Дурман

— Зайти к ней не пытался? — поинтересовался Пашка, направляясь к внутреннему выходу.

— Домой?

— Да.

— Не пытался пока, — задумчиво чешу репу, понимая, что это, возможно, лучший из вариантов.

Я думал об этом. Но встреча с её отцом. Честно говоря, не особо меня воодушевляла. Не уверен, что он запомнил меня, но всё же небольшой процент оставался.

— И? Не хочешь попытаться? Ну, если оно, конечно, тебе надо.

Он не стал дожидаться моего ответа. Ухмыльнувшись, покачал головой и вышел за дверь. Оставляя меня наедине со своими мыслями. Откровенно говоря, я бы предпочёл, чтобы она заболела. Потому что я не вижу более веской причины для её прогулов. Это ведь Осина! Она не прогуливает! И даже не опаздывает. А тут… третий учебный день.

* * *

Я стоял напротив её двери. Нервно облизывал сухие губы и гнал прочь от себя мысли о том, что сейчас меня отправят к чёртовой матери. Она. Лидия Осина, которая отсутствовала в универе уже четвёртый день. И сегодня с утра я всё же вынюхал причину её прогулов у нашей старосты.

И правда заболела. Как же не вовремя.

Болеет. Трубку не берёт. В блок меня поставила ещё с того дня, как я раскрыл свой рот и всё ей рассказал. С того самого момента, как я самолично привёз её домой (с трудом уговорив сесть снова в мою машину). Она при мне достала телефон и заблокировала меня. Показательная казнь, так сказать. Выстрел в голову. Прямо в лицо. Глухо хлопнула дверью, и ни разу не оглянувшись, скрылась с моих глаз.

— Придурок, — пробормотал, когда снова одёрнул руку от дверного звонка.

Никак не решаясь позвонить, я продолжал топтаться на месте и нервно озираться по сторонам. Её родители уехали из дома около получаса назад. Видел их своими глазами, пока отирался на подземной парковке. Но всё равно меня мелко потряхивало как только думал о том, что кто-то из них может вернуться.

Снова занёс руку и, сжав на пару секунд пальцы в кулак, всё же позвонил в дверь. Тихая и мелодичная музыка заиграла на площадке, эхом отдаваясь от стен. Я замер, так и не опуская руку. Ладонью облокотился на стену и, глубоко дыша, опустил голову. Вслушивался словно зверь в каждый звук, способный проникнуть сквозь дверь. Но… было так тихо. Я слышал только собственное дыхание.

Снова позвонил и притих.

И… спустя секунд двадцать я всё же услышал посторонние звуки по ту сторону двери. Дыхание замерло в пересохшей глотке. Пульс, наверное, выше сотки.

Открой мне, Осиночка…

Щелчки, говорящие о том, что дверной замок открывается, заставили меня, наконец, поднять голову.

И вот она.

Заспанное лицо нехотя показалось из дверного проёма.

Милая.

Растрёпанный пучок на голове, съехавший набок, припухшие губы, и сонный взгляд. Сонный и при этом стреляющий молниями в меня. Смотрит из-под дрожащих ресниц. Молчит.

— Пустишь? — хрипло произношу, продолжая рассматривать Осину.

Она молчит. Словно взвешивает все за и против перед тем как принять окончательное решение. Долго молчит. А я терпеливо жду, осознавая, что у меня нет другого выхода. Я виноват перед ней. Очень виноват. Я так сильно стремился к тому, чтобы она научилась доверять мне. А добившись этого, всё просрал.

— Заходи, — наконец, произносит не своим голосом и медленно распахивает дверь перед моим носом.

Я киваю и переступаю порог. Чувствую как начинает сосать под ложечкой от волнения и от того, как сильно во мне желание притянуть её к себе и обнять. Так крепко, чтобы обоим дышать стало нечем. Чтобы почувствовать, как бьётся её сердечко.

— Нам поговорить нужно, — скованно дёргаю плечами, а затем скидываю с головы капюшон от толстовки, в которой мне резко стало жарко.

— Хорошо, — снова хрипит, и сейчас до меня дошло, что это не сонный голос. Это болезнь. Она едва говорила. Даже шёпотом, — подожди в комнате минуту. Мне надо зубы почистить.

— Окей, — киваю и, проводив тяжёлым взглядом её до двери в ванную комнату, понуро шагаю в её спальню. Мой взгляд машинально падает на настольные электронные часы. Почти десять утра. Я успел побывать в универе, узнать у старосты причину отсутствия своей зазнобы, и приехать к ней под дверь. А так же купить пакет фруктов для неё.

Я ставлю его на письменный стол, а сам замираю напротив кровати. Скомканное одеяло и помятая простынь. Я не решаюсь сесть на ней в своих уличных штанах, и поэтому плетусь в сторону окна. Смотрю на мелких людишек сверху и пытаюсь угомонить скромное ликование в груди от того, что она меня впустила.

Возможно, ещё не всё потеряно?..

Я пытался взять себя в руки. Собраться с мыслями и не наломать ещё больше дров. Нужно быть сдержаннее. Нужно учитывать свою вину и её состояние. Её растерянность.

Блять, да я диву давался с того, что стал таким осторожным! Таким… сдержанным. С ней. Она вытягивает из меня кого-то, о ком я раньше и не подозревал.

Я даже вздрогнул, когда за спиной услышал тихое откашливание. Развернулся, перехватывая взгляд карих глаз, и громко сглотнул вязкую слюну.

— Ты как? — спросил у Лиды, не решаясь сделать к ней ни единого шага. Не сдвинулся ни на миллиметр, словно мои ноги вросли в этот пол.

— Так себе, — прошептала, морща носик и прижимаясь виском к дверному проёму.

— Я тут тебе… фрукты привёз. Витамины, — несу весь этот бред, заполняя неловкую паузу.

— Спасибо, — отводит от меня взгляд, устремляя его на бумажный пакет с фруктами на столе, — ты… — снова смотрит на меня, — завтракал?

Глава 42

Макс

Пожалуй, это был самый напряжённый разговор с девушкой за всю мою жизнь. И, если бы эта малышка мне не нужная была, я бы и не напрягался. Я виноват перед ней. И Осина имела полное право на меня злиться. Я был готов к тому, что мне, возможно, придётся ползать у неё в ногах. Но что-то мне подсказывало, что ей это не нужно.

Эта была вторая кружка чая. Я намеревался просить третью. Я не собирался уходить.

Я соскучился. Снова и снова я ловил себя на мысли, что мне хватает пары дней, чтобы истосковаться. Я попал. Крепко так. Увяз. По самые уши.

Смотрел на то, как она помешивает ложкой, растворяя сахар в кружке, и чувствовал, как мои мальцы неосознанно повторяют за ней это движение. Болезнь.

— Лид, — тихо произнёс её имя, склонив головой набок.

— М? — она не отрывала взгляд от своей руки, помешивающей горячий чай.

— Просто скажи, — я почти давился собственными словами, — у меня есть шанс? На твоё прощение?

Она молчала. Опустив глаза, кусала губы. Её рука замерла. Как и моё дыхание.

— Не молчи, пожалуйста.

— Ты понимаешь, что я теперь не смогу тебе доверять, Макс? — наконец, она посмотрела на меня.

— Я понимаю. Лид, я понимаю. Я всё расскажу тебе. Всё до мельчайших подробностей. Каждую деталь…

— И я должна буду поверить тебе на слово? Ты понимаешь, как это будет сложно? Сейчас?