Душа и взгляд. Баллады в прозе

или по крайней мере не претерпел такие существенные изменения, после которых никто, в том числе и родной сын, его не смогли бы уже узнать, —

стало быть, даже то, что зримо лишь в «очах души», как сказал молодой Гамлет, подвержено разрушению, —

и здесь мы видим удивительное совпадение двух величайших гениев человечества: Будды и Шекспира.

5. Явление Командора

Когда людям, связанным самыми тесными отношениями – а это, как правило, супружеские узы – вдруг становится по существу нечего сказать друг другу, и они вынуждены разойтись, как в море корабли – потому что лучшего сравнения здесь и быть не может: настолько любой человек по природе своей вечный путешественник, тогда как любовь и брак невольно делают его на неопределенное время оседлым жителем, —

итак, когда засидевшемся у домашнего очага путникам – а точнее, пока одному из них— пора опять отправляться в путь, то есть съезжать с общей квартиры и искать новых друзей и приятелей, новых соседей, а главное, новых партнеров, великий Режиссер – назовем так простоты ради Нерукотворный Ход Вещей – посылает им нередко последний и сугубо трагический акт жизненной драмы, —

этот акт заключается обычно в тяжелой и неизлечимой болезни одного из них: либо того, кто уходит, либо того, кто остается, —

и тогда никто из них двоих, согласно первозданным законам человеческого бытия, не может уклониться от участия в этом акте: ни тот, кто страдает, ни тот, кто сострадает, —

и хотя оба действующих лица за время заботы и ухода успевают сблизиться по-человечески так пронзительно-крепко, как, пожалуй, не могли они сблизиться прежде в расцвете сил и будучи в самом тесном (супружеском) родстве, —

хотя оба они, подобно кротким овцам, ищущим приюта во время страшной грозы под одиноким деревом в поле, жмутся друг к другу, предугадывая близкое явление Командора с большой буквы, который, правда, придет подать свою холодную каменную руку сначала только одному из них, но слишком уж явственно, что точно такое же пожатие каменной десницы ожидает и другого, пусть и несколько позже, —

итак, даже перед лицом этой трогательной и как будто предельной для этих двух людей демонстрации их глубинной человечности, точно по закону какого-то таинственного, великого и предвечного контраста – один из краеугольных камней, кстати, любой художественной композиции! – тот самый главный Режиссер запускает на сцену не Любовь с большой буквы, не Всепрощение с большой буквы, и даже не Сострадание с большой буквы – а ведь Он мог бы это сделать, если бы захотел – но именно безжалостную статую Командора, то есть голую, беспощадную и всем своим видом призывающую «оставить любые надежды» Смерть с большой буквы, —

и вот тогда некоторая страшная, сквозная и неизбывная потерянность появляется в глазах того и другого – я наблюдал это уже дважды на собственном опыте, —

и только вера в Высшее, то есть в то, что смерть есть не больше и не меньше как Великий Трансформатор, —

да, только она способна выпить из глаз эту чудовищную потерянность и безнадежность, —

а время, что, как принято считать, лечит все душевные раны… ничего подобного, друзья мои! не верьте этому! оно их в лучшем случае лишь грубо зарубцовывает и загоняет вовнутрь: в сердцевину души, где они болят и ноют субтильней, потому что духовней, —

вообще же, сердобольное человеческое сердце не в силах было бы организовать подобный грандиозный космический спектакль: поистине, он не от мира сего, —

что же до участников его, то вам простой и абсолютно надежный критерий разделения их на главных и второстепенных героев: у последних вышеописанная потерянность в глазах не исчезает до последней минуты, —

и я все бы отдал, чтобы, когда придет мой час – и, разумеется, не по причинам актерского тщеславия – не оказаться в их числе.

6. Притча о дареном коне

Иные смертельные заболевания или несчастные случаи настолько тяжелы и трагичны, что уже просто попытка отыскать в них какие бы то ни было «высшие» причины приводит к обратным результатам: является депрессия такого масштаба, что лучше оставить все как есть, —

да, иная жизненная развязка напоминает занозу, коснувшуюся самого сердца, —

и тогда желание увидеть в ней волю господнюю или хотя бы мало-мальски справедливый кармический приговор начинает нестерпимо раздражать: так при кладбищенском отпевании могут раздражать слова пастора в противоположность величественному равнодушию окружающей природы, которое почему-то никогда не раздражает, —

и вроде бы осознаешь, что нет в мире более глубокого объяснения свершившемуся, и что с объяснением все-таки лучше жить, чем без него, потому что сама сокровенная природа души ищет «высшего» объяснения и конечно же находит его… но откуда же тогда боль и раздражение? неужели же нужно было действительно оставить все как есть и не доискиваться до «последних вещей»? как будто бы так, —

ведь не исключено, что в бытии одновременно задействованы исключающие друг друга факторы: в данном случае воля господня, кармический приговор и случай, но, поскольку соотношение их нам не дано даже приблизительно постигнуть, приходится безмолвствовать, —

что и делает, кстати говоря, окружающая природа, —

и оглушительное это безмолвствование похоже как на первую реакцию после обнаружение неверности супруга, в которого вы верили как в самого себя, так и на предчувствие взаимного объяснения в большой любви, —

и все-таки, если как следует взвесить обе (противоположные) составные вашего пронзительного безмолвствования, то вторая и светлая его субстанция немного будет перевешивать первую и темную: это и есть тонкий, но решающий намек на то, что жизнь, несмотря ни на что, есть все-таки великий дар, —

а дареному коню, как известно, в зубы не смотрят, —

хотя взгляд человека, если ему подарили хромую, скажем лошадь, —

читай в переносном смысле: сделали подарок, который ему, что называется, «даром не нужен», —

этот взгляд, может статься, побудит вас взглянуть на дело совершенно с другой стороны.

7. Вечные гладиаторы

Наблюдая, как хулиганы избивают мальчишку, а мальчишка бьет палкой собаку, как собака задирает кошку, а кошка хватает птичку, как птичка проглатывает жука, и только жук мирно поедает листок, —

да, в который раз став свидетелем того, что в природе, несмотря на ее первобытную красоту и образцовую для нас, людей, гармонию, нет по сути ничего кроме борьбы за выживание, —

причем воистину борьбы не на жизнь, а на смерть, да еще продолжающейся ровно столько, сколько отпущено жизни тому или иному живому существу, —

итак, засвидетельствовав в который раз сей вечно повторяющийся спектакль, мы поневоле вспоминаем о главной заповеди Будды, гласящей, что именно страдание и смерть, поистине безраздельно царящие на земле, призваны вызвать инстинктивное и безграничное сочувствие в человеческом сердце.