Два дня до солнца

Судорожно вспоминаю, что там написано. Склеп был, герой тоже, кнут… Но короны точно не было.

Моё молчание Игорёху явно настораживает.

– Антон?
– Его голос странно звучит.
– Всё в порядке?

– Кажется, я заработался, - бормочу под нос, параллельно пытаясь найти в почте письмо, отправленное ему.

Расцвеченный рекламой и списками писем экран скалится сине-белым ртом.

Нет письма. Нет.

Не теряюсь, тут же переключаюсь на телеграм. Мог туда кинуть файл, бывает, что изменяю своему занудному распорядку и скидываю материалы художнику в мессенджер. Кручу колесико, как ненормальный. В какой-то момент даже начинает болеть палец.

– Скинь номер карты, - говорю Игорю, - переведу деньги.

– Антон, ты…

– Всё нормально, я просто переработал. Ой, чайник! Я тебе напишу!

Он не успевает ничего сказать, как я сбрасываю связь. Разумеется, чайник - лишь отмазка. Просто понимать, что человек ждёт от тебя ответа, но ты не можешь его дать…

Я давно научился держать себя в руках. Прежде чем налетать на собеседника с криком, что он сделал что-то не так, стараюсь перепроверить: а сам-то я нигде не ошибся?

Чем больше я прокручиваю переписку, тем большее понимаю: происходит какая-то чертовщина. Нигде нет этого проклятого ТЗ. Только обсуждение, что…

Шут: там должна быть корона, с тремя камнями. Я тебе скинул референсы.

Игорь: окей, друже, будет тебе корона. Хоть с четырьмя.

Я сглатываю.

Говорил. Я говорил ему про корону.

Откидываюсь на спинку. Тело окутывает какая-то мерзкая слабость. В голову лезут всякие мысли, почти все - нехорошие.

У меня начались проблемы? Почему я ничего не помню?

Настолько заработался? Или и правда что-то происходит с мозгом?

Перед мысленным взором появляется лицо Ярасланова, который смотрит с мягким укором. Что ж вы, господин Шуткач, вытворяете? Вон моих персонажей как убивают… ваши.

Запускаю пальцы в волосы. В голове пусто. Сейчас бы услышал мой редактор Ян, с которым тоже познакомились на Автор.Тудей, - неприлично бы хохотнул: «В этой голове частенько пусто, ты не замечал?»

Я шумно выдыхаю. Снова смотрю на обложку.

Может, всё не так плохо, а я себя накрутил до идиотизма? Бывает же, что что-то забываешь. Это естественно, мозг не может хранить всю информацию.

Временами даже напишешь сцену, а потом вспоминаешь, что хотел сделать всё иначе.

– Надо прогуляться, - произношу вслух, словно пытаясь прорвать тишину, липкую и вязкую, отвратительно сковывающую по рукам и ногам.

Кот озадаченно моргает жёлтыми глазами, глядя, как я натягиваю уличные джинсы, накидываю куртку, засовываю в карман наушники. Ничто не прочищает голову, как музыка, которая отрезает тебя от окружающего мира. Музыка и возможность побыть наедине с собой. И неважно, что рядом люди.

– Фроня, ты в доме за главного!
– Крикнув это, я выхожу из квартиры.

Щелкает замок, и я едва не сталкиваюсь на лестнице с Сергеем Панкратьевичем. Приятный вполне себе мужчина среднего возраста. Такой… круглый-круглый, часто улыбается в пшеничные усы. И глаза лучатся теплом, будто собрали все лучи херсонского солнца. Фамилия у него подходящая - Кавун. Арбуз, то есть. Он на него и похож.

– Доброго вечера, Антон, - приветствует меня он, нажимая на кнопку звонка своей квартиры.

Там его ждет Анна Назаровна - черноволосая статная красавица, такая… прекрасная в своей классической красоте. Чорні брови, карі очі… Они совершенно не похожи с Кавуном, но живут душа в душу.

– Доброго, Сергей Панкратьевич, - киваю я.

– Как ваш Фронечка?

Всегда у него эти уменьшительно-ласкательные обращения к животным. Любит их. Но вот дома почему-то никого не держит.

– Барин изволят отдыхать, - отшучиваюсь я.

Сергей Панкратьевич посмеивается:

– Ах, проказник. Ну ты заводи его к нам, ему же нравится в гостях.

Я киваю. И правда нравится, тут не поспоришь.

Уже спускаюсь по лестнице, как вдогонку летит:

– Там дождь собирается, Антон.

– Понял!
– отзываюсь я, ускоряя шаг.

Теперь бы проскочить до дождя. Вымокнуть - та ещё радость. Даже не включаюсь, что по прогнозу обещали ясную погоду.

На часах девять вечера.

На улице свежо, тьма мягко обволакивает со всех сторон, протягивает невидимые руки. Пошли-ка, Шуткач, с нами, погуляем. Ты поделишься своими бедами, я - своими.

Во дворе ещё сидят подростки, да и компания постарше через несколько скамеек. Я пересекаю двор, ныряю в пролет между подъездами.

Дом находится рядом с речным портом, поэтому достаточно пройти совсем немного - и показывается круг, где разворачивается транспорт, а дальше он - речной вокзал.

Район старый, порт появился одновременно с городом. Поэтому каждый раз, когда людей на улицах становится меньше, а часовая стрелка приближается к ночи, можно почувствовать, как дышат дома и перешептываются дороги.

Фантазия? Безусловно. Но не нужно быть писателем, чтобы почувствовать это.

Есть то, чего мы никогда не увидим, а эти места - видели. И слышали, вбирая в себя каждое дыхание горожан, каждое слово, каждый стук колес - повозок или машин - неважно.

Я вдыхаю вечерний воздух полной грудью. Паника, накрывшая в квартире, потихоньку отступает. Сверху смотрят изогнутый лук молодого месяца и хоровод ярких звёзд. На дождь нет и намека. Может, Кавун что-то перепутал?

Дорога идёт вниз, спуск не крутой, но в то же время стремительный, так что лучше смотреть под ноги. Сейчас-то хорошо, а в гололёд совсем не сладко.

Мимо проходит влюбленная парочка, держатся за руки. Романтики, поди. Смотрели на ночную Кошевую.

Я дохожу до круга, тут пооживленнее, есть и несколько магазинчиков, где часто люди. Захожу в один из них, чтобы взять кофе. Кажется, за сегодня я распоясался, надо уменьшить его потребление, а то скоро польется из ушей. Но у реки всегда прохладно.

Бумажный стаканчик приятно обжигает пальцы, аромат кружит голову, и как-то сразу становится теплее.

Преодолев нужное расстояние, оказываюсь у внушительных перил. Если на них облокотиться, можно долго-долго всматриваться в черную воду, где тонут золотые кругляши света, отражающиеся от корабельных огней.