Дурная

– Да я в первый раз эту дуру облезлую вижу, – взвизгнула девица. – А ну говори, какого фига вы меня подставляете. Чего молчишь? Немая что ли?

– Дак немая, – поддакнула консьержка. – Видишь, милок, знакома твоя зазноба с нянькой сына то сваво.

– Дурдом, – в глазах мужика мелькнуло веселье. – Ну ребенок и ребенок. Чего скрывать то было, Чуча? Не сифилис же. А дети это цветы жизни. Ничего не имею против. Тем более, что у меня с этим… Ну…

Вот бывают же нормальные мужики. Чужих детей готовы принять, а этот мерзавец Боярцев своего отталкивает. При мысли о Лешке у меня в груди словно воздушный пузырь раздулся. Аж дышать трудно стало. Как он там? Я вздохнула и посмотрела на бабку, у которой челюсть вставная вот-вот готова была выпасть из отвисшей пасти.

– Барбосик, да нет у меня ребенка, клянусь. Ну что сделать, чтобы доказать? – снова всхлипнула красавица, пошатнувшись на метровых каблучищах. – Но, я тебя так люблю… Вот на все готова. Даже родить тебе, если нужно.

Этим мы и займемся, прямо сейчас в лимузине, – хмыкнул мужик, нежно приобнял свою фемину за талию и повел к тяжелым дверям. Амбалы тенью скользнули за хозяином. Очень слаженно и тихо для своего телосложения.

– А мальчишку черту этому безрогому оставила?! – вредно проорала бабка вслед удаляющейся компании. – Вот они, современные кукушки. Нет, ну ты подумай. Поди за шубой новой этот бородавочник поволок поганку, ну сначала естественно того – этого. Понятно все, любовь что ли там думаешь взаправдашная? Фигушки, что там желать то можно? Сало в костюме за сто тыщ? Вишь, детей своих на что меняют. Эх. Ты за постреленком? – наконец повернулась ко мне бравая охранница.

Я кивнула и глаза вылупила, стараясь понять, как вести себя.

– Так нету его. Барин то с самого сранья увез мальца не знаю куда. Выпер на руках в одеяло завернутого. Живой ли был дитенок? Макарка то уж больно вспыльчив. Модельки евошные бегут из партаментов то толпами, роняя лабутены. А тут дите неразумное. Приложил, может, мальца, с него то станется поди с узурпатора. Я ему, здрасти Макар Федорыч, чуть не в землю поклон вдарила. А он так зыркнул, я малясь панталоны не попортила. Уууу, змий.

Мне показалось, что меня перевернули дурной головой вниз и со всей силы шарахнули ею о пол из мрамора.

– Мальчик тут был? – спросила я ошарашенно, совсем забыв о своей немоте.

– Так ты говорить умеешь? – прищурилась божий одуван, заставив меня поежится. Взгляд у бабки сейчас был как у НКВДшницы, ведущей на расстрел врага народа. – Смотри, прям день чудес сегодня, одна непорочность восстановила, другой прозрел, ты вон балакать начала. А может вы все тут просто мне бдительность усыпляете? Жулье. Ограбить хотите благодетеля нашего, Макарушку Федорыча? Ах, ты сколопендра, – взвыла горгона и схватив паровую швабру, до этого мирно стоящую в углу, стала наступать на меня, размахивая тяжелым инвентарем словно шашкой.

– Вы ж сказали, что он змий, – пробухтела я, сдув с лица выбившуюся прядь.

– А ты слухастая больно, – заорала бабка, сделав выпад, как заправский мушкетер. Ей бы не подъезды, а врата в преисподнюю охранять. Трехглавый пес в сравнении с бабулей щенок неразумный. – Убью.

Я и удара то не почувствовала, просто искры из глаза подбитого посыпались, да пол вдруг стал к моему лицу ближе, чем украшенный фресками потолок, в который я уставилась, не успевшим еще заплыть, оком.

– Восхитительно, – словно с небес разлился насмешливый бас, в котором я услышала нотки злости и раздражения. Черт, это не всевышний. Это же змий, которого вот именно сейчас мне вдруг захотелось растерзать. – Я сражен наповал и слегка ошеломлен. Даже не думал, что в нашей парадной такие батальные сцены можно увидеть. Можно было бы снимать блокбастер «Бессмертная мумия против женщины – ламы», вы бы сняли кассу, которая аватару не снилась. Клянусь.

