволен.

— Сегодня у вас отличный улов. Особенно великолепна щука.

— Да, она в самом деле, не плоха.

— Сколько за щуку?

— Как вам будет угодно уплатить. Я хотел бы, с вашего позволения, пустить рыбу с аукциона, оставив щуку к концу.

— На закуску! — пояснил один шутник.

— Превосходная идея! — вскричал господин Рот. — Покупатель щуки вместо того, чтобы съесть мясо, может, если захочет, сделать чучело на память об Илиа Бруше.

Эта маленькая речь имела большой успех, и оживленный аукцион начался. Четверть часа спустя рыболов положил в карман кругленькую сумму; знаменитая щука принесла не менее тридцати пяти флоринов.

Когда продажа закончилась, между лауреатом и его почитателями продолжался разговор. Узнав о прошлом, они интересовались его намерениями на будущее. Илиа Бруш отвечал, впрочем, любезно и объявил, не делая из этого секрета, что он посвятит следующий день Вене и завтра вечером остановится на ночлег в Пресбурге.

Мало-помалу с приближением вечера количество любопытных уменьшалось, каждый спешил обедать. Принужденный подумать и о своем обеде, Илиа Бруш исчез в каюте, предоставив публике восхищаться пассажиром.

Вот почему двое гуляющих, привлеченных сборищем, которое все еще насчитывало сотню людей, заметили только Карла Драгоша, одиноко сидевшего под плакатом, возвещавшим для всеобщего сведения имя и звание лауреата «Дунайской лиги».

Один из вновь пришедших был высокий детина лет тридцати, с широкими плечами, с волосами и бородой того белокурого цвета, который кажется достоянием славянской расы; другой, тоже крепкий по внешности и замечательный необычайной шириной плеч, казался старше, и его седеющие волосы показывали, что ему перевалило за сорок.

При первом взгляде, который младший из двух бросил на баржу, он задрожал и, быстро отступив, увлек за собой компаньона.

— Это он, — молвил младший глухим голосом, как только они выбрались из толпы.

— Ты думаешь?

— Конечно! Разве ты не узнал?

— Как я его узнаю, если я никогда его не видел!

Последовал момент молчания. Оба собеседника размышляли.

— Он один в барже? — спросил старший.

— Совершенно один.

— И это баржа Илиа Бруша?

— Ошибиться невозможно. Фамилия написана на плакате.

— Тогда это непонятно.

После нового молчания заговорил младший:

— Значит, это он делает такое путешествие с большим шумом под именем Илиа Бруша? С какой целью?

Человек с белокурой бородой пожал плечами:

— С целью, проехать по Дунаю инкогнито, это ясно.

— Черт! — сказал старший из компаньонов.

— Это меня не удивляет, — заметил другой. — Драгош — хитрец, и его замысел превосходно удался бы, если бы случай не привел нас сюда.

Старший из собеседников еще не совсем убедился.

— Так бывает только в романах, — пробормотал он сквозь зубы.

— Правильно, Титча, правильно, — согласился его товарищ, — но Драгош любит романтические приемы. Мы, впрочем, выведем дело начистоту. Около нас говорили, что баржа останется завтра в Вене на весь день. Нам придется вернуться. Если Драгош еще будет тут, значит это он влез в шкуру Илиа Бруша.

— И что мы сделаем в этом случае? — спросил Титча.

Его собеседник ответил не сразу.

— Мы посмотрим, — молвил он.

Оба удалились в сторону города, оставив баржу, окруженную все более рассеивающейся публикой.

Ночь прошла спокойно для Илиа Бруша и его пассажира. Когда этот последний вышел из каюты, он увидел, что Бруш собирается подвергнуть рыболовные принадлежности основательной проверке.

— Хорошая погода, господин Бруш, — сказал Карл Драгош вместо приветствия.

— Хорошая погода, господин Йегер, — согласился Илиа Бруш.

— Не рассчитываете ли вы ею воспользоваться, господин Бруш, чтобы посетить город?

— Честное слово, нет, господин Йегер. Я не любопытен по природе и буду занят целый день. После двух недель плавания не мешает навести немножко порядка.

— Как хотите, господин Бруш! А я не намерен подражать вашему равнодушию и думаю остаться на берегу до вечера.

— И хорошо сделаете, господин Йегер, — одобрил Илиа Бруш, — потому что вы ведь венский житель. Быть может, у вас тут семья, которая рада будет увидеть вас.

— Заблуждение, господин Бруш, я — холостяк.

— Тем хуже, господин Йегер, тем хуже. Даже и вдвоем не так легко нести жизненную ношу.

Карл Драгош разразился хохотом.

— Черт возьми, господин Бруш, вы невесело настроены сегодня утром!

— Я всегда таков, господин Йегер, — ответил рыболов. — Но пусть это не мешает вам забавляться как можно лучше.

— Я попытаюсь, господин Бруш, — сказал Карл Драгош, удаляясь.

Идя по Пратеру, он вышел на Главную аллею, место прогулок элегантных венцев в хорошую погоду. Но в августе, в тот час, Главная аллея была почти пустынна, и он мог ускорять шаги, не теснясь в толпе.

Но все же там было достаточно публики, и Драгош не заметил двоих прогуливающихся, с которыми встретился, когда миновал Константиновский холм, искусственное возвышение, которым постарались придать разнообразие перспективе Пратера. Не обращая внимания на двоих гуляющих, Карл Драгош спокойно продолжал свой путь и десять минут спустя вошел в маленькое кафе на круглой площади «Пратер Штерн». [17] Его там ждали. Один из посетителей, уже сидевший за столом, поднялся, увидев его, и подошел встретить.

17

«Звезда Пратера» (нем.).

— Здравствуй, Ульман! — сказал Карл Драгош.

— Здравствуйте, сударь! — ответил Фридрих Ульман.

— Все еще ничего нового?

— Ничего.

— Это хорошо. На этот раз у нас в распоряжении целый день, и мы зрело обсудим, что нам делать.

Если Карл Драгош не заметил двоих гуляющих по Главной аллее, то они, — как раз те два субъекта, которых накануне случай привел к барже Илиа Бруша, — наоборот, превосходно видели его. Одновременно они сделали крутой поворот, разминувшись с начальником дунайской полиции, и последовали за ним на достаточном расстоянии, чтобы не быть замеченными. Когда Драгош исчез в маленьком кафе, они вошли в такое же заведение, расположенное напротив, с другой стороны круга, решив оставаться в засаде, если понадобится, целый день.