Душегубы

— Небось отстегнул им маленько товарищ Сорокин, — ухмыльнулся Глава, — вот и все испарение…

— Отрабатывал этот вариант. Группы вели наблюдение независимо. Ребята даже не знали, что существует вторая команда. И потом они же фиксировали все на пленку. Со всех сторон. Не было никаких контактов между ними и Сорокиным.

— Неужели не зафиксировали хотя бы момент выезда их с дачи?

— Пленка зафиксировала. Камеры показали, что в 13.20 «бураны» и несколько ящиков со снаряжением были погружены в кузов «газели», а ровно в 13.30 вся группа выехала в неизвестном направлении. Но сами наблюдатели узнали об этом только вечером, когда кассеты просматривали.

— Ничего не понимаю! — произнес Глава, невзначай процитировав популярный мультфильм «Следствие ведут колобки».

— Аналогично, — ухмыльнулся Рындин, который этот мультик однажды видел. — Камеры работали, а наблюдатели смотрели в оптику. Но ни черта не увидели. Хотя группа Сорокина, судя по видеозаписи, практически не маскировалась. Спокойно открывали гараж, грузили снегоходы и ящики, не спеша садились в кузов. Выехали наружу, Сорокин вылез из кабины и запер за собой ворота на висячий замок, и лишь после этого «газель» уехала. И только когда один из бойцов углядел, что этот замок висит, то есть в 14.50, сообразили… Но было поздно. Д конечно, все это вызывает подозрения в адрес сотрудников, и мы еще ведем проверку по этому факту. Но вот последний случай. То есть с уходом Сорокина из окрестностей «Белой куропатки». Там местность наблюдалась с вертолета, было выставлено оцепление. И опять — бесследное исчезновение.

— Почему же, — возразил Иванцов, — там следы от «буранов» сохранились. В двух шагах мимо сотрудника проехал.

— В общем, товарищ Рындин, вам надо в своей системе порядок наводить, — резюмировал Глава. — Иначе мы все-таки составим у себя представление вашему директору, и пусть он решает вопрос о вашем служебном соответствии. По моему мнению, оно в лучшем случае неполное. Но Сорокин для вас — вопрос жизненно важный. Это вам надо запомнить накрепко. А все прочие авантюры — остановить. Ну, пожалуй, все, что хотел, — сказал. Спасибо, что пришли поздравить, дорогие гости, но не надоели ли вам хозяева?

Идти из гостей было недалеко. Всего лишь метров двести по мокрому асфальту улиц закрытого дачного поселка до жилища Иванцова и немного подальше — до Рындина. Дамы ушли вперед, потому что Андрей Ильич с Виктором Семеновичем, едва распрощавшись с хозяином и пожелав ему долгих лет жизни, продолжили беседу.

— Кто тебя за язык потянул? — проворчал Рындин. — «Мимо сотрудника в двух шагах…» Зачем лез?

— Ну, ты же сам начал ему про все эти чудеса Сарториуса рассказывать…

— Что я начал, то я начал. То, как ты сказал, выглядело очень мерзко. Мол, Рындин, сукин сын, выпустил Сорокина.

— Да что ты! И в мыслях такого не было.

— Жалко, что не могу в твои мысли посмотреть, небось иного интересного нашел бы… Я ведь тоже мог, например, упомянуть, что ты на место нападения приехал вместе с Соловьевым и иными, ныне покойными, но ведь не сказал. А Чудо-юдо об этом узнал бы в два счета.

— Не надо обострять, Андрей Ильич, нам, по-моему, как никогда, надо друг за друга держаться. Ведь это Глава считает, что так просто притормозить, когда все уже разогналось.

— Ну, тут ты прав. Остановиться сейчас, когда у многих апатиты разгорелись, сложно. Правда, большую часть публики можно уговорить. Кого-то проще, кого-то сложнее, но можно. Кочеткова, Прокудина, младшего Сорокина отбой даже обрадует. Если пообещать, что они останутся в статус-кво. Хуже с Фролом, Ромой и другими к ним примкнувшими. Эти явно хотели подняться и вырасти. А самое страшное — Чудо-юдо. У него планы покруче. Сейчас, как я понял, у него большие неприятности в Москве. Из-за Цезаря и Жеки, которых кто-то замочил и сейчас ему предъявлен настоящий ультиматум, который может вызвать большую войнушку.

