Душа-потемки

– Ольга Аркадьевна, спасибо, что помогли нам разобраться, но раз уж вы сами к нам сюда приехали, не поможете ли еще в одном вопросе? Как мы знаем, вы в прошлом долгое время являлись директором Замоскворецкого универмага, – Елистратов крепко прикусил свою «гавану».

– Работала, и не только директрисой, сначала простым товароведом, потом старшим товароведом… Столько лет прошло, а все так ясно… Иногда, когда засыпаю, словно путешествую по тому нашему старому универмагу, – Ольга Аркадьевна вздохнула. – Это я сейчас такая – старая, ленивая, а тогда… энергия ключом… все доставали, абсолютно все… Ни у кого в Москве не было, может, только в ГУМе… в спецсекции, а ко мне поступало. Не для всех, конечно, сами понимаете… Да вы молодые тогда были, молодым все равно, а нам… Ну, конечно, трения возникали с ОБХСС… И тут у вас со мной беседовали, на Петровке… Пару раз. Здесь тоже все сильно изменилось, компьютеры, компьютеры… Тогда без компьютеров умели дела делать.

– Но дело о тройном убийстве сотрудников универмага в июле восьмидесятого года так и осталось нераскрытым, – заметил Гущин.

– Я знала, что вы об этом скажете, – голос Ольги Аркадьевны изменился. – Чего мне только стоило это проклятое дело… Маньяк… как мы боялись тогда, вы не представляете себе, а даже сказать кому-то нельзя было, нам всем велели молчать. Я вечерами перед закрытием собирала всех внизу и – верите, нет, как овец по головам пересчитывала, чтобы уверенной быть, что никто не задержался ни на минуту. Ходили только по двое – в подсобку, в подвал, да и на этажи тоже. В отделы, в секции, их же… убитых на этажах нашли… Ой, как вспомню сейчас… Лида Макарова – товаровед… такая хорошая женщина, муж ее бросил… Уборщица наша Сима… как ее фамилия была… татарка… Касимова, исполнительная, аккуратная. И продавщица мороженого Валентина Грач, эту я хуже знала, она у нас недолго работала, пришла к нам устраиваться, потому что жила рядом с универмагом. Бойкая такая бабешка…

Она говорила, а Елистратов быстро писал в своем блокноте.

– И так почти все лето, август, осень, зиму… ждали все чего-то страшного… повторения? К счастью, ничего не случилось. И все как-то вернулось на круги своя, но уже не так, как прежде. Совсем не так. – Ольга Аркадьевна полезла в сумку и достала сигареты и зажигалку. – Можно курить? Ах да, вы же сами с сигарой, приятно, когда мужчина любит хороший табак. – Она щелкнула зажигалкой, прикурила, затянулась.

– Кого-то конкретно в этих убийствах тогда подозревали? – спросил Гущин.

– Вы это у меня спрашиваете? Вы, милиция?

– Мы ищем всех, кто может хоть что-то вспомнить. Столько лет минуло. Кто из ваших бывших сотрудников мог бы нам помочь?

– Да я и не знаю, все умерли… Я ведь самая молодая тогда была директриса-то… А наши все – Эммануил Адамыч, мой зам, ему тогда уже пятьдесят пять, а в прошлом году, я слышала, рак его сожрал, на Ваганьково в семейной могиле лежит. Гюзель Гейдаровна… ой, сколько нас с ней, бедной, по инстанциям таскали – от исполкома до парткома… Она к сыну уехала, у нее сын нефтяной магнат, они, кажется, сейчас в Дубае постоянно живут. Да она совсем уж старуха… Даже не знаю, кого вам посоветовать. Иногда беру свои старые рабочие телефонные книжки, смотрю – этих нет, тех нет…

– А среди сотрудников универмага какие разговоры тогда ходили, не помните? – спросил Елистратов.

– Какие разговоры… Ну, во-первых, никто не верил, что это кто-то из наших. Понимаете, у нас тогда был женский коллектив, мой зам Эммануил Адамович да экспедитор Сеня Симкович, он тогда еще учился заочно в Институте торговли, студентик, – вот и вся наша мужская половина.

– Этот Симкович, не знаете, где он сейчас?

– Погиб в автокатастрофе буквально на следующий год. Отец ему «Жигули» подарил, ну и… паренек с управлением не справился – где-то в Малаховке, кажется, они там дачу имели.