– Я вас убью, – прошептала я непослушными губами.

– Это вряд ли, тебя вон ровесница Розы Люксембург ушатала с одного удара. А я гораздо крепче, – Боярцев вдруг склонился ко мне так близко, что я почувствовала запах одеколона от известного японского парфюмера, от которого схожу с ума очень давно. И аромат мыла, жвачки, а еще, чего – то неуловимо сладкого. – Эй, ты смотри не отдуплись. У меня разговор есть к тебе. Точнее предложение.

– Где Лешка? – собрав последние силы выдохнула я. – Если с ним что-то случилось, я тебя…

– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. Даже искать собрался, а ты сама приползла. На ловца, как говорится… Слушай, выходи за меня замуж, – вдруг ни с того не с сего рявкнул в мое заложенное от удара об пол, ухо, этот чертов змий. Да нет, ослышалась я. Слишком сильно башкой об мрамор ухайдакалась, вот и мучаюсь галлюцинациями слуховыми. – Эй, ты чего, ау? Читай по губам. Выбора то нет у тебя все равно особого. Я же ведь могу превратить твою жизнь в ад. Веришь? Скажу, что ты у меня сперла деньги, много. А консьержка подтвердит. Ты же здесь трешься безвылазно. А согласишься, в шоколаде будешь.

– Подтвердю, подтвердю, – закивала проклятая бабка. – И девка та, на которую эта кудрявая овца напраслину навела, тоже подтвердит. А что, Макар Федорыч, много сперла то эта бандитка? Я сразу поняла, что она тут трется не просто так. У, шаболда, – замахнулась на меня снова шваброй старушенция.

– Очень много. Не унести.

– Но, это же не правда, – прошептала я. – Я не взяла нитки чужой. Ни разу в жизни. Нет, это какой-то сюр. Просто галлюцинации. Точно. Я просто без сознания сейчас, вот и мерещится.

– А как думаешь, кому поверят? Мне – известному меценату и миляге парню? Или дуре нищей, воровке и прощелыге? Еще и мальчика вплела в свою схему, – прищурился мерзавец. – Так что?

– Ла-ла-ла, – запела, зажав уши пальцами. Господи, пусть пройдет это безумие скорее.

– Хорош голосить. Весь дом пребаламутила. А нам сейчас не нужно внимание излишнее, – зарычал глюк.

– Уйди, галлюцинация, сгинь, – рявкнула я, вскочила на ватные ноги, оттолкнула от себя каменное тело чертова подонка, явно надо мной насмехающегося и ломанулась к выходу из подъезда. Макар не ожидал от меня такой прыти, потому отлетел, не успев сгруппироваться и грохнулся на начищенный до блеска паровой шваброй, пол.

– Стой, дурная, я ж все равно тебя найду, – ударил меня в спину мужской крик, как раз тогда, когда я ослепнув от ярости, обиды и определенно от дурости, спровоцированной закрытой черепно-мозговой травмой выскочила на проезжую часть и запетляла между ошалевши сигналящими машинами, скрипящими тормозами и шинами по асфальту. Явно сегодня меня вел сиятельный Вицлипуцли, или какой-нибудь другой божок, благоволящий к идиотинам. Я все таки смогла пересечь дорогу, и запетляв словно заяц, бросилась в первую встреченную мной подворотню, успев услышать за своей спиной глухой удар и вопль поганца Боярцева. Только не оглядываться.

Макар Боярцев

Мальчишка оказался страшно легким. Не проснулся даже, когда я вытащил его из машины, только что – то промычал и продолжил мазать слюнями свой потрепанный рюкзачок, который использовал вместо подушки. Сердце снова кольнула болезненная жалость. Ненормальное, не присущее мне чувство. Чертова Ларка, даже свалив с этой грешной планеты не оставила меня в покое, превратив меня в глазах всех в вонючее парнокопытное.

Лифт, который я отреставрировал лично, ввалив в него столько денег, что можно было бы перестроить высотку, выплюнул меня в любимую прихожую. Расписанные вручную известным художником стены, сегодня у меня вызвали глухое раздражение, а не обычную тихую гордость. Странно, я вроде выключил свет, когда уходил днем. Но сейчас стенные бра светились тусклым светом, от чего нарисованные на стенах известные музыканты, давно покинувшие наш мир, казались зловещими. Особенно Фредди Меркюри, фирменно улыбающийся из-под усов. Черт. Я же для себя все делал до сегодняшнего дня. Только для себя.