Дурная кровь (редакция 2003 г)

Твоя Лилит».

Если первые строки и разбудили во мне желание, то концовка письма заставила хорошенько задуматься и умерить свой пыл. Неужели Денис прав, и Верочка настолько предсказуема? Ведь действительно все складывается в единую картину: полночь, кладбище – темное и опасное, прямо слово в слово. Нет, такой расклад меня совершенно не возбуждает. «Будь осторожен». И еще, что за Лилит такая? Может, Лолита? Тогда еще, куда ни шло.

Я приготовил себе гречневую кашу и, сев за стол, взял письмо, чтобы перечитать его еще раз. Дойдя до «раздвинь мои губы», я пожалел, что рядом нет Веры (я бы раздвинул ей губы, причем обе пары), но, уткнувшись в «кладбище», в который раз призадумался. В конце концов, не будем же мы с Верой заниматься этим прямо там? То есть, это же нереально. В лифте, в кинотеатре – еще ладно. Но на кладбище? Среди могил?

К тому же, сейчас осень на дворе, и погода совершенно не располагает к таким забавам. Поэтому кладбище наверняка лишь прелюдия для создания, так сказать, атмосферы. Потом мы отправимся куда-нибудь в теплое местечко, где и сделаем то, о чем говорилось в записке.

Подобное развитие событий и особенно финал меня вполне устраивали. Только я прекрасно знал, что легко и просто с Верой никогда не бывает. У нее всегда что-то на уме, и для пущей верности мне следовало бы связаться с Дёней и попросить у него совета.

Связаться? Но как? Через Толика это сделать довольно сложно: дома он практически не бывает, номера его сотового я не знаю. Да и портить Верин сюрприз, в котором, как явно вытекало из письма, третий лишний, было бы глупо.

Промаявшись с этими тревожными мыслями до вечера, я все же сделал часть заданных уроков, в перерыве между просмотром MTV, и даже немного прибрался в квартире. В половину одиннадцатого я окончательно определился. Одевшись в старые джинсы, рубашку, джемпер и потертую темно-зеленую фланелевую куртку, я с нетерпением вышел из дома. На улице уже стемнело, вдалеке одиноко гудели машины, из чьего-то окна доносился плач ребенка. Осень холодным и влажным дыханием лизнула меня в лицо – я чихнул и поправил шарф. Прохладно.

До места встречи, было двадцать минут ходьбы по темным и опасным переулкам или около получаса – по центральной хорошо освещенной улице. Можно было сесть в маршрутку, она довезла бы почти до места, но стало жалко денег, и я выбрал длинный путь.

Разросшийся комплекс капитальных гаражей полностью закрывал собой кладбище. Он утопал в облысевших ветвистых деревьях, верхушки которых чернели в пасмурном ночном небе. Сделав несколько шагов вперед, я в нерешительности остановился. Справа от меня стоял покосившийся деревянный забор, за ним высился кран, покинутый экскаватор, и горы керамзита. Слева – охраняемая территория с железной двухметровой оградой и колючей проволокой. Я находился метрах в пятидесяти от жилых домов, огни которых еще можно было разглядеть, если повернуть голову вбок или развернуться спиной к кладбищу.

Стало жутковато, но немного успокаивало то, что где-то рядом были люди. Ведь наверняка, какой-нибудь водитель засиделся в своем гараже, а на охраняемой территории есть вооруженный сторож. Само кладбище тоже вряд ли пустует. Наверняка там бомжи, какие-нибудь сатанисты или просто бесстрашный люд, который любит втихаря пощекотать себе нервы. Да уж… в таком случае лучше блуждать в одиночестве. Невольно вспомнились слова Дениса «…или вообще в живых тебя не будет».

Я дошел до гаражей и повернул налево, идя вдоль железнодорожной линии. Вскоре постройки закончились, и показалось кладбище. Оно находилось среди деревьев, метрах в двадцати от меня. Осталось пройти высоченную, по грудь, мокрую траву, и я на месте. Единственное освещение – желтые и белые фонари возле охраняемой территории позади меня. Что дальше?

