Душа из света и дождя

– Я могу вам чем-то помочь? – раздался сонный голос.

Вздрогнув, я тут же успокоилась: из смежной комнаты вышла женщина в униформе лекарского дома. Очень красивая блондинка средних лет, наверное, какая-нибудь дежурная лекарка. На ее лице читалась усталость. Должно быть, она на суточной смене. Хотя вблизи женщина показалась мне смутно знакомой. За две недели я видела столько народу, что в этом не было ничего необычного, если бы не крепко засевшая в голове мысль, что я видела ее еще в прошлой жизни – без Школы Темных, Даркхолда и, разумеется, лекарского дома.

Наверное, у меня на лице отразился весь спектр чувств, потому что лекарка устало улыбнулась и сказала:

– Ты Коралина, да? Я так и думала, что ты зайдешь. Все в порядке?

– Да, я…

Что? Шла за странной тенью? Следовала за голосами в голове?

– Мне не спалось, я решила пройтись. Как он?

– Сложно сказать. По большей части спит. Ожоги постепенно пройдут, но сейчас боль такая, что может убить. И крылья… у нас, увы, мало опыта с такими особенностями, чтобы понять, что чувствует человек с сожженными крыльями. Но из тех крох информации мы сделали вывод, что пока ему лучше спать.

– Но он выживет?

– Я не знаю, Коралина. Светлая магия – это то, в чем никто из нас не разбирается. Да мы и не хотели разбираться. Были заняты переделом мира.

– Разве лекари не владеют светлой магией? – нахмурилась я.

– О, нет, я не лекарь. Я всего лишь помогаю здесь. Кейман требует, чтобы рядом с Даркхолдом постоянно кто-то находился. На случай, если он очнется. Мы не знаем, как сильно он травмирован эмоционально и насколько его испугает резкая смена обстановки.

Украдкой, кончиками пальцев, я потерла запястья. Там еще виднелись слабые следы серебряных цепей. Последнее, что Дарк успел сделать перед тем, как отключиться – разорвал их. И для хорошего человека это наверняка стало бы причиной прощения. А я не могла. Смотрела на него, сердце сжималось от жалости, а в легких не хватало воздуха от злости.

Даркхолд и только он был виновен в том, что случилось. Если бы не его игра, не его безумие…

Что? Я осталась бы во Фригхейме, никогда не встретилась бы с Гидеоном и не услышала слов, которые не дают спать ночами. Никогда не попала бы в Штормхолд и не оказалась здесь с обожженными руками и полным непониманием, как дальше жить.

– Ты злишься, – грустно улыбнулась женщина.

– Это тоже причина, по которой вас поставили дежурить? На случай, если я буду злиться настолько, чтобы причинить ему вред?

– Нет, что ты. Никто не думает, что ты способна причинить ему вред. Но помимо тебя есть и другие.

Я скосила глаза на ее руки, пытаясь понять, какие крупицы она носит и какой магией обладает, но тонкие запястья женщины были абсолютно пусты. Мы долго молчали, в абсолютной тишине палаты.

– Я злюсь. Но я хочу, чтобы он выжил.

Повинуясь порыву, я протянула руку к Даркхолду. Женщина хотела было остановить, но почему-то передумала, и ее рука замерла на полпути к моей. Пришлось встать на цыпочки, чтобы прикоснуться к обугленным крыльям. В первые мгновения они показались ужасно холодными, невольно напомнив сны о девушке в ледяной расщелине. А потом там, где я прикоснулась, зародилось тепло.

Едва уловимое, осторожное, но благодаря темноте палаты все же различимое: мягкий, окутывающий руку и крылья, свет. Словно зачарованная, я наблюдала, как обожженные участки светлеют, а перепонки медленно, но восстанавливаются.

– Ого… – произнесла женщина у меня за спиной. – Кейман говорил, что ты многое можешь, но сказал…

Мир пошатнулся. Я охнула и отдернула руку, не устояла на ногах и упала бы, если бы женщина меня не подхватила.

– Тебе надо прилечь.

– Еще немного…

Показалось, ожоги на спине стали меньше. Или просто погас тот слабый свет, обнажавший жуткие увечья?

– Нет, Коралина, если ты себе навредишь, меня убьют! Идем, я тебя провожу и сделаю сладкий чай.

– Я в порядке, я дойду. Вы ведь должны быть с Дарком…

– Я имею право отлучаться. Не спорь.

На самом деле, я отказывалась из глупой вежливости, я вряд ли дошла бы сама. Руки дрожали от слабости и единственное, чего мне хотелось – это прилечь. Вопросов к магии внутри все больше. Почему она действует без крупиц? И почему так выматывает.

Опираясь на руку женщины, я добрела до палаты и с облегчением легла в постель. Сердце билось, как сумасшедшее, пропуская удары. От любой смены положения унявшееся было головокружение начиналось с новой силой. Спустя несколько минут к губам прижали чашку с теплым сладким чаем. Стало чуть легче, но накатила ужасная слабость. Глаза буквально закрывались, и остаток сил уходил на то, чтобы не засыпать. Хотя почему бы не расслабиться и не отдаться во власть сна, я сказать не могла.

– Не нужно жертвовать здоровьем ради него.

– Я не контролирую силу. Просто не могу смотреть, как ему больно.

Она слабо улыбнулась.

– Кейман убьет меня за эти слова. Но если ты вдруг почувствуешь в себе… чуть больше силы, чем обычно. Я буду…

Слова давались ей с трудом.

– Я буду благодарна, если придешь еще и сделаешь это снова.

– Приду. Я найду силу. Постараюсь.

– Спасибо, что зашла.

Я никогда бы не решилась, если бы тьма снова не привела меня к Даркхолду.

– Можно вопрос?

Она обернулась в дверях.

– Конечно.

– Мы знакомы? Ваше лицо кажется… как будто я вас где-то видела. Но вы ведь не лекарь. Вы были в школе?

– Нет. Я жила во Фригхейме, ты могла видеть меня на мероприятиях с мужем. Можешь звать меня Бриной.

Удивленно распахнув глаза – сон как рукой сняло – я села в изголовье постели.

– Ваше величество?!

– Уже нет. Я больше не королева. К счастью или к сожалению, не знаю. Так что просто Брина.

– Но почему Кейман попросил дежурить именно вас? Простите, я задаю неуместные вопросы.

– Вопрос очень уместный. Кейман попросил меня побыть рядом с Даркхолдом, потому что я его мать. А теперь ложись и спи. На все твои вопросы ответит сам Кейман и, полагаю, уже скоро.

На один точно не ответит.

Почему даже у темного принца есть мать, а у меня – только видения о чужой смерти?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Магия сильно по мне ударила. Я проспала всю ночь, с трудом открыла глаза к перевязкам и процедурам, а затем уснула снова. И лишь к обеду почувствовала себя хотя бы способной поесть. Аппетита не было, но если я оставляла обед нетронутым, лекари ругались, так что пришлось заставить себя съесть пару ложек супа.