— С применением танков, артиллерии и авиации? — пошутил Иванцов.

— Не исключено, что и такую, — хмыкнул Рындин. — Хотя скорее всего обойдется несколькими десятками трупов в разных городах России и всяких там зарубежьев. Подставками, арестами, банкротствами и компроматами тоже повоюют. Но стрельба будет. Разные мелкие ребятишки по приказу своих ближних паханчиков будут подкладывать бомбы в автомобили и расстреливать себе подобных в подъездах, расшибать витрины и грабить банки, поджигать дачи и квартиры. Наверно, некоторым из них будет известно о ближних целях и задачах, но общего плана этой войны никто знать не будет, кроме самых верхних господ из антибариновской коалиции и его самого со сподвижниками.

— А мы где будем, на каком уровне?

— Боюсь, что можем и на подземном очутиться. Ведь в таких войнах начинают с отстрела тех, кто состоит в том же клане, но может пригодиться противнику. А мы, к сожалению, могли бы пригодиться тем, кто жаждет пощипать Чудо-юду. Поэтому, если дело дойдет до заварухи, нам надо будет о гробах и белых тапках заботиться. А если мы попробуем сунуться к Чудо-юде с предложением свернуть наши планы в трубочку, то он нас уничтожит еще раньше. Не дожидаясь войны. Тем более что Соловьев вот-вот может рассказать кому-то о том, как мы подставили Степу. А Степа — это представитель настоящего, традиционного, блатного мира. Там свои законы и понятия блюдут строго.

— Все это, Ильич, очень неприятно. Действительно, придется повертеться… — У тебя есть какие-то наметки? Может, обсудим?

— Смысл есть.

Но тут выяснилось, что уже дошли до дома Иванцова. Рындина болтала у ворот с Ольгой Михайловной. Рассказывала с том, как куличи печь, хотя до Пасхи было еще порядочно, продолжался Великий пост, и по всем православным канонам оба семейства немало нагрешили, оскоромившись на дне рождения Главы.

Зашли к Иванцовым. Дамы опять занялись кулинарным разговорами, а мужчины, прихватив бутылочку, взялись беседовать в кабинете Виктора Семеновича.

— Давай, Ильич, для начала все расставим на позиции. Что для нас главное и насущное?

— Выжить, — кратко сказал Рындин, залпом осушая рюмку.

— И усидеть на местах, — добавил прокурор, — потому что без мест — мы никто. С нами кто угодно сведет счеты. И никто не заступится, потому что от нас без наших должностей никакой пользы уже не будет.

— Согласен, — кивнул Андрей Ильич, — хотя у нас кое-какие связи, может, и останутся, но в целом ты прав.

— Теперь определимся насчет наиболее опасных направлений. То есть тех, с которых быстрее всего можно получить удар. Рындин улыбнулся, покачал головой.

— Не определишь! Ударить могут откуда угодно. Подставят тебя или меня под служебное расследование в родных ведомствах — удар?

— Безусловно. Но кто его может нанести? Глава? Нет. Не будет он в родной губернии большой шухер устраивать, тем более сейчас. И те, наверху, тоже не возьмутся сейчас ворошить грязное белье. Нет выгоды.

— Ты обрати внимание на то, что Глава говорил: останусь при любом итоге. Значит, чем-то умаслил и оппозицию.

— Оппозиция, Андрей Ильич, по-моему, и не собирается за власть бороться. Нет резона. Брать на себя все эти авгиевы конюшни? Сейчас? Когда народ волком воет? Ведь месяц поликуют, а через два опять начнут коммунистов лаять. Прессе и ТВ рот не заткнешь, не то время. А если взяться за добывание денег для народа, то свои можно растерять… Нет, они подождут.

— Может быть… Значит, ты считаешь, что скандал по официальной линии нам не грозит?

— Думаю, да. У нас есть два опасных направления: Соловьев, ради спокойствия и жадности которого нам предлагают убрать Сарториуса, а также Чудо-юдо со своими объектами у Фрола. Другие сложности тоже могут возникнуть, но эти главные.

— Можно согласиться. За Соловьевым стоят те, кто прокладывал дорожку Сноукрофту и Резнику, то есть враги Чудо-юда. Сарториус — враг Чудо-юда, но Соловьеву неохота с ним рассчитываться. Во всяком случае деньгами.