Дурнушка для мажора, или Уроки соблазнения
Шрифт:
Артур вдруг делает большой шаг вперёд и разворачивается лицом ко мне.
— Варь, я жутко себе завидую. Со мной сегодня единственная девушка, ради которой я готов бить морды и терпеть пощёчины. Ты уникальная.
Его открытый взгляд приободряет, вселяя недостающую уверенность в себе. Я видела своё отражение, мне безумно понравился подобранный стилистом образ, но всё равно немного нервничаю, оказавшись вдруг в центре внимания. Наше появление вызывает повышенный интерес как минимум у двух присутствующих на выставке дам.
Лия Сергеевна стоит рядом с Тианой и сразу же покровительственно сжимает её кисть. Что ж, надежды
Артур уверенно ведёт меня к своей матери. Цепляю на лицо улыбку, но чувство такое, будто иду на казнь.
— Ты, как всегда, обворожительна, — Непринуждённо целует её руку и сразу же демонстративно переплетает наши пальцы.
— Льстец, — сухо отвечает Лия. Аж стеклом в ушах царапает.
Артур словно намеренно не замечает Тиану, Лия Сергеевна точно так же игнорирует меня.
— Мама, Тиана, — обращается он к ним после короткого вздоха. — С Варей вы уже знакомы и вижу, что выводы сделали правильные. Это мой выбор, моя женщина. От вас я жду соответствующего к ней отношения. А теперь прошу нас извинить, здесь становится душно.
Это прозвучало… жёстко. Я и забыла, каким он может быть категоричным.
Постепенно скованность отпускает. Мы увлечённо обсуждаем снимки, особое внимание Вяземский уделяет детям. Меня это приводит в полный восторг! В мыслях-то я по классике уже представляю нашу семейную жизнь и пару очаровательных карапузов, скачущих с самого утра по квартире. Касаюсь кистью его мизинца и улыбаюсь, размышляя о том, что всё так и будет. Обязательно.
— Мне кажется, монохромные кадры более живые, — искренне восхищаюсь глубиной эмоций на морщинистом лице с фотопортрета. — Они оставляют больше места воображению, правда?
— Угу, — невнятно соглашается Артур.
— Смотри, две одинаковые: в цвете и чёрно-белая. Тебе какая больше нравится?
Мне остаётся только гадать, что в стоящей слева компании так привлекло внимание Вяземского.
— Обе, — отвечает он, после непродолжительной паузы. На снимки даже не глянул…
Я присматриваюсь к спутнице нашего мэра, чувствуя неприятный холодок в груди. У девушки слишком яркая, запоминающаяся внешность, чтобы ошибиться. Тот же хищный профиль, та же кривая скучающая улыбка. Далеко не красавица в привычном понимании, но уверенность в себе от неё исходит убойная…
Моё сердце противно ускоряется.
Да нет же… Всё в прошлом.
Или?..
Я, для примера, даже не в курсе бродит ли рядом Рафанов. Как кивнули друг другу недавно, так сразу и вылетело из головы.
Не интересуюсь. Не ищу его глазами. Так правильно.
А с Артуром что?
— Твоя бывшая? — спрашиваю негромко. Сперва мелькнула мысль вовсе не показывать вида, как меня зацепило то, что Вяземский в принципе посмотрел на другую. Только расслабилась, поверила в себя и вот опять! Но ведь чем старательнее закрываешь глаза на обидные вещи, тем чаще они потом происходят.
— Тебе об этом переживать не стоит, — спокойно произносит Артур. В его голосе многовато металла, чтобы сойти за равнодушие. — Хочешь, уедем отсюда?
Зубы против воли сжимаются до боли и тихого скрипа. Она прямо сейчас смотрит на него, зараза. Ника эта. Дерзко. В открытую. Глаз не сводит.
— Всё хорошо. Не бери в голову, — отзываюсь переборов себя. Напоминаю себе, каким он счастливым выглядел
утром. А с ней что? Было бы желание, давно бы поманил. Так ведь? — Я отойду на минутку, — улыбаюсь даже.Не будь Лия такой снобкой, одобрила бы. Наверное.
Я поворачиваюсь и ухожу в дамскую комнату. Очень вовремя, меня трясёт всю. Успокоюсь, тогда обсудим. А пустые приступы ревности мужчин утомляют. Я буду умнее.
Однако Вяземского, когда я возвращаюсь в выставочный зал, нигде не видно.
Ни его, ни Вероники этой.
Душа, с трудом склеенная аутотренингом, тут же в клочья рвётся. Не получается делать вид, что всё в порядке! Я просто не готова к такому повороту.
Оставаться здесь выше моих сил. На эмоциях уезжаю. Жду, конечно, что он кинется меня искать, хотя бы позвонит узнать, куда пропала. Увы. Волк-одиночка никогда не превратится в ягнёнка.
За полчаса ни звонка, ни весточки.
Глава 49
Артур
— Не ожидала, что ты придёшь.
Голос Вероники взрывает тишину так называемой оранжереи, где выставлены образцы ботанической живописи. Я знал, что она за мной последует. Понял по глазам, если хотите. Всегда безошибочно чувствовал, когда женщине от меня что-то надо. Интуиция не подвела и в этот раз. Не хотелось бы выяснять при Варе, но как минимум интересно услышать, что изменилось? Ника давно перестала искать со мной встреч. Подозрительно резко, я бы сказал.
— Что тебе нужно? У меня мало времени.
Мой равнодушный тон парализует её на целое мгновение. Небольшая цена, если это поможет отсечь ненужное предисловие.
— Боишься, твоя новая девочка не поймёт?
— Бояться нормально, когда дорожишь отношениями.
— Значит, мне не показалось?
— Что именно?
— Ты смотришь на неё иначе чем на других. Мне столько тепла в твоих глазах не досталось. А я ведь была уверена, что ты в принципе на чувства неспособен. Оказывается, это не так. Просто у заурядной студентки из провинции изначально не было шансов…
— Ты правда думаешь, что дело только в том, откуда ты?
— Артур, мы давно уже не глупые наивные студенты. У меня за плечами брак без любви и развод. У тебя, полагаю, тоже дерьма хватает. Давай смотреть правде в глаза — абы кому не стать частью твоей империи. Я не в укор. Золушка из меня никакущая. Так, обычная самозванка, каких тысячи, но зато с внушительным ценником. Мне просто не повезло родиться в благополучной семье.
Мы не виделись… Давно. Я запретил себе считать дни, так и не смог смириться, что это конец. А будущего у нас действительно не было. Но сейчас: поникшая плечами, без привычного налёта фальши, Ника выглядит почти трогательно. Пусть сердце к ней остыло, но всё ещё ёкает грудная клетка.
Я открываю и тут же закрываю рот, проглатывая всю ту чушь, которую скармливал нам годами, чтобы иметь возможность, возможно, впервые быть до конца честным.
— Думаешь, мне есть чем гордиться? Родиться в семье, как моя, удача немыслимая, но и бессилие. Это со сверстниками я строил из себя Бога, пытаясь компенсировать угробленную в ноль самооценку. Потому что дома нужно было подчиняться. Дома у меня исчезало право вообще что-то решать. Не буквально, но на уровне рефлексов: если не хочешь потерять привилегии — нужно прогнуться.