– Но универмаг посещали десятки, сотни людей.

– Конечно, столько покупателей, такие очереди! Из мужчин у нас были еще рабочие, они у меня тогда хоздвор в порядок приводили, электрик, грузчики. Да их всех проверяли тогда, так проверяли… прямо по списку, я же помню.

«Только вот где этот список, где дело?» – подумала Катя.

– То есть в вашем коллективе тогда были уверены, что убийца – со стороны?

– А это и в вашем коллективе, – внушительно произнесла Ольга Аркадьевна, – были бы уверены, случись что-то подобное тут у вас. Такой ужас, такое зверство… Эти жуткие иголки, которыми он ей все лицо утыкал… А Валентину, продавщицу мороженого, ножом в живот и в шею… Столько крови на ступеньках… Маньяк, ваши тогда искали маньяка, навроде Чикотило… Правда, про Чикотило мы тогда и не слыхали, но все равно. Оттого тогда такой шухер был – и в управлении торговли, и в горкоме… Боялись за Олимпиаду, боялись, что до самого верха информация дойдет.

– А нынешний хозяин универмага – Шеин, кем он работал тогда?

– Боря? Он поначалу протирал штаны в управлении торговли. Делал карьеру управленца среднего звена.

– Но в универмаге вашем он бывал?

– Конечно, с проверками, то есть в составе проверок как секретарь, он же молоденький тогда был совсем. Но связями уже обрастал, и они ему по жизни всегда помогали. В Москве ведь нельзя обойтись без связей. Это сейчас все старые связи пытаются разрушить, выпихнуть нас… наше поколение…

– А еще о чем говорили тогда у вас?

– О том, как этот маньяк сумел уйти, скрыться в ту ночь. – Ольга Аркадьевна потушила сигарету в пепельнице. – Не через двери, потому что они на сигнализации стояли, не через окна, потому что и там сигнализация не сработала, не через подвал, потому что…

– Что, потому что?

– Потому что нижним подвалом мы вообще никогда не пользовались, он был наглухо закрыт и опечатан, и не нами.

– А кем же?

– Из КГБ приезжали и что-то делали внизу. А потом все заперли и опечатали. Там же ветка метро правительственная проходила под нами, и сейчас, наверное… Станция метро наша ближайшая, она же еще при Сталине… там прямой выход из Кремля – две улицы всего нас от Кремля отделяют.

Собственно, на этом допрос закончился. Елистратов галантно проводил Ольгу Аркадьевну в приемную – вместе с адвокатом дожидаться явления сына Иннокентия и любовника Хохлова.

– Высший класс женщина, – крякнул полковник Гущин. – И она за все эти годы ничуть не изменилась. Даже лучше стала.

Катя машинально кивнула – да, старина, возможно, возможно… Итак, слова о том, что было «при Сталине», оказались последними. Или нет, совсем уже, как говорится, «вдогонку» Елистратов задал Краузе еще один вопрос: «А не припомните, в то лето перед убийствами… ничего подозрительного или странного не происходило в универмаге?»

Да, да, именно это он и спросил! Но интонация его оказалась самой обычной, и ничего он в этой своей фразе не подчеркивал, не выделял – будничный вопрос «на посошок».

– Ой, да разве сейчас вспомнишь… столько лет… Ничего, все было нормально до той ужасной июльской ночи. Хотя… знаете, это наше торговое, чисто внутреннее… мы даже в милицию не заявляли… Я не хотела поднимать шума, потому что коллектив… бросать тень на коллектив мне – директору… Понимаете, у нас время от времени начали происходить мелкие кражи… Мы сначала грешили на покупателей, но кражи были в тех местах, куда покупатели не заходят… Это всегда неприятно, понимаете… Мы с моим замом хотели сами разобраться, если надо – за руку поймать воришку… Но потом все прекратилось.

Ушла. В кабинете остался лишь тяжелый и пряный шлейф ее духов. Гущин ослабил галстук, расстегнул воротник сорочки. Наклонился, открыл кейс, извлек из него…

Катя ожидала уголовное дело – то самое, неуловимое и долгожданное, легендарное! Но в руках полковника – лишь тоненькая папка, а в ней два пожелтевших листочка.

– Вот и все, чем пока порадовал нас ненашенский архив, – усмехнулся Гущин. – Мадам Краузе…

Катя ослышалась или он правда сказал это тоном комиссара Мегрэ – мадам?..