Дурман

Тебе нужно не быть мудаком, Князев.

Это всё? Это всё, что мне требуется для того, чтобы её стена рухнула окончательно?

Но ведь я и так не выхожу из образа Хорошего парня уже долгое время. Можно сказать, что я бью рекорды. Потому что, бля… мне даже не хочется выходить из этого образа. Не с ней. Не сейчас.

В тот момент, когда я понял, что мои глаза не выискивают в толпе никого, кроме неё, я пропал. Осина. Что ты сделала со мной? Та самая Осина, на которую ещё год назад у меня была стойкая аллергия, сейчас выбивает из меня дух одним лишь взглядом. Одним своим присутствием. Существованием, мать вашу…

Я уже не хотел, чтобы это кино заканчивалось. Я бы заплатил оператору, чтобы он ставил один фильм за другим, лишь бы растянуть этот момент.

Она не гонит меня. Не ворчит и не ершится. Не давится своей беспомощной злостью. Она делает вид, что внимательно смотрит фильм, в то время как под моей ладонью её кожа покрывается мурашками. А её будоражащий запах проникал всё глубже, полностью заполняя лёгкие.

Я почти не дышал. Казалось, что вздохни я слишком громко, и эта хренова магия рассеется. И я останусь ни с чем.

— Как ты себя чувствуешь? — совершенно неожиданно спросила, слегка повернув голову в мою сторону.

— Неплохо. А должно быть иначе? — на пару сантиметров сместил большой палец, поглаживая бархатистую кожу на её бедре.

Она не отреагировала. Точнее, снова сделала вид, что её это ни капли не волнует. Но взгляд говорил о другом. Она была взбудоражена не меньше, чем я.

— Ну, — тряхнула головой, сбрасывая со лба упавшую кудряшку, — это же ты лежал в больнице с сотрясением…

— А, ты об этом? — улыбнувшись, я тоже наклонился к ней, — здоровее здоровых. Разве я не говорил?

— И голова не даёт о себе знать? Не болит?

— Не болит, — продолжая улыбаться, я снова большим пальцем погладил её бедро.

Заметил, как она тяжело сглотнула слюну. И, пару мгновений спустя, заёрзала под пледом, вытаскивая одну руку и дотягиваясь до бутылки с водой.

Нервничаешь? Я тоже. Немного.

Пока она делала несколько глотков, я наблюдал за тем, как её пухленькие губки плотно обхватывают горлышко, и представлял какого это: если эти губы обхватят мой член…

Бля, да я сдохну в ту же секунду!

Отвёл взгляд, чувствуя неуместное возбуждение и совсем слегка смял кожу на её бедре. Она была в платье. Недлинном, струящемся и воздушном платье с открытыми плечами. И… я бы мог быть смелее и сместить лёгкую ткань, забираясь под юбку…

Но ведь она сказала, что мне нужно делать.

Не быть мудаком.

Всего-то.

Ведь если я сделаю это, она вряд ли воспримет этот жест как настойчивость. Осина скажет, что это мудацкий поступок.

Поэтому моя рука не движется дальше дозволенного. А мои зубы в это время стискиваются так, что у меня сводит челюсти.

Но ты же не слабак, Князев?

Звучит как издёвка…

А потому мои губы едва заметно кривятся от горькой ухмылки, и я стараюсь ей этого не показывать.

— А ты? — устремил взгляд на экран, — что с твоей головой, друг по несчастью?

— А что с ней? — снова претворяется. Будто не понимает о чём я.

— Вспомнила что-то? — не поворачиваясь. На миг внутри поселяется страх, что она может что-то знать. И молчать.

— Нет, — громче произносит, и шар, образовавшийся в груди, с хлопком лопается. Я едва сам не вздрогнул.

— Вообще? — всё же я поворачиваю к ней голову снова. Глаза Осины широко распахнуты. Длинные ресницы то и дело взмахивают. Она была похожа на оленёнка Бэмби.

— Я, если честно, уже и не пытаюсь, — пожала плечами, — врач сказал, оно само придёт. Восстановится рано или поздно.

— А если нет? — уголок моих губ нервно дёргается.

— Значит, ничего важного, — снова пожала плечами, — наверное.

Наверное.

Я замолкаю. Жду. Жду, что она спросит у меня; снова попытается сковырнуть ранку.

Но она молчит. Смотрит на меня несколько секунд и, кусая губы, думает о чём-то своём.

Что творится в твоей голове, Осина? Ты ведь никогда не расскажешь?

Когда кино закончилось, Лида скинула с себя плед и, приняв мою протянутую руку, встала на ноги.

Каков джентльмен… Ты, Князев, полон сюрпризов!

— Ооой, — протянула Осина, наклоняясь и слегка массируя икры на ногах, — ноги затекли…

Мне нравилось наблюдать за ней. Кажется, вселенная меня, наконец, услышала. Потому что я дождался её улыбки. Усталой и немного рассеянной, но безумно красивой.

— Могу помочь размять, — тихо посмеиваясь, я предложил свою помощь, но тут же осел, перехватив строгий девичий взгляд. — Понял… без рук.

А жаль.

Я незаметно стянул сложенный Лидой плед и, засунув его под загипсованную руку, пошёл вслед за девушкой. Она отзванивалась матери, а я в это время вызывал такси. Если быть точнее — Паху. Насколько я знал, он сегодняшний вечер проводил без своей зазнобы Голубевой, а потому был свободен.

— Через пятнадцать минут за нами приедут, — сообщил Осине, когда она убрала свой телефон в сумочку.

— Такси? — взмахнула длинными ресницами, делая мощный апперкот. Я пропустил несколько вдохов.

— Можно и так сказать.

Попытавшись ускользнуть от надвигающейся толпы, я осторожно обхватил её плечи, придвигая к себе и вынуждая её уйти с главной дороги. Её руки тут же впились мне в грудь. В карих глазах обнажённый страх.

— Я тебя не съем, — я постарался смягчить голос, но лёгкая хрипотца выдала меня с потрохами. Моё собственное волнение лежало прямо у неё перед носом. — Давай отойдём…

Выбрав другую дорогу, мы обошли основную массу людей, и через несколько секунд Осина всё выбралась из моих "объятий". Освободилась, тут же обхватывая плечи руками и слегка потирая их.

— Завернись, — не спрашивая, я накинул на её плечи тот самый плед, что стащил пятью минутами ранее. И, перехватив удивлённый взгляд, пояснил: — я одолжил. Завтра верну.

Тебе не нужно быть мудаком, Князев.

Ты помнишь об этом? Поэтому продолжай быть джентльменом.