Дураки

Ничего не различая за цифрами, не ощущая их масштаб и даже не догадываясь, что его можно ощущать, он был начисто лишен того, что Дудинскас называл способностью к домохозяйкиным расчетам, то есть к житейскому анализу. Поэтому при всякой попытке Станкова или Дудинскаса хоть о чем-нибудь с ним посоветоваться, он с упрямой последовательностью выдавал нагopа только «хренобель». При этом он числился (на чем категорически настоял при приеме на работу) не только главбухом, но и финансовым директором, то есть главным стратегом фирмы. И надувался от обиды, и лиловел всякий раз, когда об этом кто-нибудь забывал. Болезненная обидчивость превращала общение с ним в пытку.

— Что ты делаешь?! — пытался образумить приятеля Миша Гляк. — Как можно такому индюку доверять финансы? Он же вас когда-нибудь так подставит, что костей не соберете.

Но Виктор Евгеньевич не внимал. После Вовули он рад был, когда в бухгалтерии хоть что-то сходилось.

подставка

И даже тогда Дудинскас не внял, когда Агдам Никифорович, сияющий, как медный самовар, вошел в его кабинет, где шло совещание, и торжественно, как о помолвке, объявил, что прибыли по итогам года у нас с вами, Виктор Евгеньевич, набралось немногим больше двух миллиардов. Вот, мол, вам показатели, а то Георгий Викторович все недовольны, все жалуются, что я им рисую одни убытки...

В кабинете наступила гробовая тишина. Только Станков тихонечко свистнул. Даже он понял, что фирме кранты.

— Где балансовый отчет? — спросил Дудинскас мягко и нарочито небрежно. Так кошка проходит по комнате, боясь спугнуть птичку на подоконнике.

— В Налоговой инспекции, — ответил Агдам Никифорович, довольно шмыгнув носом. — Вчера сдал. Между прочим, на два дня раньше срока, — так Бармалей в любимом фильме Виктора Евгеньевича вылезает из трюма и радостно сообщает: «Я дырочку проковырял, сейчас они все потонут».

Производственное совещание прекратилось, совещаться больше было не о чем, производства у них уже не было, v них была только прибыль.И налоги, налоги, налоги — на всю оставшуюся жизнь...

— Дурак или назло? — спросил Станков, когда Агдам Никифорович победоносно вышел.

— Не могу поверить, чтобы назло, — заступилась за Агдамчика сердобольная Ольга Валентиновна. — Ну какой же вы, Георгий Викторович! Разве же так можно о товарищах?

Тут же Дудинскас помчался к налоговикам, где, буквально стоя на коленях, вымолил вернуть отчет обратно, сославшись на бухгалтерскую ошибку. Когда он вернулся, его уже ждали Паша Марухин и Мишка Гляк, вызванные по тревоге Надеждой Петровной.

спасатели

Просоветовавшись часа два, пригласили Агдама Никифоровича, и Дудинскас доложилфинансовому директору только что намеченный план, согласно которому бухгалтерии предстояло срочно произвести (в соответствии с письмом Министерства финансов, о котором Агдамчик конечно же знал, но которое «упустил из виду») переоценку производственных запасов. То есть пересчитать весь бухгалтерский баланс, подставив в него реальные, в десятки раз выросшие из-за инфляции цены на бумагу, краски и прочие материалы, которые «Артефакт» закупал и расходовал, а Агдам Никифорович по той же цене списывал, нимало не заботясь, что вчерашний рубль уже давно превратился в десятку, а позавчерашний даже в сотню.

Придуманный Гляком с Марухиным пересчет сразу увеличивал затраты и как минимум вшестеро снижал прибыль, отчего налоги уменьшались до разумных пределов.

При слове «разумных» Миша Гляк поморщился, как от зубной боли: ничего «разумного» в том, чтобы платить налоги, он не видел. Но Паша Марухин его усовестил, проявив по отношению к государству великодушие:

— Нельзя же, как эти,забирать все, — произнес он печально, вспомнив, видимо, историю с «Кометой-пиццей».

Агдам Никифорович, обиженно насупившись, встал.

— Ну я пошел, у нас там работа кипит, а мы здесь с вами разглагольствуем...

Станков взглянул на часы:

— У вас сегодня на первое щи или борщ «украинский»?

— Вы напрасно меня здесь подначиваете, Георгий Викторович. — Хотя... — он с ненавистью глянул почему-то на Дудинскаса: — Мы, конечно, понимаем, у нас работаете только вы...

После чего Агдам Никифорович с достоинством удалился — пересчитывать себестоимость и переделывать баланс.

нельзя платить

— Сколько он у вас получает? — спросил Паша, когда Агдам вышел.

— В месяц выходит что-то около пятисот «зеленых», — ответил Дудинскас, — не считая десяти процентов учредительских, ну и всяких прочих льгот, вроде выплат за аренду его собственной машины.

Машину Агдамчик берег, как невесту, и никуда на ней по служебным делам (то есть без толку)не ездил, хотя запчасти и бензин за счет фирмы исправно покупал. Кроме всего, ему построили в Дубинках дачный домик, который, подсчитывая, по просьбе Дудинскаса, личные доходы, Агдам Никифорович всегда забывал учитывать...

— Так много платить нельзя, — сказал Гляк.

Виктор Евгеньевич и сам замечал, что всякий раз, когда, проявив слабинку, он выплачивает кому-то больше, чем тот заработал, дело заканчивается увольнением.

— Нельзя переплачивать, — согласился с другом Паша Марухин. — Людям много платить вредно.

— Ну да, — съязвил Станков. — Их надо держать в черном теле. Тем более таких, которые на все согласны: «Лишь бы войны не было. А мы и на щавеле перебьемся...»

— Я не об этом, — остановил его Миша Гляк. — Я о другом. Агдамчик ведь не верит ни одному вашему слову. И считает просто: если вы даже ему столько платите, сколько же загребаете сами? Он же вас всех из-за этого ненавидит. Мой тебе совет, — произнес Мишка Гляк убежденно, — кончай богадельню.

даровое развращает

Убежденность Миши Гляка была отнюдь не беспочвенной.

Недавно его фирме предложили по дешевке закупить репчатый лук для сотрудников. Тут же, прикинув выгоду, Гляк поручил секретарше составить список: кому сколько надо. Кому пять кило, кому десять, а кому, если семья большая или на тешу да свояков, и все пятьдесят. Деньги постановил вычесть из зарплаты.

Но тут подошел революционный праздник 7 ноября, который никто не отменял, только стали как-то иначе называть, и Мишка Гляк решил народ в совковый праздник посовковому облагодетельствовать. Дай-ка я этот лук трудовому коллективу к празднику подарю, пустяк, конечно, но людям приятно.

Назавтра коллектива у Гляка уже не было, а был развороченный улей. Все перегрызлись, несмотря на праздник. Это как же: мне пять кило, а ему пятьдесят?! За какие заслуги? Неважно, кто на сколько записался, думали-то, что за деньги, а тут за так... В конце концов коллективно постановили... снести весь лук в контору и поделить поровну.

— На ошибках учатся, — сказал Гляк, вспомнив эту историю. — Ты, Виктор Евгеньевич, поступай, конечно, как хочешь. Но сколько ты своего Агдамчика ни подкармливай, финансы тебе придется вести самому: называется — неразделяемая ответственность...Иначе он тебя подставит. Если уже не подставил...