Одинокий ветер покачивал ветви деревьев с редкой листвой, отчего те скрипели и стонали. Сверчки исполняли свои ночные серенады. От любого подозрительного шороха сердце рвалось наружу. Но обидно было уходить ни с чем, и я ступил на кладбищенскую землю.

Перед тем как войти в траву, я огляделся. Глаза, за тридцать (или сколько там) минут привыкшие к полумраку, выхватывали из пустоты мутные образы: покосившиеся деревянные и металлические кресты, пеньки спиленных деревьев, которые походили на злобных псов, недостроенные гаражи из белого кирпича. Хуже всего дело обстояло с березами, которые здесь росли в большом количестве – их ветви были неразличимы в темноте, зато стволы казались человеческими силуэтами. Мутные образы расплывались во мраке, а у меня, как назло, хватало фантазии представить, что это кто-то крадется ко мне, да к тому же стонет и подвывает на ходу. Ё-моё, Вера! Где ты?

И тогда я увидел.

Слева, возле усеченной пирамидки военной могилы, сразу за кустами полыни ярко вспыхнул и заполыхал деревянный крест. Несмотря на всю сырость и промозглость, он горел ярко. На душе полегчало. Скорее всего, там меня ждет Вера! Добежав до креста, я остановился в нескольких метрах от него и закричал, что есть сил:

ВЕРА, Я ЗДЕСЬ!!!

Даже сверчки на мгновение замолчали, а деревья обратили на меня внимание. Я испугался собственного голоса, но было поздно. Теперь не только Вера знает, что «я здесь». Стало хуже, чем прежде. Пересохло во рту. Хотелось плюнуть на все и убежать из этого жуткого места прочь, но не моглось – я стоял, как вкопанный.

С трудом взяв себя в руки, я унял начинающуюся в коленках дрожь и внимательно осмотрелся. Рядом со мной, за острой оградкой, возвышалась мраморная плита, у подножья которой горела свеча. Я открыл калитку и прошел внутрь. На скамейке стояла бутылка с прикрепленной к ней запиской. Поднеся к ней зажигалку, я прочитал:

«По крестам вороны скачут,

Мальчик хочет, мальчик плачет,

Никого он не найдет,

Как заплачет, так умрет!»

Тварь! Почему она издевается надо мной? Обидно до жути – я приперся сюда ради нее, можно сказать, жизнью рисковал, думал хоть что-то получу взамен, а тут такое наплевательское отношение.

Твою мать! Я увидел, что написано на надгробии:

ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ СЫРОМЯТОВ

26.02.1982 – 23.10.2000

Мое имя, день моего рождения и дата смерти – сегодняшнее число. Сколько можно терпеть такие надругательства над собой? Схватив в руки бутылку, я со злости хотел разбить ее о могилу, но во время заметил еще одну надпись на самой этикетке:

«Чтобы стало веселее,

Захвати с собою зелье,

И испей его скорее,

Чтобы ночь была больнее».

На глаза наворачивались слезы. Эта Верочка – сука! Что она вытворяет?! Нет, не зря мне советовали от нее избавиться.

Содержимое бутылки пахло водкой. На свой страх и риск я глотнул из горла и сморщился. На самом деле водка. Причем не очень-то качественная, судя по резкому привкусу. Ничего, поди, стерплю. Обтирая рукавом губы, я громко закашлялся и потому не сразу услышал шорох позади меня. Резко обернувшись, я прислушался.

С минуту не раздавалось никаких подозрительных шумов, а потом за высокой мраморной плитой, в кустах раздался треск, и кто-то, ломая ветки, устремился ко мне. Разум отключился, и мной полностью завладел панический ужас.

Рванувшись за пределы могилы, я поскользнулся и упал в лужу, чуть было не напоровшись на оградку. Боясь даже оглянуться, я вскочил на ноги и ринулся в высокую траву. Достигнув рельсов, я споткнулся о них и рухнул наземь, больно ударившись локтем. Судя по запаху, я забрызгал себя водкой, но бутылку не разбил. Поднявшись опять, я пулей вылетел с территории кладбища и бежал до самой остановки. На мое счастье, к ней как раз подъезжала совершенно пустая маршрутка.