Душехранитель

— И то правда! Ладонька! Как назвать?

Та показала знаком, что хочет что-то написать. Николай вложил ей в пальцы карандаш, протянул который уж по счету блокнотик. Так они пока и общались, медленно осваивая сложный язык глухонемых.

— Я балдею с этих русских! — усмехнулась Марго.

Рената, удерживая сверток у груди, неловко накарябала на листочке имя.

— Примерно так я и предполагал, — нейтрально заметил Ник и подал записку Рите.

— В честь Александра Палыча, что ли? — спросила та.

Гроссман кашлянул и отвернулся в окно.

— Ладно, сегодня у меня не получится, а завтра съездим, назовем, — сказала Голубева, обращаясь к нему. — С вас — бутылка «Мартини», между прочим.

— Ладно. Сашка так Сашка. Ренатка, дай хоть подержать.

Она лукаво прищурилась. Николай понял намек, но все равно наклонился к ней с нерешительностью. Рената подставила губы для поцелуя и лишь потом отдала «конверт».

— Ты хоть похныкай для приличия, молчаливый наш Алексашка!

Ребенок явно подумал. Повел взглядом по потолку машины. И двинул одним краешком рта. Получилось очень похоже на краткую улыбку, и на бархатистой щечке в тот момент проступила ямочка.

Николай и Рената расхохотались, а Марго раздосадовано переспрашивала о том, что же она пропустила.

Мальчик не проронил ни звука за весь день. Он был живым, активным, но хныкать даже не собирался. Гроссман призадумался, не является ли это первым «звоночком» отклонения от нормы. Когда же Маргарита уехала домой, малыш и подавно заснул. Проводив гостью, Николай обнаружил Ренату стоящей на балконе и смотрящей на вечерний город.

— Все хорошо? — спросил он.

Рената кивнула, но не оглянулась. Он взял ее за плечи, притянул к себе. Так они постояли: он — сзади, она — прижавшись к нему спиной. Как всегда, в безмолвии.

Лишь глубокой ночью Николай проснулся и увидел, что жена, положив рядом с собой сына, гладит его маленькие пальчики и тихо плачет. Ник вздохнул и сделал вид, что не видел этого, притворился спящим. Однако сон не шел к нему еще очень долго. И все это время Рената плакала — без всхлипываний, без малейших звуков. А малыш смотрел на нее задумчивыми серыми глазками…

* * *

Дмитрий Аксенов не собирался в этот вечер приезжать в «Горный цветок», но почему-то повернул руль и поехал не по той дороге. Лишь оказавшись в клубе, он удивился, зачем это сделал.

В спортзале царила странная обстановка. Дмитрий сразу ощутил: что-то здесь нечисто. Слишком много энергии, причем сконцентрированной локально, вокруг группы «его» ребят. Здесь царил подъем, слышался смех.

— Привет, Дмитрий! — из раздевалки вышел Володя-Афганец.

Дмитрий рассеянно протянул ему руку и только тут заметил: душой скучковавшейся возле тренажеров компании был этот размазня, «контуженный в голову» Ромальцев.

— О, Димыч! Здоров! — Самурай тоже заметил появление Аксенова. — По делу, али так?

Дмитрий повертел кистью, для важности неопределенно выражая: мол, «серединка на половинку». Не сознаваться же, что сам не знает, зачем его сюда принесла нелегкая…

Влад кивнул смеющемуся Хусейну и мягкой поступью хищника скользнул навстречу Дмитрию. Аксенов оторопел: вместо вечно сутулившегося безвольного Ромахи он увидел уверенного, прямого, как струна, человека с упругой походкой и проникающим в самую душу взглядом. Дмитрий никогда прежде не обращал внимания на цвет глаз у людей, а тут заметил. У Влада они были ярко-синими. Первым делом заметил! Удивительно…

И еще более удивительно, что носителем энергии, замеченной Аксеновым с момента прихода в зал, и являлся Ромальцев.

Холодный, «сканирующий» взгляд, чуть исподлобья. Правда, угрозы от него Дмитрий не почувствовал.

Только потом Влад заговорил:

— Приветствую. Знал, что заглянешь.

Рукопожатие — жесткое, даже властное, но на равных: Ромальцев не давил, не «накрывал» своей ладонью руку приятеля. Хорошее рукопожатие. Однако — не Ромахино. Раньше Влад подавал руку вяло, почти по-женски. С видом то ли одолжения, то ли подчиненности. Скорее, первое. Для того чтобы подчиняться кому-то, он был слишком не от мира сего. Равнодушен был прежний Влад. Что-то изменилось. Что-то в корне изменилось…

Все это пронеслось в голове Дмитрия мгновенно. Он не успел осознать, не успел спросить, отчего же это Ромальцев был так уверен, что он, Дмитрий, завернет в «Горный цветок», если тот сам еще четверть часа назад и не помышлял об этом. А Влад уже отошел в сторону. Он, как и остальные ребята, был в кимоно, которое сидело на нем безукоризненно. Влад словно родился для того, чтобы носить кимоно, так подумалось Аксенову. И китайцы с японцами не будут выглядеть в своей национальной одежде более органично, чем Ромаха.

— Ну поехали, раз надумал, — сказал Влад усмехающемуся Косте-Самураю и кивнул на татами.

Ребята оживились. Впрочем, и не только они. На такое зрелище стали собираться посетители со стороны, тренировавшиеся в этом же зале. Самурая здесь знали хорошо. Даже слишком хорошо.

«Понял! — сообразил Аксенов. — Контуженный совсем рехнулся. Ну-ну, может, Костя вправит ему вывернутые мозги»…

Все «болели» за Ромаху, который заведомо проиграл. Проиграл, еще не начав бой.

Влад покачнул головой, разминая мышцы шеи. Самурай почти сочувствующе следил за его приготовлениями.

— Начали! — по привычке приказал Володя-Афганец, который обычно был членом судейской коллегии на соревнованиях.

Самурай выждал пару секунд, предоставляя слабому первый ход, и, когда того не последовало, сделал бросок. Он уже решил немного поддаться противнику. Для зрелищности, а то будет совсем неинтересно. Вон ведь сколько народа собралось, надо и на публику сыграть.

Влад прыгнул ему навстречу, неуловимым кошачьим движением извернулся в воздухе и, на лету, еще не приземлившись, ткнул Самурая в шею. Тот едва успел уклониться, иначе удар был бы парализующим. «Ого! — мелькнуло у Кости. — В «точку» метил!»

Ромальцев уже прокатился по татами и вскочил на ноги, а успевший вернуться для ответного удара Самурай приземлился на пустое место.

Девчонки с айкидо подняли восторженный визг. Дмитрий качнул головой: конечно, Ромаха ведь такой «лапочка», от него бабы и так без ума, а тут еще и от Самурая, как тот колобок, уйти сумел.

Ребята не успели ни удивиться, ни восхититься. Это Аксенов, не обученный восточным единоборствам, рассеивал внимание, наблюдая за всем залом сразу. Остальные следили за ходом действия. А оно было коротким. Разъярившись после второй промашки и поняв, что пора начинать биться всерьез, Самурай резко изменил тактику и стиль. Оба они одновременно выхватили из-за поясов нунчаки.