Душегуб
Шрифт:
Голоса совсем близко. Мне пора. Полыхает могила моего друга. Он не останется неотмщёным.
Тим понял, что всё совсем плохо по нашим лицам в копоти и по отсутствию Харона. Его так и не смогли найти, тотчас же будут подключены все сотрудники, но я, зная вскольз этого поистинне неукротимого человека, слабо верю в успех.
Марк с Уолтером всё пересказали. Лицо Тима постепенно исчезало за шляпой, а сам он вовсю силился сделать вид, что ничего не случилось. Никудышному актёру никого не удалось обмануть, потому как
Он молчал, все молчали. Ситуация не та, где хоть что-то можно сказать. Мне в определённый момент стало абсолютно безразлично происходящее, словно его прикрыли занавеской.
В итоге Тим отправил Марка с Уолтером созвать жителей. Понадобились какие-то минуты, чтобы центральная площадь заполнилась, шериф выкатил к ним, остановился на пороге — его скромной трибуне. А затем начал:
— Жители Гавары, вчера ночью сотрудником полиции Марком Ферраном был выявлен убийца наших с вами детей, прозванный Душегубом. Им оказался Винсент Миасах, убивавший и прятавший трупы единственно для того, что впоследствии возвращать их тела за вознаграждение.
Толпа негодующе заворчала, подкормленная несвежей, в общем-то, новостью. Я же слушаю без интереса, сидя на подоконнике внутри участка. Мне еле видна спина оратора.
— Задержать его было невозможно, да и не было смысла сохранять жизнь такому ничтожеству! Винсент пал от рук Алиес Зунтер — первой, чей сын стал жертвой маньяка. К сожалению, женщина до того обезумела, что сама стала опасна… пришлось её устранить. Но мы будем вечно ей благодарны за помощь в уничтожении такой скверны, как Душегуб!
И собравшиеся дружно протянули возглас согласия.
— Больше двух месяцев мы не знали покоя, но теперь, ложась спать, каждый будет уверен за своих детей, за своих близких. Но не стоит забывать урок, который нам преподнёс Винсент Миасах: как бы ни было тяжело, какая бы ни душила нас нужда, ни за что нельзя опускаться так низко, как это сделал он! Нам нельзя превращаться в зверей!
Жители готовы выть от радости, готовы выкрикивать хвальбу своим героям, готовы встать в очередь, чтобы плюнуть на могилу Винчи. Она справа, если что…
А мне придётся мириться с мыслью, что именно тот невысокий юноша с внешностью старика лишил меня дяди. Когда ж вы там замолкнете?
Кривые яблони окружают тонкую тропинку, домик с крошечными окнами — Кейт решила провести последнюю ночь в Гаваре здесь, в месте, где росла, где становилась той, кого я теперь вижу.
Провожать она не просила, из гордости, видимо, да и в этом теперь нет смысла. Я сам навязался. Дорога вышла немой, хотя я всеми силами пытался подобрать веские слова. По состоянию Кейт трудно сказать, надо ли её подбодрить, утешить или просто оставить в покое. По-моему, ничего из перечисленного не вышло.
Ладно, кто похвастается, что умеет общаться с людьми? Сейчас таких ловкачей просто нет. Всё всем сказали лет семьдесят назад, нынче никому не хочется выслушивать старые бородатые истины.
А племянница Энгриля не из тех, кто в принципе любит слушать. Кого-то мне это
напоминает… я ещё дружил с этим парнем…Мы прошли в центральную комнату, Кейт с безразличием села за стол и уставилась в окно. Пару секунд я силился выдавить хоть что-нибудь, пусть выйдет даже сущий бред, но лишь молча протопал разводить огонь в камине. Одним чудом здесь всё инеем не покрылось.
Никто не ждал, но первой заговорила она:
— Марк?
— Да, Кейт, я слушаю.
— А Энгриль тебе когда-нибудь говорил о моих родителях?
Вопрос из той категории, которые услышать не ожидаешь, а услышав, судорожно решаешь, врать или уклониться от ответа. С неожиданности я спичку сломал. Полез за второй, ответить решил, как оно есть:
— Говорил, но не так много. Ещё просил тебе не рассказывать.
— И ты обещал? — дрогнул голос брюнетки.
— Ну, он не стал требовать моего обещания…
— Значит, ты можешь всё сказать.
Поддерживая слабый огонёк, я принялся придумывать пути к отступлению, если отступление в разговоре с Кейт вообще приемлемо. Она молчит, ждёт ответа. Наверняка будет настаивать, а потом ещё на день останется и продолжит настаивать…
— Раньше ты не хотела…
— Давай говори, нечего сопли разжёвывать, — с раздражением поторопила меня она.
В камине заполыхало, я раздобыл второй стул и сел рядом с Кейт. Как и всегда, она выглядит недовольной, раздражённой, но сегодня в глазах загорелся интерес. Я попытался вспомнить всё в мельчайших подробностях:
— Сестра Энгриля была в составе группы по поиску военной аппаратуры, средств связи… Это такие люди, которые бродят по континенту, ищут разные там бункеры, военные штабы, пробуют вернуть жизнь рациям, телефонам, чтоб связаться с… да с кем угодно, в общем-то.
— Зачем им это? — вставила вопрос Кейт.
— Так ведь у того, у кого есть связь, есть и электричество, и что поинтереснее. К тому же, эти энтузиасты верят, что существуют разные там колонии, полностью обустроенные, со всеми роскошами и удобствами… и что там найдётся место ещё паре десятков голодранцев. Надо только дозвониться… их все зовут бродячими радистами.
— И у матери что-то получилось?
— Если и да, то брата она посвящать не стала, — устало провёл я ладонью по лицу. — Зато нашёлся любящий муж, появилась ты… При первом же удобном случае она сбагрила тебя Энгрилю, потому что ты… ты мешалась. С тех пор неизвестно, где они с твоим отцом.
Девушка внимательно выслушала короткий и простой рассказ, возможно, не понимая, чего же его стоило скрывать. Покивав, она вдруг спросила:
— А как их звали?
— Что, прости?
— Как их звали?
— Энгриль тебе и этого не говорил? — недоумённо сконфузился я.
Кейт опустила глаза и покачала головой. Странный поступок старины Хасса…
— Так, — почесал я макушку, задирая лицо вверх, — отца твоего звали, кажется, Джеймс… точно, Джеймс Бри. А вот маму… хоть убей — не вспомню… на «Д» начинается… прости, не помню, а ведь имя красивое было…
Стыдно, что забыл, как мне показалось, самое главное. Вроде, вспомни — Кейт ничего больше и не надо. Девушка собралась погрустнеть, но тут же опустила брови, приняла знакомый вид, скрестила руки на груди.